Этот дом был действительно очень старым, его архитектура напоминала ирландские маноры XVI века — масштабное каменное строение с большими окнами, длинными широкими коридорами и тесными, извечно продуваемыми комнатами. Весь интерьер здания был выполнен в синих, голубых и древесных тонах. Каменные своды и стены контрастировали с мягкой, обшитой кожей и бархатом мебелью, неброских оттенков в спальнях и кабинетах, и глубоких темных тонов в библиотеке и зале-гостиной.

Шум горячей воды заглушил посторонние звуки. Вестница опустилась в нее и почувствовала, как по коже распространяется приятное тепло, сопровождающееся легким покалыванием. Она прикрыла глаза, старясь ни о чем не думать, но невольно вспомнила свой последний день пребывания в Вильнюсе.

Ева отогнала от себя эти мысли, провела ладонью по предплечью, покрытому мурашками, и заметила, что по ее плечам и груди с кончиков волос стекает бронзового цвета вода. Девушка дотронулась до одной пряди, внимательно рассмотрела ту и поняла, что к ней медленно возвращается натуральный цвет, а рыжий просто смывается, словно дешевая краска.

Вестница вылезла, оделась, укутав волосы в полотенце, и спустилась на первый этаж, в гостиную. Марию отнесли в отдельную спальню, в комнате сейчас находилась только Марго, которая искала какие-то книги на пыльном стеллаже, заполненным помимо литературы еще множеством пустых склянок.

— Привет, — Ева подошла к дивану и присела, глядя на девушку.

Марго обернулась и слабо улыбнулась.

— Здравствуй, — она продолжала рассматривать обложку за обложкой, пока наконец не нашла, по всей видимости, нужную, — почему не спишь?

— Не могу уснуть во время грозы. А ты?

— Ищу кое-что для мамы.

— Можно задать тебе один вопрос? — Ева сложила ноги на диван, рядом с собой, и укрылась пледом.

— Конечно, — Марго подошла к девушке и присела рядом.

— Почему ты попала именно в этот круг?

— То есть?

— Ты ведь дочь Принцессы — могла быть где угодно.

— Это было решение Богини. Она сказала, что мне нужно быть с Вестниками именно этого круга.

Ева кивнула, на мгновение задумавшись.

— Как там Мария?

Марго сжала в ладонях толстую книгу и покачала головой.

— Плохо. То, что она прячет нас всех здесь, сильно истощает ее.

— Мне жаль, — девушка опустила взгляд в пол.

— Это не твоя вина.

— Моя.

— Нет, Ева, не твоя. И скоро все вернется в прежнее русло.

— Мне не нравится это место.

— Не зря, — Марго усмехнулась и хотела добавить что-то еще, но замолчала, вставая с дивана, — прости, мне пора идти.

— Конечно, — Ева кивнула и, как только закрылась дверь, полноценно расположилась на диване.

Вестница лежала на спине с открытыми глазами, размышляя. Гроза стихла, но сон все равно не шел. Комната впитала в себя запахи старинных книг, привлекая внимание девушки. Она встала и направилась к стеллажам.

Ночью здесь, как и в доме Филиппа, разрасталось гнетущее ощущение, будто рядом все время блуждали незримые тени. Их присутствие было почти незаметным, но заставляло конечности подрагивать.

Ева старалась отвлечь себя, стоя возле стеллажа с книгами и внимательно рассматривая каждую, к которой прикасалась Марго. Взяв одну из них в руки, девушка вдохнула аромат старой бумаги и красок, что смешались с мыслями ушедшего автора и давно забытых чувств его героев. Читать подобное — все равно что ощущать внутри себя присутствие давно усопших писателей.

Название было едва видно из-за пыли и потертостей, но, заглянув внутрь, она обнаружила сборник стихов. Между некоторых страниц, вместо закладок, аккуратно располагались сухие цветы и пожелтевшие листья. Спустя несколько лет, а может, и десятилетий, том превратился в небольшой гербарий.

Мокрое полотенце сушилось возле камина, в то время как его хозяйка, удобно расположившись в кресле, начала читать.

Я принадлежу своим стихам. Они — мои мысли, мои чувства. И пусть наши тела тленны, моя душа останется бессмертной, ведь ты, мой дорогой читатель, прикоснулся к ней, едва осязаемой тени, когда-то являющейся человеком, и возродил навечно печальных призраков всех тех дней, что мне удалось воззреть.

Каждое слово, произнесенное Евой в пустоту, сопровождалось ударом дождя по стеклу, словно вслед за ее тихим голосом природа исполняла свою мелодию, столь же мягкую, но неповторимую.

Несколько страниц оказались нечитаемыми из-за влаги, девушка пропустила их, и открыла стихотворение, напечатанное где-то в середине. Рядом с ним вместо закладки лежала засушенная яблоневая ветка. Она начала читать его вслух, пробуя на вкус каждое слово.

«В пылающем огне»

Старинный дом съедает пламя,

Его терзает дух огня

И гаснут в нем воспоминанья

— И вместе с ними таю я.

Ева вздрогнула от неожиданности и подняла взгляд.

Георг бесшумно вошел в комнату и опустился в соседнее кресло. Он казался безэмоциональным и больше ничего не говорил. Она повернула голову к камину, где мирно потрескивали обуглившиеся поленья, но почти сразу же снова посмотрела на мужчину. Впервые со дня их знакомства у нее появился шанс внимательнее рассмотреть его внешность.

Пусть выбившиеся пряди отросших волос и закрывали часть его лица, спадая до кончиков ушей, а свет от огня не был достаточно ярким, невозможно было не обратить внимание на выразительные карие глаза, контрастирующие с тонкими губами и прямым, «греческим» носом.

Заметив на себе изучающий взгляд, Вестник улыбнулся, чем вызвал на девичьих щеках легкий, но все же заметный румянец.

— Я хочу, чтобы самые сильные чувства прожигали ваши сердца, — продолжил он, и Ева вновь посмотрела в книгу, встречая в самом конце страницы примечание.

Я хочу, чтобы самые сильные чувства прожигали ваши сердца, ведь подобные раны единственные, благодаря которым мы способны оставаться живыми.

— Ты знаешь это стихотворение?

— Лучше, чем кто-либо другой.

— Кто автор? — она повернула к себе обложку, на которой когда-то можно было прочесть имя поэта и название сборника, но сейчас все это необратимо исчезло.

— Я.

Девушка сделала шумный вдох, вместе с воздухом пропуская в легкие аромат горящих досок. Жар на мгновение окутал ее тело, а время будто остановилось, не давая возможности осознать происходящее.

Георг выглядел непривычно серьезным. Он откинулся на спинку кресла и подложил руку под голову, позволяя рассмотреть необычную нашивку на рукаве его черной водолазки в виде розы ветров.

— Ты пошутил? — это было бы на него похоже, но вместо ответа мужчина лишь покачал головой.

— Это мой первый и последний изданный сборник.

— Но, — Ева запнулась, подбирая нужные слова, — откуда он здесь, в Доме Луны?

Вестник улыбнулся, явно удовлетворенный заданным вопросом. Возникло ощущение, что он изучал ее, но в то же время оставался абсолютно спокойным.

— Я напечатал его еще тогда, когда не был служителем, и теперь везде беру с собой. Как видишь, книга уже едва не протерлась до дыр, пару раз я разливал на нее чай, но от этого она не потеряла свою значимость для меня.

— Звучит одновременно прекрасно и немного трагично, — девушка провела ладонью по корешку, где кое-где виднелось остатки золотого тиснения.

— Почему? — Георг приподнял одну бровь и свободной рукой смахнул с лица непослушные пряди.

— Ты больше не можешь издаваться, — пояснила Ева, — ведь так?

Его губы вновь дрогнули в полуулыбке, но уже не столь правдоподобной. Глаза отражали пламя камина и легкую, порой совсем незаметную горечь, которую мужчина умело маскировал каждый раз, когда общался с кем-либо.

— Жизнь кажется проще, когда ничего не делаешь, но иногда становится невыносимо просто стоять на месте и притворяться, что тебя не существует. По правде говоря, — Георг взмахнул рукой, — я уже смирился с невозможностью писать стихи, поэтому вожу с собой эту единственную книжку как напоминание о том, что мне когда-то приносило удовольствие.