Или другой пример. Анна Николаевна Шилова ведет творческие вечера поэтов, писателей, режиссеров, артистов из Концертной студии в Останкине. Мне не раз приходилось слышать от «виновников» этих вечеров, что само присутствие Анны Николаевны действует на них как-то успокаивающе и в то же время способствует созданию творческой атмосферы. Ее доброжелательность, приветливость, интерес к искусству, уже сложившиеся на экране человеческие контакты с выдающимися деятелями культуры позволяют воспринимать Анну Николаевну в Останкинской студии как человека, обладающего правом представлять здесь наше телевидение.

Думаю, что не только я, но и многие телезрители не видят возможности ведения программы «Время» моими коллегами из нового поколения. Мне кажется, «Время» предполагает участие диктора, обладающего жизненным опытом, с уже сложившимся мировоззрением, политическим образованием и, если хотите, определенным авторитетом профессии.

Обычно театральные актрисы с годами переходят на новое амплуа. У кого-то этот переход органичный — вспомните Веру Петровну Марецкую. Может быть, тому способствовало и то, что в пределах одного фильма она проживала целую человеческую жизнь. Достаточно назвать фильмы «Сельская учительница», «Член правительства». Не каждому это дано. Чаще всего кинорежиссеры делят роль пополам — подбирают подходящую по типажу к основной исполнительнице юную актрису и отдают ей юность образа… Тоже органично, но, может быть, несколько болезненно нашла свой переход и Ольга Николаевна Андровская. Представьте себе ее путь от Сюзанны в «Женитьбе Фигаро» до «Соло для часов с боем».

В истории театра и в памяти зрителей есть актрисы, которые или не искали, или не нашли пути к новому для себя амплуа. Могу назвать М. И. Бабанову, Ц. Л. Мансурову, Д. В. Зеркалову. Для меня они всегда останутся молодыми.

Помню премьеру «Гамлета» в постановке Н. П. Охлопкова. Всего лишь несколько спектаклей играла Офелию Мария Ивановна Бабанова. Вероятно, возраст уже мешал ей. Но только ей, не нам, зрителям. Возраста не было, даже преодоления его не чувствовалось. Трагедия, которую переживала Офелия, словно дышала в ее удивительной пластике и поразительном по тембру голосе. Это было высочайшим проявлением мастерства, чем-то неземным веяло от бабановской Офелии.

Со дня этого спектакля прошло лет тридцать, и вот МХАТовская премьера пьесы Олби «Все кончено». Мария Ивановна совершила актерский подвиг. После длительного молчания (только для радио эта актриса делала исключения) она вновь появилась на сцене, да еще на чужой — это была ее первая за всю актерскую жизнь роль в Художественном театре. И здесь она продемонстрировала высочайшее мастерство, создавая образ, соответствующий ее возрасту. Но почему-то помню я Офелию…

Это вечное противоречие в искусстве — молодая актриса не владеет мастерством, чтобы сыграть, скажем, Джульетту, а когда приходит мастерство, уходят годы… «Если бы молодость знала, если бы старость могла».

В 1955 году в Москве состоялась первая Неделя французских фильмов. К нам в студию приехали Николь Курсель, Даниэль Дарье, Дани Робен и кумир московской публики Жерар Филип! Каким недосягаемым он мне казался. Тогда мы еще не привыкли к общению с живыми звездами мирового кино. Мне выпало счастье вести ту передачу. Была зажатой, скованной, а наши гости, конечно, раскрепощенные, легкие в общении, веселые.

После передачи Жерар Филип подошел ко мне и попросил моего согласия сфотографироваться. Я даже не могла ответить, замерла от счастья. Он обнял меня, а я застыла. У меня есть эта фотография — Жерар Филип очень по-доброму смотрит на меня, а я не дышу. Вот сейчас она передо мной, эта фотография, и я вспомнила, как накануне передачи, раздобыв наимоднейшую по тем временам белую нейлоновую кофточку, ночью пришивала к ней черный клеенчатый бантик, очень элегантный, по моим тогдашним понятиям.

Вспомнила этот эпизод лишь для того, чтобы сказать, что такие передачи для меня безвозвратно утеряны. Доведись теперь что-нибудь подобное, я бы сказала: «Пригласите Таню Веденееву».

И все-таки еще о возрасте. Сказать, что я совсем не боюсь его, никто не поверит, да я и сама в это не верю. Что-то я, конечно, накопила, но как много безвозвратно утеряно! И все-таки надо пойти своим годам навстречу!

Как ни странно, в этом помогают мне дети. Я была еще молодой, когда малыши стали меня называть тетей Валей. Поначалу странно это было слышать, но успокаивала себя тем, что для них я действительно тетя. Но вслед за детьми тетей меня стали называть их родители, которые были если не старше меня, то, во всяком случае, одного со мной возраста. Ну а потом дети выросли, и уже их дети зовут меня тетей Валей. И для старшего поколения я по-прежнему осталась тетей Валей.

Не знаю, удастся ли мне уйти с телевидения раньше, чем оно уйдет от меня, сумею ли я уловить этот момент. А пока хочу верить, что передача «От всей души» продлевает мою телевизионную жизнь. Лишь бы найти в ней второе дыхание. Но это уже тема другого разговора.

Возраст уже такой, когда теряешь близких. Трудно писать. Я потеряла маму совсем недавно. Боль очень острая и очень сильная. Но это мой долг. Всю мою жизнь, с той минуты, как стала себя сознавать, мама была моей совестью.

Закрываю глаза и вижу себя маленькой. Вот рано утром просыпаюсь и сразу смотрю на стул рядом с моей кроваткой: на нем аккуратно развешен костюмчик — матроска, а под стулом новые туфельки. Поднимаю глаза и вижу маму, она вся светится: «С днем рождения, моя девочка!»

Каждый год, всю мою жизнь слова мамы озаряли этот мой день. И вот я впервые проведу его без нее, не услышу ее голоса, не почувствую той светящейся радости, которую несла она в себе.

Я прожила вместе с мамой почти всю жизнь, расставалась с ней ненадолго, пока училась в Москве и работала в Тамбове. А когда получила первую в своей жизни квартиру, мы опять съехались. В самые трудные мои минуты и в самые радостные она всегда была рядом. Даже когда мы жили врозь, мама была рядом. Все, что я получила в детстве, это и был фундамент того дома, который я начала строить, вступив в самостоятельную жизнь. Фундамент этот оказался прочным, потому что замешен был на самых чистых строительных материалах — доброте, истинной любви, огромном желании родителей передать детям тот нравственный потенциал, который они накопили. Я росла не одна. У меня есть сестра Люся. Жаль, что ей не удалось реализовать в жизни все то, чем ее щедро наделила природа и родители. Я считаю ее поистине талантливым человеком.

Удивительная доброта отца и трезвый разум мамы были для нас самым животворным витамином. С ним мы взрослели, начинали обретать самих себя. Как много было в нашем детстве праздников. Новогодние елки, карнавалы, ТЮЗ, выставки, Эрмитаж, Русский музей, филармония, кинематограф и, конечно, театры.

Чаще всего папа водил нас в Кировский театр, это была его вотчина. Никогда не забуду, с каким волнением смотрела я премьеру балета «Ромео и Джульетта» Прокофьева с молодыми Галиной Улановой и Константином Сергеевым. Этим счастьем, выпавшим на мою долю, я и теперь горжусь. Сейчас я понимаю, как ненавязчиво и с какой заинтересованностью приобщали нас родители к искусству.

Не знаю точно, когда кончилось наше бесконечное радостное детство. По-моему, это случилось как-то сразу, оно резко оборвалось. Мы с Люсей стали замечать, как много работают наши родители, как устают, как порой плохо себя чувствуют. Я никогда не видела маму больной в постели. Она ни разу не брала больничного листа и всегда при этом говорила: «Сейчас не могу! Потом, сейчас очень много работы». А «потом» так никогда и не наступало. И с температурой 39 ходила на работу. Уходила она в 8.00, возвращалась, когда мы уже спали.

Сколько у нее было энергии! Домашнее хозяйство она вела сама. В воскресные дни придумывала для нас игры, занималась с нами и всегда была в хорошем… Нет, не просто в хорошем, а в радостном настроении. Теперь я понимаю, она была одержимой. Одержимой во всем, чему посвятила свою жизнь. Сколько я помню, мама ни разу не опоздала на работу. Какой прекрасный пример преданности своему делу был у меня перед глазами и в детстве и в юности!