Насколько она помнила, когда мать её делала духи, всегда добавляла спирт, чтобы запах держался лучше, а благовония становились ярче для обоняния.

Смочив салфетку духами, Есения подошла к кровати и заглянула под одеяло. Лабрадия судорожно дышал.

— Будет немного больно, — сказала она ему, — но уж ты потерпи. Надо обработать твою ранку, а кроме духов у меня ничего нет.

Лабрадия медленно кивнул головой, а Есения осторожно приложила к его ранке мокрую от духов салфетку. Оно даже не издало звука, но его тонкий нос смешно сморщился от боли. По комнатке разнёсся запах духов. Лабрадия чихнул.

— Потерпи, хороший, мой, — ласково сказала девушка.

Она сильнее прижала салфетку к его ране. Кровь перестала течь.

Внизу, в саду, послышался грубый голос: «Я знаю, что оно там! Сейчас же пропустите! Именем рода Монос и нашего правителя Индивера, дайте пройти воинам, стоящим на страже правопорядка в Кучелмине!»

Есения метнулась к стеклянной двери: в саду стояли двое мужчин в латах с гербом на них рода Монос, в полном вооружении и матушка Джиоти рядом с ними.

Они спорили с ней, потому как она не давала им прохода, а маленькое пространство садика не позволяло развернуться или обойти матушку, которая загородила вход в калитку своим телом.

— Нет тут никого! — настаивала она, — это дом всеми уважаемой госпожи Луизы. Она пожалуется нашему правителю Индиверу, а вы знаете, что он покровительствует ей.

— Мы знаем! Но так же мы видели, что оно влетело в этот сад! — настаивал на своём один из воинов.

— Если Лабрадия залетел в ваш дом, то мы должны его забрать! — громко сказал второй воин, — вам же будет хуже, если это существо останется у вас.

— Что, вы, что, вы! — взмахнула руками от страха матушка Джиоти.

Она с неохотой, но все же пропустила их в сад. Те прошли и по лестнице стали подниматься в голубую комнатку Есении.

— Ох! — девушка отскочила от двери, схватила одеяло и как можно плотнее укутала Лабрадию.

Подушками закидала сверху, образовалась гора из подушек. Но вот что делать с его крыльями? Они были длинными и торчали во все стороны. Не было времени их прятать, потому, как мужчины уже входили в комнату.

Тут Есения расправила свою юбку и села сверху на подушки, как на трон, пытаясь собою полностью закрыть крылья Лабрадии. У неё это не очень получилось, потому, что два крыла, вернее их кончики торчали по обе стороны от плеч Есении. Создавалось такое впечатление, что это её маленькие крылышки торчат из- за спины.

Как только воины вошли, девушка от волнения немного съехала с подушек, но схватилась за свои волосы и стала вынимать шпильки из причёски, тормоша их. Таким способом она попыталась закрыть своими руками кончики крыльев за своей спиной. Ей почти это удалось.

В комнате был полумрак. Из- за этой ситуации Есения совсем забыла о лампе и хорошо, что забыла.

Воины остановились, увидев молодую девушку, сидящую на постели, которая странно выглядела.

— Что там у вас? — грубо спросил воин.

— Это мой клиент. Он не хотел бы, чтобы вы его видели, — громко ответила Есения, удивляясь своей находчивости.

— Клиент? — недоверчиво спросил один из воинов, делая шаг по направлению к Есении.

— Да и он влиятельный, и если вы сейчас проявите бестактность, и залезете под одеяло, то я думаю, что ваша семья лишится многого, так как вас уволят с должности, — важно сказала девушка, но голос её предательски дрожал.

Воин остановился, а второй засомневался, но тут первый увидел кончики сереньких крыльев, трепещущих у Есении за спиной.

— А это что?! — ткнул он своим пальцем, указывая на её спину…

Он закрыл глаза. Она поцеловала его в губы. От её волос веяло еле уловимым ароматом розы. Его голова закружилась. Сердце его остановилось на мгновенье, а затем учащённо забилось вновь. Кровь прилила ко всему телу, и обдало жаром сильным, неистовым, страстным.

— Я люблю, тебя, Беримир, — услышал он её нежный голос, — но вот любишь ли ты меня так, как я тебя?

Тут он вдруг почувствовал, как хочет ответить ей: «Да, да, тысячу раз «да»! Я люблю, тебя, очень сильно!»

И Беримир открыл глаза. В окно стучали капли крупного дождя. Вода буквально смывала всё на своём пути. Ударялась в стекло, ветер ныл, а воздух наполнился влагой и печалью.

В мире, где жил Беримир не часто шли дожди, но если они начинались, то растягивалось всё это на несколько дней.

Вот сегодня как раз такой день: начало дождей.

Он вспомнил ту, которую любил до того, как решил, что его законной супругой станет Дарена. Это воспоминание отразилось в его душе, нет, не болью, а тоской. Тихой, печальной тоской. Он знал, что если бы время повернулось вспять, то он бы поступил точно так же: выбрал Дарену, потому, что она из его рода, рода Архонтов.

А та, другая. Он снова закрыл глаза. Каштановые волосы в беспорядке ниспадали на её плечи, золотистые медовые глаза, что так сияют и слепят его, наполнены любовью к нему, рот алый, как бутон распустившейся розы- Млада, вот та к кому он ещё не равнодушен, хотя прошёл уже двадцать один год с этого мгновенья.

С Младой он познакомился случайно, на ярмарке и сначала не знал кто она. Влюбился и она в него, а потом всё закрутилось, завертелось, и лишь когда он узнал, что его возлюбленная из рода Даймонов, то его горю не было предела.

Млада отличалась от своих родичей, тем, что цвет её кожи был белым, а не золотистым, как у Даймонов, это и сыграло злую шутку с Беримиром. Почему же её цвет кожи так сильно не походил на цвет кожи Даймонов, он не знал, да и спрашивать, как то было неудобно, а она ничего ему по своему желанию не объяснила.

Млада была вся в любви, поэтому разрыв их отношений перенесла очень болезненно.

Его слепая верность роду Архонтов, душила её, обидела, потому, как она верила, что их любовь сотрёт все преграды между двумя семьями. Она и стёрла эти преграды, но двадцать один год спустя. Их дети создали союз, не без помощи родителей, конечно, но всё- таки они соединились: два великих рода- Архонты и Даймоны. Что принесёт этот союз в реальности пока не эта и не та стороны не знали, но «надежда умирает последней», как говорится в народе, а надежда у них была. Была она и у него, Беримира.

Именно её дочь Есения стала женой его сыну Светозару, как будто судьба решила исправить оплошность, которую он совершил- отказавшись от своей любви в пользу своего рода.

И вот сейчас он смотрел на слёзы дождя, затуманившие вид из окна, вспоминал её последние слова: «Ты, любишь, меня?»

«Почему, как начинается дождь, я постоянно вспоминаю Младу? — подумалось ему».

Но ответ он не успел найти в закоулках своей памяти, услышав, как в комнату вошла его жена, Дарена.

— Беримир, — тихо позвала она его, — ты не спишь?

— Нет. Размышляю.

— Мне показалось, что ты уснул, — она подошла к его креслу, нагнулась и поцеловала в губы, — так тихо сидишь и глаза твои закрыты.

— Мне так легче думается, с закрытыми глазами, — он не ответил на её поцелуй, но Дарена не заметила печального настроения своего супруга.

— Я зашла с тобою поговорить об Абраксасе.

— Что такое? — он весь напрягся.

— Мне кажется, что он что- то замышляет, — она нахмурилась, — сидит в своей опочивальне, и приказал никого к себе не пускать.

— Зачем, ты, к нему пошла?

— Я хотела узнать про нашего сына и свою невестку. Прошло уже две недели, а вестей нет ни от кого, — она присела рядом, в такое же кресло обтянутое бычьей кожей.

— Мне это тоже не нравится, — согласился он с ней, — странно. Раньше он всегда нас держал в курсе всех событий и своевременно информировал. А теперь, что?

— Я не пойму его таинственности, — продолжила говорить Дарена, — меня к нему не пустил его слуга! Это неслыханно! Меня, главу рода, и не пустил какой- то слуга! — она обиженно надула свои губы.

— Не переживай, я к нему сам сейчас зайду и спрошу у него про одно утверждение, которое он сделал, когда Есения пропала.