— Сомневаюсь, что еще способен на это, — ответил он.

— Тогда почему… — Вогт потерял осторожность.

— Нет, — со злобой прервал его Я.

Он походил на лопасти, которые вращались даже без ветра — и без необходимости, ведь молоть мельнице было нечего.

— У меня есть предположение о том, кого ты называешь «Ты», — сказал Вогт. — Мельница навела меня на мысль. Как он называл себя — «Я»?

Наёмница нахмурилась. Вогт ходил по очень тонкому льду. Стоит ли провоцировать того, кто схватил их и обездвижил? А с другой стороны — куда уж хуже?

— Замолчи, — с затравленной злобой потребовал Я, наконец-то обратившись к Вогту напрямую. — Я не понимаю, о чем ты.

— Ты понимаешь, — уверенно возразил Вогт. — Тебя терзает ощущение тщетности. Мне это известно — потому что меня оно тоже терзает. Так и ввинчивается. Так и зудит.

Не понимая их странного разговора, Наёмница ощущала еще большую беспомощность, чем прежде.

— Не нужно…

— Замолчи! — вскрикнул Я. — Я должен продолжать! Должен!

— Разумеется, — усмехнулся Вогтоус. — А лопасти должны вращаться. Ты понимаешь, что это бессмысленно, и понимаешь, что поступаешь плохо. Ты не намеревался убивать всех этих людей — но они в любом случае погибли, никто не вышел живым из твоего туманного мирка. Здесь не предусмотрено выхода — ведь ты воспринимаешь свою ситуацию как абсолютно безвыходную. Даже если это не так.

— Ты не знаешь, как я оцениваю ситуацию.

Вогт послал ему сочувственную улыбку и напомнил:

— Я слышу твои мысли.

Я вздрогнул.

— Как тебе это удается?

Вогт пожал плечами.

— Полагаю, когда-то ты очень хотел, чтобы люди тебя услышали. Казалось бы, ты убил это желание, окончательно запершись в себе… но в действительности оно никогда не угасало полностью. Здесь, в твоем мире, оно воплотилось в реальность, и люди действительно обрели способность слышать тебя. Вот только они слишком сосредоточены на себе, чтобы это заметить.

— Мне не нужны люди.

— Каждый человек нуждается в других людях, — объяснил Вогт. — Мы так устроены. Даже если мы настолько повреждены, что не способны установить с кем-либо связь, мы продолжаем ощущать потребность. Неутоленная, она причиняет нам страдание. Заставляет нас совершать странные, не соответствующие нормальной логике поступки.

— Замолчи!

Он закрывается, ощутила Наёмница, вот-вот захлопнется навсегда. Вогтоус заговорил торопливо:

— Я знаю, как убежать отсюда. Останови эту мельницу. Откажись от своих порочных намерений. И тогда дверь на выход распахнется прямо перед тобой. Ты — мы все — сможем уйти.

— Нет. Я должен вернуть его. Быть с ним, здесь.

— С ним — и с нечистой совестью, — заявил Вогт. — Я знал человека, который считал, что все гнусные вещи, что он сделал потом, доказывают правоту тех, кто поступал с ним гнусно ранее. Это неправильно, жестоко и нарушает причинно-следственную связь. Но неверно и обратное: оправдывать все, что ты делаешь, тем, что произошло с тобой в прошлом.

— Люди плохие, злые. Они изувечили меня, и после этого я не обязан беречь их.

— Да, кто-то причинил тебе зло и, может быть, заслуживает мести, — возразил Вогт. — Но те, кто страдают здесь, в этом мутном мирке, непричастны к событиям твоего прошлого. Они всего лишь незнакомцы, по чистому невезению угодившие в твою ловушку. А затем ты сломал их, чтобы извлечь единственную нужную тебе детальку. Но ты поступаешь жестоко не только с другими, но и с самим собой. Ты тоже жертва. Твои изувеченные тела разбросаны здесь повсюду.

— С собой я могу поступать как вздумается — это не преступление. Что касается прочих… Я всегда был ничем для них, и они тоже для меня — ничто. Только он любил меня, только он заботился обо мне. Ему я отдам все. Любовь и боль толкают меня на мои поступки. Так какой я? Чудовище ли я? Или же оправдан моими чувствами? Вы двое, сможете ли вы понять меня, пожалеть меня? Раньше я считал: в мире есть добро и зло, белое и черное; я никогда не уподоблюсь тем, кого ненавидел. Но теперь границы растворились, все смешалось. В мире больше нет черного и белого, остался лишь серый. Только серый. Мой мир не ужасен, нет, он просто такой, каков настоящий.

Вогт замотал головой.

— Что ты знаешь о настоящем мире? Ты никогда не видел его своими закрытыми от ужаса глазами. Все, что пробивалось к тебе снаружи, — это удары и угрозы. Просто посмотри вокруг. Что ты увидишь? Созданный тобою мирок пуст, Я. Здесь нет животных, нет растений. Все его несчастные обитатели — это твои пленники, от которых ты вынужден прятаться. Блеклый безлюдный образ твоей родной деревни, твой ненавистный дом, который ты не можешь забыть, потому что он выжжен в твоей памяти. Мельница, лопасти которой постоянно вращаются, так же как твое страдание никогда не останавливается. И туман, скрывающий зияющие пустоты твоего незнания… Твое спасение — во внешнем мире. Оно всегда находилось только там.

— Замолчи! — вскрикнул Я, закрывая уши руками, но голос Вогта продолжил терзать его слух и разум:

— Я не на твоей стороне, но я не твой враг. Я хотел бы, чтобы ты увидел что-нибудь и кого-нибудь кроме себя — и тогда я стану твоим другом. Но пока ты заперт, я остаюсь человеком, стоящим перед заколоченным изнутри домом.

— Мне никто не нужен, у меня есть Ты! — измученный спором, Я склонился над кроватью и коснулся лицом руки, прикрытой белой тканью.

— Он лишь усугубил твою проблему. Ты и он — как жернова, которые стирают друг друга при трении, потому что между вами нет ничего, что могло бы сохранить необходимую дистанцию. Вы слишком близки. В конечном итоге вы одно, а не двое. Тебе казалось: ты можешь поделиться с ним своей болью, и тогда тебе станет легче. Но когда вы одно целое, делись не делись, а вся твоя боль остается с тобой.

— Вогт, — напряженным тоном произнесла Наёмница, — кажется, тебе лучше… помолчать! — на последнем слове она перешла к пронзительному взвизгу.

Вогт скосил на нее глаза и побледнел от ужаса. Клинок выдвинулся из стены возле самой шеи Наёмницы, обжег ее кожу острым краем. Наёмница почувствовала, как другое лезвие, холодное и страшное, поднимается из пола, скользя меж ее коленями.

— Не расстраивай его! — прошептала она жутким шепотом. — Они появляются из-за этого.

Наёмница была права. Острия продолжали подниматься из пола, выпячивались из стен, прорезая отсыревшую древесину легко, как масло. Я словно бы не замечал их. Сейчас, протиснувшись сквозь сверкающий круг, он направлялся к бродягам, с привычным безразличием ступая босыми ногами меж прорастающих из пола клинков. Лицо лишено эмоций. Пустой взгляд, сосредоточенный на себе. В движениях ощущается настороженность, хотя единственное, что могло ему угрожать со стороны пленников, так только очередной поток красноречия Вогта. Однако Вогт молчал, удрученный продолжающимся появлением клинков — одно показалось возле его щеки, следующее прошло чуть ли не сквозь его драгоценную Наёмницу.

— Эй, — Наёмница облизала сухие губы. — Эй, сумасшедший, — она попыталась выглядеть если не бесшабашной, то хотя бы менее испуганной, — что ты намерен делать?

— Заберу кое-что. Это не больно.

Он что же, пытается их успокоить, одновременно разрушая? Странный… Когда он навис над нею, Наёмница всмотрелась в его лицо, уже не пряча страх. Вблизи она могла различить морщины, пересекающие лоб, перерезающие переносицу — как будто выражение страдания никогда не стиралось полностью. На секунду в Наёмнице поднялось неуместное в данной ситуации сострадание, но затем все затмил шок осознания.

Этот человек был ей знаком.

Пораженная, Наёмница даже дышать перестала и, вскоре начав задыхаться, с шумом втянула в себя воздух. Она определенно видела это лицо раньше… но вот когда? Не удавалось вспомнить. Быть может, раньше, в той части ее жизни, что оказалась полностью потерянной… Впрочем, в устремленных на нее серых, как пыль, глазах не вспыхнуло и искры взаимного узнавания. Его ресницы были такими же длинными, как ресницы Вогта. Наёмница попыталась представить его лицо без отчужденности, без морщин отчаянья и плача — всех этих уродливых отметин, нанесенных внешним миром. Снова ее захлестнула волна сочувствия, сожаления, что он стал таким, как есть. Безнадежно испорчен, никогда не разовьется в настоящего себя. Все ее злость и неприязнь развеялись как дым. Наёмница поняла своего врага.