— А вы разве не обедали еще? — спросил меня сухонький доктор.

— Я вам больше скажу, я даже вчера не ужинала и не завтракала сегодня, а вы меня про обед спрашиваете. Почему меня целый день осматривают и проверяют, чего хотят во мне найти? Глистов до поездки не было.

— Понимаете, девушка, вы очень интересный экземпляр, — ответил мне доктор.

— Сам ты экземпляр, а я человек. Не пойду больше никуда, пока не покормите, — рявкнула я.

Уселась напротив этого сухого человечка и уставилась на него. Он как-то сначала заерзал, затем засуетился, заволновался, и позвал охрану, велел им меня сопроводить в мою резиденцию и покормить.

Коридоры казались безжизненными, но я, то знала, что за этими дверями есть люди. Может где-то здесь лежит в палате Аня, или Слава, а может и оба они здесь.

Меня покормили, принесли какой-то холодный гадкий суп с желтыми мерзкими жиринками, и гречку с хлебо-мясной котлеткой, тоже холодной. Лучше бы не отказывались от идеи кормить меня бутербродами и батончиками, такая организация огромная и дают, как в больничной столовке периода конца девяностых. Где нормальное мясо, где салат и приличный гарнир? Хорошо, хоть компот оказался вкусным, не все сухофрукты сперли.

Через полчаса приперся горилла-санитар со шприцом. Посоветовала ему уколоть самого себя. Он сказал, что если я буду хорошей девочкой, то мне будет не больно и я смогу немного поспать.

— А я на сон не жалуюсь, — ответила я, обходя его сбоку.

В дверях замаячила фигура охранника.

— Ребята, вы серьезно, — хохотнула я.

Не сильный удар в пульсирующую точку, и грузный дядя охранник неожиданно для самого себя сел на попу. Легким движением повела руку санитара в сторону, и он воткнул сам себе в ногу шприц с раствором, и ввел содержимое в себя полностью. А я побежала по коридору, попутно открывая все двери, но нигде ребят не увидела, палаты были пустые. Хотя, я так думаю, они тоже находятся где-то под замком, может быть на другом этаже, и в другой стороне коридора.

Ну, что же я была хорошей девочкой и вела себя прилично, пока они не решили меня накачать чем-то непонятным, а теперь держите меня семеро, если удержите.

Почти добежала до лестницы, но перед носом бухнула железная пластина. Именно бухнула, как топор на полено, не плавно опускалась, как показывают в фильмах, а упала со всего размаха, как гильотина. Если бы я находилась в дверном проеме, то меня бы стало бы сразу две: правая и левая половины. Я от удивления и неожиданности остановилась перед ней, заработала звуковая и световая тревога, заорала сигнализация. Прямо все, как я люблю в американских фильмах.

Позади послышался топот ног. Сколько их, трое, четверо, кажется четверо. С чем они бегут, что у них в руках, оружие или еще что-то. В голове запульсировала кровь, мыслей не было, остались инстинкты. Кинулась вправо, здесь дверь. Толкнула ее, пустая палата. Подоконник, окно. Закрыто. Да и все равно. Навалилась на раму, старое советское стекло лопнуло, и я полетела вниз. Время замедлилось. Наверху слышались крики.

Вот отвес следующего этажа. Коснулась его ногами, оттолкнулась и прыгнула в сторону. Хлопнула ладонью по стене и плавно спустилась вниз. В голове мелькнуло, что я словно человек-паук. Укол под лопатку в спину, не больно, неприятно. Люди, несколько человек бегут ко мне. Рванула в сторону леса. Задыхаюсь, ноги путаются, сознание ватное, но бегу. Спотыкаюсь, падаю, не могу встать. Голоса, что-то говорят, не могу разобрать слов. Темнота.

Снилась дочка маленькая, я за ней бегу, а она убегает и смеется. Бегу, тревожно, догнать не могу, она исчезает. Рыдаю, кто-то трясет меня за плечо. Очухалась. Лежу в большом помещении, высокая кровать-кушетка. Рядом приборы, в вене катетер, рядом штатив с капельницей. Холодно. На мне только простынка. Руки привязаны к кровати.

Перед глазами маячит чье-то размытое лицо. Не могу сфокусироваться. Кто-то вытирает мне щеки от слез.

— Все будет хорошо, — шепчет чей-то женский голос, — Не плачь, милая.

— Пить, — размыкаю пересохшие губы.

— Не положено, — отвечает она мне, — Нельзя пока. Сейчас я просто тебе губы смочу.

— Почему нельзя? Мне операцию делали? — пугаюсь я.

— Сейчас доктора позову, он все расскажет, — шарахается она от меня.

Пытаюсь шевелить конечностями, и считаю их количество. Две ноги, две руки, все на месте, хвоста вроде нет. Пальцы тоже вроде все на месте, лишних не появилось. Нигде ничего не болит, только вот немного все затекло от постоянного лежания. Немного поелозила, чтобы кровь разогнать.

Услышала шаги. Рядом замаячил мужской силуэт невысокого роста. Присел рядом на стуле. Пахнет табаком и одеколоном, а еще лекарствами, хлоркой и почему-то собакой.

— С возвращением, милочка. Первый раз у нас такая бодрая подопечная, не побоялась вынести собой окно. Главное никаких порезов на теле, и следов от падения. Удивительно. То ли такая быстрая регенерация, то ли кожа толстая. Надо поставить на заметку, потом проверить.

— Тогда почему я здесь? — спросила я, — И капельница?

— Ребятки перестарались. Обычно одной инъекции хватает, чтобы объект вырубился, а ты побежала. Вот они выпустили еще пару доз. Еле спасли. Одной порции было достаточно, но струхнули наши ребятишки, ты их уж прости. Побегала бы ты пятнадцать минут и свалилась где-нибудь в районе нашего лесочка. Лентяи, что уж говорить, — говорил он с участием и добротой.

— Сколько я так валяюсь?

— Восемнадцать часов, — ответил доктор.

— Не хило. Где мои ребята? — поинтересовалась я.

— Не переживай, с ними все в порядке.

— С какой целью вы меня здесь удерживаете? — выдохнула я.

— Эти вопросы не ко мне. Я тебя не держу, а только слежу за твоим состоянием, — похлопал он меня по руке.

— Что у меня со зрением? — пытаясь всмотреться в силуэт, произнесла я.

— А что у тебя со зрением? — он достал маленький фонарик и начал светить в глаза.

Тихо выругался.

— Капельки покапаем, надеюсь восстановиться.

— Вот вы клоуны, — усмехнулась я, — Надеюсь восстановиться, — передразнила я его, — Развяжите меня что ли.

Почувствовала его замешательство.

— А ты не попытаешься сбежать? — спросил он.

— Голая и плохо видящая? Обязательно, — ответила я, — Окно у вас крепкое или решетки стоят? А то прямо так пойду, верхом на каталке.

— Чувство юмора не потеряла, — усмехнулся доктор и сделал знак рукой медсестре.

Она ко мне подошла и сняла вязки с рук. Я попыталась сесть, но у меня закружилась голова и я рухнула назад на каталку.

— Вот сейчас сползу и побегу на четвереньках из вашей обители зла, — горько усмехнулась я, — Одежду мне принесут какую-нибудь?

— Да, принесут. Кстати, тут на окнах решетки, — уточнил он и вышел из кабинета.

Хорошо, что никаких операций не делали. Не одна я, видно, пыталась отсюда сбежать, весь алгоритм действий продуман. На улице меня уже ждали с заправленными дротиками, или как они там называются. Поймали, словно зверя какого-то, укололи, и спать уложили. Хорошо, хоть не распахали и не посмотрели, из чего у меня там весь организм состоит и как органы на самом деле выглядят.

Пришла медсестра, принесла какую-то пижамку цвета детской неожиданности. Словила себя на мысли, что вот уже и цвета различаю, что уже радует. Она помогла мне одеться. Я периодически заваливалась на бок. На ноги натянула носочки. Спасибо доброй женщине, и ведь не боится меня.

— Тапочки тебе не разрешили принести, — виновато она сказала, — Ты не бойся, у нас тут морга нет, и операционная закрыта. Привозят, обследуют и увозят.

— Куда увозят? — спросила я.

— Не знаю, милая, нам не докладывают, — пожала она плечами, — Но все своими ногами до машин идут.

— А рыжего здоровяка не видели? — спросила я.

— Нет, я же тут работаю. Сюда вот попадают те, кто пытался сбежать. После снотворного. Твой приятель не сбегал еще. А в палаты у меня доступа нет, — пожала она плечами.