Ада спала, однако, услышав скрип заржавевшей решётки, медленно приоткрыла глаза и подняла голову вверх. Осторожно. Так, словно готовилась посмотреть на яркое солнце, что при одной лишь ошибке ослепит её навсегда. Оно и не удивительно — в своём теперешнем состоянии девушка просто-напросто не была способна на резкие телодвижения. И вновь мне захотелось использовать метку на брате прямо отсюда.

— Сирил? — из её глаз моментально пропала сонливость, а сама париса попыталась встать, видимо, позабыв о том, где и в каком положении сейчас находится. — Ты всё-таки пришёл. Или… это сон?

— Нет, я здесь. Прости, что заставил ждать так долго, — я опустился на пол рядом с девушкой, дабы она чувствовала себя пусть и слегка, но комфортнее, а насчёт ответа — что ещё я мог ей сказать?

— Всё в порядке, я понимаю, — по лицу Ады пробежала тень мрачной улыбки. — Нет ничего странного в том, что ты возненавидел меня после случившегося.

— Это не так! Я не смогу возненавидеть тебя, даже если захочу!

«На самом деле я просто, словно какой-то мальчишка, боялся узнать, что это ты теперь испытываешь ко мне столь отвратное чувство», — слава всему, удалось проговорить эти слова в голове, а не наяву.

— Правда? — переспросила девушка слегка недоверчиво.

— Конечно, даже не сомневайся, — в тот момент желание обнять парису было неописуемо сильным, однако я отлично понимал, что столь эгоистичное действие принесёт ей лишь очередную порцию боли (и почему медлил с визитом так долго?! настоящий придурок!). — Ада, мне нужно с тобой серьёзно поговорить. Дело в том, что… Проблема в том… Я должен спросить…

— Ты хочешь знать, виновна я или нет, — не спросила, но заявила избитая до полусмерти париса. — Скажи это прямо — не нужно ходить вокруг да около.

— Сейчас не время для колкостей! Но ты права: я хочу знать именно это. Что покажет завтрашний ритуал?

Девушка глубоко вздохнула, после чего заскрипела зубами, слегка вскрикнула от резкой боли по всему телуи повернулась так, чтобы иметь возможность смотреть мне прямо в лицо.

— Он покажет, что я никак не связана с «Красным пламенем» — это и ничего иного.

— Ада, пожалуйста, скажи мне правду — иначе я никак не смогу тебе помочь. Давай будем откровенны друг с другом, ладно? Я весьма сильно сомневаюсь в столь положительном ответе. Древнюю магию не обмануть просто так, понимаешь? Поэтому, прошу, доверься мне — и я обязательно сделаю всё возможное, чтобы вытащить тебя из этой петли. Увезу из дворца или ещё что-то…

— Сирил.

— Да?

— Верь мне. Верь в меня.

И вновь я увидел его — неописуемо-волшебный взгляд, что покорил меня ещё при первой нашей с ней встрече. В глазах Ады пылало самое, что ни на есть настоящее пламя. Огонь, сотканный из непобедимой воли, бесстрашия и желания жить, бушевал в них смерчем и ураганом. Девушка не моргала — мы с ней играли в гляделки со ставкой, известной обоим даже без предварительных обсуждений. Проигравший должен (обязан!) подчиниться воле противника. Именно таким было единственное правилозатеянной Адой игры. Игры, в которой я сдал позиции очень и очень быстро. На самом деле, до сих пор не могу понять, сделал это осознанно или нет. Возможно, мне просто хотелось отдать ей победу. Пожалуй, мне просто хотелось верить в то, что завтра париса утрёт нос всей этой зазнавшейся стайке аристократов, как не раз уже делала.

— Хорошо, — сдался я, вставая и направляясь к выходу. — Однако не смей умирать. Это приказ короля.

— Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество.

Решётка закрылась, и крошечная камера в самом конце подземелья вновь погрузилась в мрачную тишину — так, словно ничто её сегодня и не тревожило, так, словно никакого ночного гостя в ней сегодня и не было.

***

Порою я весьма сильно сожалею о том, что отец не воспитал меня трусом. Ведь в противном случаемне не пришлось бы быть свидетелем всего этого «празднества». Я мог просто сбежать, спрятаться у себя в комнате и уже там дожидаться его результатов. Но нет — это не про Сирила Девериуса, короля всего живого и сущего в этом мире. Я должен сидеть в самом центре тронного зала, гордо расправив плечи на королевском троне, и изо всех сил стараться не дать уже давно кровоточащему сердцу разорваться на части.

Десятое сентября, десять часов утра, тронный зал родового замка Девериусов, время суда над парисой Адой Норин.

Сейчас здесь собралась практически вся эксильская верхушка. Знатные дамы, уважаемые джентльмены, их любовники и любовницы — все без исключения пришли полюбоваться столь дивным и, что самое главное, редкостным развлечением. Более того, даже моя «горячо-любимая» жёнушка соизволила выползти из своей берлоги и усесться на трон прямо рядом с моим. Ну ещё бы! Она ни за что не пропустила бы шоу, которое, уверен, не раз видела в своих нездоровых фантазиях. В нескольких же шагах от тронного возвышения стоял Лудо с радостью, весьма плохо скрываемой на лице, светящимся, словно фонарик. Казалось, вот-вот, и он просто лопнет от счастья! Вот же ж… Тихо. Не теряй голову, Сирил. В ближайшем будущем она тебе ещё пригодится.

Были здесь и другие, в частности: высшие слуги (Аки, поддерживающая Вика за руку, и человеческая девочка, что, казалось, готова расплакаться в любую секунду), толпящиеся где-то в задних рядах. Ну и, разумеется, женщина, с которой всё это и началось (Глэдис, кажется), ждущая своей участи в одном из двух кругов, лично мною начертанных (доверить это кому-то другому я всё-таки не решился). В истории не раз были случаи, когда сгорали двое участвующие в ритуале эксиля. Долгое время мы считали: это из-за того, что соврали оба, однако, позже выяснилось, что лишь один неправильно нарисованный, знак может стать причиной подписания смертного приговора. А ошибиться здесь действительно было где! Выведенный мною на полу рисунок напоминал собою квадрат с мерками три на четыре и изображал дракона, выставившего вперёд когти и готовящегося к атаке на врага, видимого лишь ему одному. Крылья дракона были широко раскрыты, пока голова с хвостом образовывали первый и второй круг соответственно. Ну, и что самое главное — каждая линия сего иллюзорного существа была вовсе не нарисованной, а написанной. Очень и очень древними письменами. Настолько древними, что никто из ныне живущих не в состоянии понять, что же именно они означают.

Вдох, выдох… Снова… И снова. Как же сильно меня бесят эти чёртовы самодовольные лица практически всех здесь присутствующих. Они ждут не дождутся увидеть, как париса, мозолившая им глаза столь долгое время, сгорит заживо в огне, сотканном из её же лжи и обмана. А я? Что делаю я? Вернее… Почему я ничего не делаю? Ещё немного, и Ада умрёт. Да, она просила ей верить, сказала, что ритуал докажет её невиновность, но, даже так, мне всё равно до чёртиков страшно. И поэтому я уже давно принял решение: если, вдруг, такая необходимость наступит — самолично вырву Аду из языков пламени и увезу, пусть даже и на край света.

Все перешёптывания мгновенно стихли, и почему — я понял ещё до того, как, оторвав взгляд от магических знаков, повернул голову в сторону главных дверей. Сопровождаемая конвоем из четырёх стражников, в зал вошла хрупкая девушка. Гордо. Независимо. Непреклонно. Так, словно здесь она — госпожа, а не пленница.

Ада была всё в том же светло-голубом нежном платье, в котором её схватили чуть меньше трёх дней тому назад. Конечно же, после всего с ним произошедшего, оно выглядело весьма и весьма жалко, однако, похоже, девушку это ничуть не тревожило. Так же, как и босые ноги. Так же, как и спутанные в некоторых местах волосы. Так же, как и кровоподтёки с синяками по всему телу. Моя париса шла по-настоящему величественно, и один лишь её взгляд говорил всем здесь присутствующим: «Вы не ровня мне. И никогда ею не станете».

Когда же девушка предстала перед королевским троном и склонила голову в вежливом приветствии, на всю комнату раздался громовой глас моего старшего брата.