Радость 144-99 видит сон, в котором хорошо и спокойно, она снова в классах и не помнит о событиях дня, ночь качает её в милосердных объятиях. Но так продолжается недолго, сон меняется и вскоре его заполняет знакомый сигнал громогласного ревуна.

Сирена воет плавающей нотой, перекатываясь над лагерем зазубренной волной, этот звук прошивает насквозь небо и землю, делая их близкими, тяжёлыми и зыбкими. Пространство между молекулами воздуха заполнилось только исторгаемой ревуном вибрацией, и молекулы замедлили хаотический бег, против воли выстраиваясь в кристаллическую решётку.

Девочка вскочила на кровати, вдыхая иглы кошмара исторгаемого в атмосферу немилосердно сиреной. «Как странно… Как страшно», — подумала Радость. Ведь в её жизни были сотни сирен, одна громче другой, и она давно привыкла при звуках ревуна просто просыпаться, быстро одеваться и следовать инструкциям громкоговорителей. Если таковые не поступали, то с сиреной следовало выходить из здания, строиться в колонны по четыре.

Привычная зелёная форма лежала на тумбочке и номер 144-09 за десять секунд натянула на себя рубашку, юбку и пиджак. Ботинок у кровати не было, куда они делись? Радость осмотрелась и поняла, что находится в большой комнате и одна: все кровати, кроме её, пусты, уже застелены, вернее даже не тронуты — холодны.

Ревун исторг в атмосферу последний ор и затих блуждающим эхом.

Радость оказалась в полной тишине, она замерла, боясь пропустить хотя бы шелест, звон, тук — что-нибудь, что подсказало бы о том, что происходит. Ничего, полное и оттого странное. Надо немедленно выйти из комнаты с мутными, наглухо закрытыми окнами, как будто в ней может закончиться воздух, неподвижный, мёртвый.

Путь по коридору, потом вниз по лестнице — тоже никого, тоже тихо. В вестибюле работает информационная панель, Радость смотрит в неё, но против ожидания видит не инструкции учебной или настоящей эвакуации, а вихрь из белого пуха. Он крутится, останавливается и идёт рябой стеной, рвётся ветром как знамя и тогда в просветах метели заметны силуэты, их много. Загипнотизированная зрелищем номер 144-09 не может оторваться, ей кажется, что вот-вот она увидит, что там происходит. И действительно, через минуту белый шторм иссякает: на асфальтной площадке, окружённой деревьями, стоят незнакомые дети: ряды мальчиков, ряды девочек. Камера визора делает широкий охват, потом приближается к лицам — они смотрят вперёд, одни улыбаются, другие хмуры, но все ждут. Чего?

Камера поворачивается на 180 градусов и Радость отшатывается, толчком выйдя из оцепенения; на экране стоят напротив детей ряды чудовищ: вперемешку мерзкие похожие на людей выродки и черные безглазые существа, покачивающиеся на четырёх членистых ногах.

— Бегите! — Кричит Радость и экран тухнет. Она закрывает рот руками, чтобы не издать больше ни звука, пятится, думая, что сейчас по ту сторону действительности начнётся…

Едва заметный короткий колкий звук в тишине. Что это? Ещё один острый хруст, ещё. Номер 144-09 оглядывается и видит, что по стеклу одной из половинок входной двери бежит трещина, на каждом повороте и разветвлении она звякает, становится яркой паутинкой, растущей с усиливающимся многоногим треском. Линии скола доходят до края и, не замечая границы, продолжаются на вторую стеклянную дверь, которая, быстро догоняя первую, покрывается густой кристаллической сетью. Вскоре блистающие метастазы появляются на всех окнах и с оглушительным треском превращают мир снаружи в яркую мозаику. Снова тихо, если не считать редких пощёлкиваний стекла.

На солнечной площадке движение, заметив его Радость подходит ближе к прозрачным дверям и узнаёт место, которое минуту назад видела на панели визора. Сквозь тысячи тонких призм трудно что-то рассмотреть, но, кажется, на площадке собираются дети, они строятся по отрядам.

Номер 144-99 дёргает двери, те заперты, не выйти, если только не разбить уже разбитое стекло. Как оно вообще держится в рамах? Толкнуть пальцем один кристаллик и всё высыплется.

Дети на улице еще не закончили строиться, когда некоторые из них стали что-то говорить остальным, показывая руками в сторону, не видимую Радости из-за выступа скалы. Очень важно услышать, что те говорят, но в холле по-прежнему тихо, сюда не проникает ни один звук извне. Но Радость догадывается, что сейчас происходит то, что было показано сквозь вьюгу на экране. Нужно предупредить всех! Кричать, чтобы бежали!

— Бегите! Они сожрут вас! — 144-99 кричит что есть силы и стучит ладонью по стеклянной двери, та, не гладкая, а сплошь в рельефе граней, и не думает рассыпаться, даже не пружинит, как стена.

Радость пытается бить кулаками в окна, те отлиты из того же равнодушного к её мольбам вещества. Она видит, что на площадку выходят болезненные фигуры выродков, за ними семенят нерешительными шаткими шагами приземистые твари. Деталей не рассмотреть, но 144-99 и так знает, что они несут в чёрном тельце только большой голодный рот.

— Ну почему они не бегут?! — Ревёт Радость, не замечая ручьёв слёз, стекающих на подбородок. Она не хочет смотреть на то, что будет дальше!

Снова громкий острый тук, знакомый стремительный треск бегущего по кристаллу излома, звон разветвления, поворота, с которым рождаются новые острые углы. Номер 144-99 поворачивает голову в сторону и видит, как трещина со стекла двери покинула \ плоскость и заструилась, ненадолго замирая на разветвлениях, в воздухе. Параллельно полу, на высоте лица девочки, в комнату прорастал куст из сколотых граней. С каждой секундой он становился всё пышнее и больше, разбегаясь по свободному объёму холла.

Радость бросила взгляд за окно: там чудовища не спеша приближались к детям. А здесь внутри к ней приближалась блестящими лезвиями часто изломанная паутина.

Девочка отошла в комнату, уже не спуская глаз с невероятного дерева: то переливалось и мерцало вытянутыми, плавно изогнутыми узкими плоскостями, одни из них под определённым углом зрения исчезали, становясь полностью прозрачными, а другие, наоборот, проступали из воздуха кривыми кусочками зеркалец. Боковая ветвь была уже в полушаге от 144-99, девочка заворожено смотрела на игру света, на бег сколов в воздухе. Приходилось непрерывно отступать, чтобы держаться на расстоянии от миллиона граней, уже заполнивших больший объём комнаты. Сквозь них было неясно видно окна и двери, а происходящее на улице выродилось в рассыпанную игру бликов. Кажется, появились красные тона.

На очередном шаге назад Радость споткнулась о ступеньки и, больно ударившись, растянулась на полу. Над её ногами воздух прорезали новые ветви и вместо того, чтобы вскочить, девочка отползла на спине, до дрожи боясь зацепить мерцающие зеркальца. Она встала, сзади были лифты, справа — лестница, а слева — коридор. Бросив взгляд сначала в одну сторону, а затем во вторую, и увидев там яркие блики пронизывающих воздух граней, 144-99 нажала кнопку лифта. По шахте разнёсся звук пуска далёкого электродвигателя, зашуршали канаты. «Быстрее!», — молила лифт Радость, наблюдая, как с лестницы и коридора вырвались лезвийные ветви и сцепились с трескучим потоком из вестибюля. Воздух с нарастающей скоростью разрезался на мелкие красивые кусочки, грозя уже через несколько секунд съесть последние кубические метры, где дрожала от адреналина девочка.

Сзади ровные звуки работы лифта прервались, кабина остановилась и прижатой к дверям спиной Радость почувствовала, как те разъезжаются. Не глядя, ввалившись в кабину, она ударила до боли пальцем в первую попавшуюся кнопку. За съезжающимися дверями стекло полностью поглотило вестибюль и просунуло решительный росток в лифт. 144-99 отскочила к стенке, глядя на направленное ей в лицо лезвие. Лифт тронулся, грань ушла вверх, вывернув из потолка, как консервный нож, прорезь с загнутым лоскутом. Кабина почти сразу остановилась. Радость поняла, что она нажала на кнопку подвала. Вверх путь уже закрыт, можно не сомневаться, что если канаты протянут кабину сквозь резку первого этажа, то из неё и содержимого получится замысловатая лапша.