— Очень хорошо, Мария.

— К госпоже приходили сегодня с утра, — продолжила она.

— Очередной посетитель?

— Да и какой! Честимир оказал вам, честь и хотел вас видеть!

— О! — только и смогла произнести Есения.

— Он просил его известить, когда вы проснётесь.

— Ох! У меня на десять посетитель, а потом, конечно, пусть приходит, я его жду, — немного покраснев, ответила она женщине.

— Хорошо, я тогда пошлю местного мальчишку в нашу Харчевню. Господин будет там ждать.

— Обязательно, Мария.

На такой радостной ноте, Есения напевая под нос песенку, заплела волосы в косы, быстро умылась, оделась и позавтракала. Ей так хотелось поскорее разделаться со всеми делами, чтобы встретиться с Честимиром, хотя только вчера вечером он признался ей в любви, но она уже по нему соскучилась.

К десяти часам открылась дверь её кабинета и на пороге Есения увидела Джатина. Мужчина был в чёрном камзоле, бархатных штанах и его сапфир, приколотый к галстуку, ярко блеснул в полумраке комнаты.

У девушки захватило дыхание. Хорошо, что на ней была маска, иначе весь спектр чувств отразился бы на её лице! Уж ни как она не ожидала увидеть этого мужчину, того, с кем она переспала, когда жила в Публичном доме!

Сначала она хотела выскочить из- за стола, за которым чинно сидела, и убежать из комнаты, затем она вдруг решила позвать привратницу и попросить вывести Джатина из её кабинета, отказав ему в приёме, но потом вдруг на неё навалился ступор и Есения осталась сидеть на месте, там, где и была. Она мочала. Джатин тоже.

Но Джатин молчал не от того, что узнал женщину в маске, с которой он переспал, сей факт у него давно уже был забыт, просто он был очень удивлён таинственностью и женщиной в шикарном платье цвета спелой вишни с ажурной маской на всё лицо.

Сам по себе Джатин был робок перед женщинами, а тут вдруг такое перед ним сидит. Прийти на приём к утешительнице, как уже пошла молва о Есении, его принудила вновь ситуация с его женой Анакой. А кому душу излить? Не идти же вновь в Публичный дом. В прошлый раз он так оробел, что воспоминания болью отразились в его душе.

— Проходите, присаживайтесь, — услышала Есения свой голос, но как будто чужой.

Он был официально холоден. Лабрадия находился рядом в невидимом состоянии и сидел на краю стола, всё так же болтая своими тонкими ножками. Эта ситуация его забавляла, но только не Есению. Она вся взмокла от волнения.

Но Джатин не узнал её, более того, он сам хотел уйти, однако её приглашение «пройти, присесть», немного взбодрило его.

Он подошёл к креслу и осторожно сел в него.

— Ну? Чего же, вы? — она постаралась улыбнуться.

Маска скрыла от Джатина её нерешительную улыбку, а дрожащие руки она спрятала под стол.

— Дело в том, что я хотел с вами посоветоваться, но прошу, вас, всё, что я здесь расскажу вам, пусть останется в секрете. Ведь я хорошо заплачу за это.

— Не переживайте, вы, так, — снова услышала Есения свой холодный голос, как будто не её, — то, о чём говорится в этих стенах здесь же и остаётся.

Приободрённый её словами, Джатин улыбнулся.

— Меня третирует моя жена, Анака, — вновь жалобно начал он, — сил никаких больше нет, так жить! Я уж думал, может мне покончить с этой жизнью! Всё равно спасу никакого!

— Зачем же так? Не нужно переживать, — Есения разговаривала с ним и понимала, что это не она говорит, а Лабрадия вставляет слова в её речь, — у меня для вас есть хорошее предложение.

Джатин широко открыл глаза и, вцепившись руками в столешницу, чуть ли не прокричал.

— Какое?! Умоляю, не томите, скажите, иначе сил нет, так жить!

— Спокойнее, господин, спокойнее, — тихо произнесла Есения и погладила своей рукой по его холодным рукам, — в Публичном доме есть одна особа, мечтающая выйти удачно замуж. Её требования не высоки: достойный, богатый, спокойный, умный мужчина, вот её желание. С её же стороны нежность, покорность, любвеобильность она гарантирует и невмешательство в его дела.

— Но я же женат! — в отчаянье вскричал Джатин.

— Ну, и что?! Кто вам мешает быть женатым, но только на бумаге, а самому тем временем… — Есения подмигнула Джатину.

«Боги, — подумала она про себя, — я какая- то сводница стала. Что я делаю?!»

А вслух продолжила.

— А самому тем временем жить с той, которая будет вас уважать, любить и почитать, как мужа своего, — завершила она свою речь.

— Кто же эта богиня? — удивился Джатин.

— Она называет себя Мадонной, — ответила Есения, — вы можете её найти в Публичном доме и познакомиться поближе. Я вас не заставляю сразу вскочить к ней в постель, можно для начала приударить немного. Пригласить её на концерт, покатать на лодочке, в общем, вы мужчина видный, умный, состоятельный, сами найдёте, что предложить даме.

— Думаете, у меня получится? — на него было жалко смотреть.

Лабрадия закатило глазки, но этого никто не видел, потому, как и его самого никто из присутствующих людей тоже. Оно продолжило вещать через Есению.

— Конечно, получится, — утвердительно кивнула головой Есения, — я даже более вам скажу, вот сегодня же вечером и идите.

— Сегодня? — с сомнением спросил он.

— Да, сегодня. Сегодня очень благоприятный для вас день. Не переживайте, у вас всё получится.

Через тридцать минут Джатин, окрылённый надеждой, вышел из дверей дома, даже не заметил Честимира, с которым чуть не столкнулся возле порога. Он его не видел, потому, как весь был в своих размышлениях по поводу того, что сказала ему эта женщина, однако Честимир его увидел, узнал и нахмурился.

— Любимая, что этот человек у тебя делал? — был первым его вопрос, как только он зашёл в кабинет к Есении.

Она прильнула к нему, поцеловала и лишь потом, удивлённо спросила.

— Какой?

— Вот сейчас вышел в чёрном камзоле, — пояснил он.

— А, Джатин, — безразлично сказала она, чем ещё больше вызвала недовольство Честимира, — это посетитель, который сегодня был у меня записан на десять часов утра.

— И что этому посетителю надо было от тебя? — Честимир продолжал хмуриться, а пояснение Есении совсем его не успокоило.

— Он просил утешения, — ответила она.

— Какого такого утешения? — ревность болью отразилась на его лице.

Есения увидев злое, недовольное лицо своего возлюбленного, улыбнулась.

— Ты, ревнуешь?

— Да.

— Этот мужчина хотел любви, но я такие услуги не предоставляю, — поспешно добавила она, — поэтому я направила его в то место, где это возможно получить.

— Мне этот господин совсем не нравится.

— Честимир и мне тоже, — она облегчённо вздохнула.

— Сегодня я намерен быть с тобою весь день, — сказал он, снова обнимая её за талию, — чтобы всякие подозрительные типы не просили у тебя утешения.

— Но дорогой, этим я зарабатываю себе на жизнь. Я разговариваю с посетителями, они со мною, делятся своими горестями, бедами, а я как могу добрым словом, советом помогаю им обрести уверенность в себе.

— Да, это всё хорошо, конечно, — Честимир поцеловал Есению, — однако надо найти тебе какое- то другое занятие. Эти люди… — он запнулся, — эти люди мне неприятны, потому, что они заставляют тебя выслушивать свои стенания. — Кто- то же должен заниматься этим, — уже с сомнением произнесла она.

Тут в своём ухе она услышала настойчивый шёпот Лабрадии: «Скажи ему про воздуховодную трубу».

Это прозвучало так громко, что Есения дёрнулась и, забывшись вслух сказала.

— Я сама знаю, что говорить!

— Клариса, что с тобой? — Честимир смотрел на молодую женщину, не понимая, кому она сейчас адресовала эти слова.

— Это мысли вслух, — смутилась она, — иногда я так делаю, но очень редко, — ей было неловко перед ним и она разозлилась на Лабрадию из- за того, что он не вовремя ей напомнил.

«Скажи ему, — снова пронеслось у неё возле уха».

Есения вздохнула.

— Честимир, пройдём в мою комнату. Я попрошу привратницу принести нам чай и печенье.