Попаданец встал и глава старейшин непроизвольно отшатнулся, хотя их разделяло не меньше сорока метров. Ноги тяжелые, но Степан монотонно двигался вперед, через весь зал. Остановился лишь у тела полукровки и опустился на колени.

Он не хотел. Не хотел убивать.

Граф снял плащ, завернул в него тело полукровки и встал, крепко держа холодное тельце несчастного ребенка.

Доллир молчал, не спрашивая, зачем Степану сдался труп, хотя вопрос так и вертелся на языке. У самого выхода граф замер, не дойдя до дверей буквально пару шагов, поднял красные кровавые глаза на главу старейшин и бесцветно обронил:

– Похороните его в хорошем месте, там, где много солнца. – и передал тело полукровки в руки обомлевшего Доллира.

Глава старейшин смотрел вслед удаляющейся фигуре графа, еще никто на его памяти, как бы сильно ни терзался после ритуала, не поступал так.

Доллир впервые увидел и осознал всю мудрость и значение, весь смысл ритуала преемствования.

Этот глава рода станет светом для всего клана Вальдернеских, но ничто так не обжигает вампира, как свет.

***

– Скажи только одно Веце. Ты знал? – надрывно прошептал Степан, не в силах скрыть дрожь в теле.

Веце вздрогнул, господин пугал: злой, потерянный, преданный, он смотрел на кормушку и ждал ответа, отчаянно надеялся услышать такое нужное в этот миг “нет”.

Хозяин еще ни разу не глядел так: и перепачканная красным одежда, и кровь, текущая из глаз. Пугающе. Жутко.

Полукровка стыдливо опустил глаза и немеющими губами ответил:

– Все знают. – вампир резко отвернулся, стягивая темно-бордовый шейный платок, казавшийся сейчас удавкой.

Чего еще можно было ожидать от кормушки? Веце такой же, как они. Такой же, как все.

Полукровка робко поднял взгляд на господина, он и представить не мог, что хозяина так расстроит ритуал. В голове отчего-то всплывала картина из королевской галереи “Покаяние грешника”, там тоже плакали кровавыми слезами.

Степан едва ли пересилил себя, чтобы вновь заговорить со слугой и отдать распоряжение подготовить портал для возвращения домой, в замок Касара.

Правильно старейшины отдали ему те руины, такому монстру как он там самое место – среди других монстров.

Как мерзко было от самого себя. Он никогда не думал о самоубийстве, но сейчас…

Ничто и никогда не было ему так ненавистно, как он сам.

Быть вампиром. Разве может быть наказание хуже?

Убивать, чтобы жить. Такой ли жизни он хотел? Об этом ли мечтал? Ради этого отдал столько сил? Ради этого так старался?

Веце вернулся быстро, принес небольшой стеклянный шарик и разбил его о пол. В воздухе развернулся портал.

– Господин, мы можем отправляться. – выдавил Веце, проглатывая страх. Вампир молча встал и прошел сквозь портальное окно, если бы у Степана осталась еще хоть кроха моральных сил, он бы приказал остаться Веце в поместье, но сейчас спорить с полукровкой он был не в состоянии.

Попаданец сморгнул неприятную влагу с глаз, мир все еще виделся в красных тонах, это добивало окончательно. Кровь из глаз, буквально. Да уж.

До лабораторий они спустились в полной тишине, Веце боялся заговорить и тихо присел в дальнем углу жилой комнаты, Степан заперся в лаборатории.

На улице вечерело, но в подвальных помещениях не было окон, чтобы посмотреть на закат.

– Господин! Откройте! – Веце безуспешно стоял под дверью второй час, из лаборатории то и дело доносился звук разбивающегося стекла или ломающихся досок. Господин был не в себе.

Полукровка боялся, что хозяин навредит себе. То, в каком состоянии был граф, не могло не волновать. Через полчаса все стихло, вампир окончательно выдохся.

Степан лежал на полу, слепым взглядом смотря в темноту. Он ничего не видел, вокруг валялись битые колбы и поломанная мебель, и он в центре всего этого хаоса – такой же сломленный и разбитый.

– Господин! – надрывал голос за дверью Веце. Граф тихо рассмеялся, надрывно кашляя, – Вы не должны оставаться одни! Тело вампира сильно страдает после приема ритуального зелья! – Степан болезненно скривился и проговорил:

– Веце, а ты знаешь, тот ребенок, он умер. А я всего лишь лишился зрения, разве это не достойная плата за чужую жизнь? – полукровка за дверью молчал. Он не мог разделить боль господина, слишком уж часто видел смерть, в отличие от нежного переселенца, но и возразить тоже было нечего. Хозяин прав, но ведь граф не виноват, – Оставь меня.

Веце одернул себя, не о хорошем и плохом он должен сейчас размышлять, а о здоровье своего хозяина!

– Господин, впустите! – заколотил в дверь слуга, – Это обычное побочное действие зелья, у вас полопались кровеносные сосуды в глазах, но если вам не оказать должного ухода, вы и правда ослепните! – вряд ли старейшины обрадуются слепому графу, но от Веце в таком случае точно избавятся, зачем главе рода слуга, который даже не в состоянии оказать первую помощь своему хозяину?

– Вот и прекрасно. – глухо донеслось от графа и Веце отчаянно ударил по замку магией, выламывая дверь. Вот еще, он не намерен умирать, когда, наконец, стал кормушкой самого графа!

Вампир неподвижно лежал на полу, прямо на стекле и мусоре, из глаз медленно текли кровавые слезы, а на лице застыла маска холодного безразличия. Совсем как неживой, только грудь медленно вздымалась от дыхания.

Впрочем, именно таким Степан себя и ощущал. Мертвым.

Душу будто вынули и изувечили, но он не имеет права жалеть себя, это его вина. Он был неосторожен, не предположил заранее о подобном исходе и не предотвратил этого чудовищно бесчеловечного убийства.

Слишком доверчив, слишком наивен, слишком глуп. Сколько еще он будет верить, что добро всегда побеждает? Сколько еще потеряет, прежде чем поймет, что действительно важно? Настанет ли тот день, когда он станет достаточно силен, чтобы защитить кого-нибудь? Есть ли смысл быть сильным? Смысл жить в этом жестоком и беспощадном мире?

Что такое свет и что такое тьма? Что хорошо, а что плохо? Разве всё это – не одно и то же? Слишком быстро меняется правда, слишком стремительно подменяются понятия, и уже не остается места для истины.

Степану казалось, что он упал в бездну, запутавшись в паутине чужой лжи где-то там, на самом дне.

Веце магией расчистил себе путь до господина и присел рядом на корточки.

Кровь побежала интенсивней, ну зачем хозяин напряг глаза? Это же опасно.

Полукровка наклонился ближе к вампиру и оттянул закрытое веко, внимательно осматривая глаз. Сильно ли повлияет это на зрение господина в будущем? Что ж, уже сейчас ясно, что такими же острыми, как прежде, глаза переселенца уже не будут.

Веце достал из пространственного кармана мутно-желтое зелье, переданное прошлым графом, и открыл колбу. Нужно тщательно промыть глаза господина, а потом закапать уже другим раствором.

– Вот я и стал графом. Ты рад? – с горькой ухмылкой просипел вампир, чувствуя, как полукровка что-то заливает ему в глаза. Веце закончил с правым глазом и не сдержался: стукнул графа по лбу, зло цыкнув.

Еще сильней Степана терзала мысль, что и его титул, и замок, и власть, которую он теперь получил – все это обменено на жизнь того ребенка.

– Вы стали дураком, а не графом, это все, что я вижу. – раздраженно проговорил Веце, закапывая лекарство в промытый глаз. Кровь еще сочилась, но уже гораздо медленней, – Граф бы не валялся на полу, как тряпка, жуя сопли. – жестко припечатал полукровка и вампир на его слова растянул губы в кривой улыбке.

Попаданцу просто нужно время прийти в себя, он вовсе не тряпка или нытик. Просто он опустошен, выжат как лимон. Нет сил идти дальше, нет сил так жить.

Да, ни сил, ни смысла.

– Тебе легко говорить. – прошелестел Степан и Веце скорчил гримасу, все равно хозяин не увидит.

Пха, полукровка так долго ждал, когда станет кормушкой самого графа, разве Веце откажется от мечты только потому, что его господин…гм, больной. Уж простите, но здоровые вампиры так не выглядят и регулярно пьют кровь.