— Дело чего?
— Взять все крупные узлы обороны замка в свои руки. Плюс моя сестра изготовила взрывчатку, огненное зелье, которое во много раз сильнее чёрного пороха. Я взорвала казарму вместе с латниками фон Деница. Остальных либо добили, либо они сдались. Сам Ульрих фон Дениц сдался лично мне, отдав свой меч. Вот и всё. Сами мы при захвате замка не потеряли ни одного человека. Потери были потом, когда отходили. Орденцы догнали нас на броде через пограничную реку. Там я потеряла два десятка. Но и орденцы потеряли порядка сотни. Даже больше.
Василий взглянул на Вяземского-старшего. Тот кивнул.
— Всё так, Великий Государь. Это подтвердят все, кто ходил с ней.
— Чудно. А не волшба ли здесь была чёрная? А, Александра?
— Нет, Государь. Не волшба. Воинское искусство. Один полководец древности говорил, воюют не числом, а умением.
— Это кто же?
— Александр.
— Это который Македонский?
— Он. Имея армию в 40 тысяч копий, Александр разгромил наголову персидского царя Дария, имевшего армию в 200 тысяч мечей. Превосходство персов было подавляющее, в пять раз. Но это им не помогло. Другой полководец древности Ганнибал из Карфагена, наголову разгромил значительно его превосходящую римскую армию. У Рима было порядка 85 тысяч мечей. Из них 79 тысяч пехоты и 6 тысяч конного войска. У Ганнибала порядка 45 тысяч. Битва при Каннах является образцом великолепного тактического искусства, хорошо продуманного хода предстоящего сражения. И, Государь, я добрая христианка и верная дочь православной церкви. Поэтому я никогда не прибегну к какой-либо волшбе. И я готова это доказать.
— Интересно. Ты сказала, что вы с сестрой привезли некие сокровища?
— Это так, Государь. То, что я привезла, это великие святыни христианства, похищенные рыцарями тамплиерами, как в Иерусалиме, так и в Константинополе после его захвата триста лет назад. Я уверена, что эти святыни послужат вящей славе Москвы. Ибо Москва третий Рим и четвёртому не бывать! — Василий довольно кивнул.
— И что же это за святыни, царевна Александра? — Его глаза хищно блеснули.
— Первая. Это, с твоего позволения, Великий Государь, я хочу преподнести владыке Симону, как главе русской православной церкви. Патриарший крест, которым крестили самого императора Константина Великого. Того, кто основал Великий город, названный его именем. Кто дал истинный свет народам, признав христианство государственной религией империи.
Богдан взял футляр и передал мне. Я шагнула к митрополиту. Было видно, что он шокирован. И очень волнуется.
— Владыко, этим крестом крестили на царство всех императоров Восточно-Римской империи начиная с Константина Первого. Его полное имя Фла́вий Вале́рий Авре́лий Константи́н. И до того момента, пока рыцари и паписты не захватили центр христианства и не разграбили его. — Я открыла футляр и достала крест. Свет свечей заиграл на его золоте и драгоценный камнях. По залу прошёлся восхищенный вздох. Митрополит принял у меня реликвию. Потом поцеловал его в благоговении. Я смотрела на него. — Владыко, я не знаю, как Вы поступите. Оставите его здесь или отошлёте в Константинополь. — В зале сразу пошёл возмущенный гул. Мол почему это мы должны отдать? Не бывать такому. Я чуть улыбнулась. Конечно, Константинополю этот крест навряд ли достанется. Перевела взгляд на Василия. Сразу же нарвалась на его глаза. Опять этот взгляд, словно лезвие клинка. Поняла, что вновь иду по краю.
— Это же не всё? — Задал вопрос Владетель Московского государства.
— Нет, Ваше Величество. — Взгляд Василия стал удивлённым. Всё верно, так его никто ещё не называл. Величеством русских царей станут называть только со времени Петра Первого. — Полторы тысячи лет назад, когда Спаситель был распят на кресте и принимал великие муки за род людской на Голгофе, один из римских легионеров по имени Лонгин, видя муки Иисуса подарил ему милосердие. Прекратил мучения, сделав один удар своим копьем. Он попал в сердце. С того момента его копье стало одним из Орудий Страстей Христовых. Одной из величайших реликвий христианства. Это копьё хранилось сначала в Иерусалиме. Потом тысячу лет назад его привезли из Иерусалима для будущего первого христианского императора Константина Первого. С этим копьём он участвовал с битве у Мульвийского моста, что в нескольких верстах от Рима. Именно тогда Господь явил Константину знак, сияющий крест в синеве неба. Легионеры Константина тогда нанесли на свои щиты этот крест. А ещё Господь явил надпись, которая горела огнем в небесах. Она гласила: «In hoc signo vinces», что значит: «Сим победиши». Эта битва и определила, что христианство вскоре воссияет ибо Константин уверовал в единого бога, отринув языческих идолов. С тех пор, копьё Лонгина всегда было с ним. А когда Константин перенёс столицу империи в Константинополь, копье стало храниться там, в сокровищнице императоров. Хранилось там оно до 1204 года от Рождества Христова, пока город не захватили рыцари. Похищать открыто копьё тамплиеры не рискнули. Они подменили его на фальшивое и как бы остались не при чём. Несколько лет назад султан османов подарил это копье Папе. Султан не знал, что копьё фальшивое.
— Где же оно, это копьё?
— Здесь, Великий Государь. Я не имела права хранить его у себя. Оно должно принадлежать правителю. То есть тебе, Великий Государь, а значит всей Святой Руси. Иван передай мне копьё Лонгина. — Иван передал мне футляр с наконечником. Держа его в руках, смотрела в глаза Василию. — Здесь не всё копье Лонгина. Только часть, но она самая важная. Древко не важно, важен именно наконечник. Ибо на нём кровь Спасителя. — Я открыла футляр и протянула его Государю. Он встал, спустился ко мне с возвышения. Смотрел на наконечник, лежащий в футляре.
— Это оно? — Спросил Василий.
— Да. Это оно, копьё Лонгина. Настоящее.
Государь взял у меня футляр. Смотрел на святыню. Что он думал в этот момент, я не знаю. С лавок повставали бояре, вытягивали шеи, пытаясь заглянуть в футляр, но и у них ничего не получалось. Василий сунул руку и взял наконечник с обломком древка из потемневшего от времени дерева. Вынул его из футляра. Я перехватила из рук Великого князя футляр. Он на него не обращал уже внимания. Вот теперь все увидели легендарное копьё Судьбы. Народ крестился. Митрополит, прижимая левой рукой к груди крест, правой крестил Государя. насладившись реликвией, Василий посмотрел на меня. Я вновь протянула ему футляр. Он положил туда наконечник. Забрал футляр себе. Возвратился на трон. Сел и положил футляр к себе на колени. Глядя на меня, улыбнулся.
— Да, царевна, такое не забывается. Теперь верю, что принцессы вы обе, и рад, что обе Рюриковны. Ты привезла настоящие сокровища.
— Это ещё не всё, государь.
— Не всё?
— Есть ещё святыни. — Посмотрела на митрополита. Мои слова, сказанные Василию, слышали многие. Наступила полная тишина. — После того, как апостолы сняли тело Спасителя, его завернули в погребальный саван. И отнесли в склеп, который предоставил им Иосиф Аримафейский. Именно оттуда Иисус вознёсся на небо. После него остался погребальный саван. Или по другому плащаница. На ней отпечатался лик Спасителя и кровь его. Плащаница тоже является Орудием Страстей Христовых. Василий. — Ко мне подошёл муж Елены. Принёс кожаную суму. Я скинула с себя шубу, расстелила её перед троном. Ко мне подошла Елена и тоже сняла свою шубу. Мы разложили их, расправили. Потом я вытащила из сумы сверток, завёрнутый в шёлк. Распаковала. Мы с Еленой аккуратно расправили плащаницу. Василий вновь встал. Стоял и крестился. Точно так же, как и митрополит и все остальные. Я тоже стала креститься. Елена глядя на меня, повторила. Митрополит передал кому то крест. Опустился на колени перед плащаницей. Я услышала, как он молился.
— Владыко, — обратилась я к нему, — прошу принять плащаницу. Я не имею право хранить её.
К плащанице подходили бояре, молились, кто-то вставал на колени. Я оглянулась на свёкра. Фёдор Мстиславович был бледен, постоянно вытирал пот со лба. Шапку он снял. Бояре пытались дотронуться до плащаницы. Мне пришлось вмешаться.