— Капитан, давайте, вы же не можете проиграть какой-то девчонке! — ревела одна толпа.

— Покажи ему, кто здесь главный, Ада Норин! — вторила ей другая.

Ха-ха-ха, как же весело! И даже платье, путающееся в ногах, совершенно мне не мешает! Эти крики, искры и неизвестность — настоящая я здесь, а не во дворце в милых платьицах. В конце концов, ведь именно это и означает моё имя. Пока я ношу его, моя жизнь — вечный поиск чего-то нового и невообразимого, чего-то, что сможет, наконец, сделать меня полноценной, и, возможно, даже немного счастливой.

Потакая своему детскому желанию продлить бой ещё на пару лишних секунд, я специально его затягивала, да и Нат, похоже, делал тоже самое: его лицо светилось тем же азартом, коим, наверняка, отливала и моя улыбка. Как же ж жаль, что всё так быстро закончилось… Поскольку Нат не сводил взгляда с моего левого бедра, потеряв бдительность, я выставила твёрдый блок внизу, оставив бока практически беззащитными. Этим-то он и воспользовался, проведя круговой манёвр и приставив меч к моей сонной артерии, очутившись при этом практически за спиной своего противника. Что тут сказать? Это была безоговорочная победа с его стороны.

— Я так понимаю: сто двадцать шесть против сто двадцати двух в мою пользу? — отметил парень, убирая меч куда подальше.

— Что у тебя с математикой? — возмутилась я. — С сегодняшней победой у тебя сто двадцать три против моих ста двадцати четырёх!

— Неправда!

— Правда! И вообще — я тебе поддалась!

— Врёшь!

— А вот и нет!

— Глупая!

— Сам такой!

Взглянув на порозовевшее от крика лицо Ната, я невольно сдалась под натиском неконтролируемого смеха, который быстро перекинулся сначала на друга, а вскоре и на всю остальную собравшуюся вокруг нас толпу. Позади кто-то спросил: «Неужели эти двое встречаются?» На что ему тут же ответили, что «эту тайну никто так и не сумел разгадать».

Конечно, мне хотелось остаться здесь ещё на часок-другой, однако, я отлично понимала, что стоит дать себе слабину лишь единожды, и это непременно станет ежедневной обыденностью. Так что, посмеявшись со всеми ещё минут десять, я шепнула Нату на ушко о том, что мне уже пора уходить. Тот, конечно, слегка помрачнел, но возражать не стал. Друг вызвался проводить меня до границы леса, на что я сначала ответила согласием, однако потом передумала и настояла на том, чтобы проводил он меня исключительно до входа в бункер из соображений об общей (и главное — его) безопасности. Сопровождался мой уход десятками крепких объятий и громом одобрительных криков. Уилл собрал мне в дорогу остатки вчерашних пирожков и чуть ли не раздробил бедные кости, попытавшись обнять тело, что практически в два раза меньше его. Ну, а Макс, на прощание даже сказал, слегка подмигнув: «Заглядывай к нам почаще! И если вдруг предводитель заставит тебя плакать, знай: я всегда к твоим услугам», — за что тут же получил от Ната хороший подзатыльник. Как я уже не раз говорила, судьба всех этих безумцев, кроме Ната, меня не сильно интересует, вот только… Если бы что-то действительно зависело от меня, то я бы сделала всё возможное ради того, чтобы они жили.

Подъём по тому же туннелю и той же разваливающейся лестнице мы с Натом совершили в разы быстрее, чем спуск с Уиллом, так как молодой и отлично сложенный парень был куда проворнее сорокалетнего мужчины с весьма непропорциональными габаритами. В предрассветной прохладе я, одетая всего лишь в тоненькое и нежное платьице, весьма быстро замёрзла и была вынуждена скрючиться, растирая кровь в руках грубыми движениями. Конечно же, Нат вежливо предложил мне свою куртку, однако, в ответ я смогла лишь извиняющеся улыбнуться, как бы говоря: «Ну и куда мне потом её деть?»

— Ада, ты ведь будешь в порядке?

— Когда бы мы ни встретились, ты всегда задаешь мне этот вопрос, и всегда я отвечаю тебе одно и тоже: не о чём волноваться.

— Нет, есть о чём. Мне кажется, что ты начинаешь доверять эксильскому королю всё больше и больше.

— На самом деле, я просто использую его всё более и более эффективно.

— Знаешь, Ада… Мой отец однажды сказал, что в жизни каждого человека однажды появится друг, которого нужно будет вернуть на верный путь, если же это не так — то, скорее всего, на верный путь возвращают именно тебя. Я уже давно понял, что для меня этот друг — ты, поэтому обещаю, если всё продолжится в том же духе, я обязательно вырву тебя из этого змеюшника, пусть даже и силой.

— Ты можешь, конечно, попытаться, однако и сам ведь знаешь, что я тебе этого никогда не позволю.

— Да, знаю. Однако в своих намереньях я тоже серьёзен, как никогда.

Почему-то мой взгляд переметнулся с глаз Ната к его тонким, но столь ярко-блестящим под светом первых, с трудом пробивающихся сквозь густую листву, солнечных лучей губам. В ту же секунду в памяти всплыло воспоминание о моём первом поцелуе, который, вопреки ожиданиям многих, произошёл вовсе не с Натом. Интересно, а отличались бы мои чувства от испытанных, если бы тогда губы коснулись не губ Сирила, а этого беловолосого дурачка? Сирил и Нат… Один — король мира людей и эксилей, а второй — глава повстанцев, что изо всех сил старается ему противостоять. Такие разные, однако, в тоже время, и такие похожие. На клеточном уровне я знаю, что в них определённо есть нечто общее, вот только, сколько бы об этом ни думала, не в силах понять, что же именно.

— С тобой всё хорошо? — спросил Нат, заметив, как настойчиво я уже с минуту сверлю взглядом дырку где-то около его подбородка (слава всему, он, похоже, не понял, куда именно я смотрела).

— Да, — привстав на носочки и сделав пару шагов вперёд, я прильнула к своему другу и аккуратно коснулась губами его, гладко выбритой, щеки.

— Ада? — переспросил он в замешательстве.

— Встретимся не раньше, чем через неделю, на том же месте, что и всегда. И, пожалуйста, больше не заставляй меня волноваться.

— Обещаю, что это было в первый и последний раз, — заверил друг, смотря на меня всё также нежно и заботливо.

Вместе с Натом мы подошли к дереву, возле которого лишь пару часов тому назад я оставила отдыхать свою Звёздочку. После чего он, отлично зная, что это не особо-то и нужно, подсадил меня в седло и вложил поводья прямо в руки, задержав их в своей хватке на несколько секунд дольше, чем то было необходимо. Не сказав больше ничего из своей громадной нелюбви к тяжким прощаниям, я лишь небрежно махнула Нату рукой и, крикнув громкое «Йо!», отправилась в обратный путь ко дворцу.

Стоило мне лишь выехать за границы буйного леса, и я тотчас была заключена в объятия ранней, ещё полуживой-полумёртвой, зари. Где-то далеко впереди солнце лишь только начинало раскрашивать своими красками безоблачное небо в радугу цветов, начиная от ало-красного и заканчивая помадно-розовым. Первые птицы уже пели свои самые непревзойдённые, песни, сообщая всему живому о том, что пришёл новый день, а с ним и новые незабываемые ощущения. Звёздочка скакала подо мной ровно и бодро, лишь только иногда отвлекаясь на борьбу с утренним ветром, словно говоря, что она, как и все тут, уже давно готова к неожиданным встречам и удивительным приключениям. Красиво… Мы действительно живём в чудесном, неописуемом мире, способном изо дня в день удивлять лишь сильнее. Жалко только, что люди невольно потеряли возможность замечать прекрасное, когда осознали, что этот мир отныне принадлежит кому угодно, но только не им.

Я боюсь снов. Всегда их боялся. В какие-то периоды своей жизни больше, в какие-то — меньше, но факт остаётся фактом: всегда.

Сон — другой мир, где невозможно носить маски, и всё, что тебе остаётся — это сталкиваться с настоящим собой лицом к лицу снова и снова. Я так устал от этой бесконечной борьбы, но стоит лишь закрыть глаза, и она начинается по новому кругу. Как же сильно я это ненавижу. Однако и сбежать никуда не могу, ведь, как-никак, все пути к бегству уже давно мною же и перекрыты. Во времена царствования ночи невольно слабости и недостатки выходят наружу, без единой возможности вновь скрыть их под маской злого короля-тирана. В реальной жизни я давно научился прятать истинные чувства не только от других, но и от самого себя, вот только ответ на вопрос о том, что же делать с миром, где властвуют одни лишь эмоции да подсознание за столько лет так и не сумел найти. Бесчисленное количество раз я просыпался в холодном поту и клялся себе, что это в последний. Обещал, что с завтрашнего дня стану сильнее и наконец-тосмогу окончить войну внутри себя, ту самую, что длилась вот уже целую вечность. Однако это были лишь пустые слова. Правда же заключалась в том, что каждой ночью, закрывая глаза, я всё также боялся темноты, несущей в себе воспоминания, которые так ненавидел.