— Хорошо. — Игуменья взглянула на монашку. — Приведи её сюда. Сёстрам скажешь я велела.

Очень хорошо. Встала с постели. Заправила её. Потом надела китель и стала застёгивать.

— Не гоже это. Царевна в портах мужских ходить, да в сапогах таких. — Услышала я игуменью. Господи, спаси и помилуй.

— Это не простые порты, матушка игуменья. Это генеральские порты. Видишь лампасы красные? Вот. А мне Государь даровал звание генерал-майора.

— Чего за звание такое? Боярское?

— Выше, чем боярское. Я Корпусом командую. Воями русскими. Так что, матушка, закроем тему.

— Чего закроем?

— Разговор по поводу моих портков. Давай о другом поговорим. Скажи матушка игуменья, если дети нарушают родительскую волю, то есть грех?

— Грех, Царевна. Как можно нарушить волю родителя своего? Повиновение родителям, Пресветлая Царевна, это прямое повеление Бога. Ибо как в послании к Ефесянам, апостол Павел говорит: «Дети, буде послушны своим родителям в Господе, это ваш долг». Там же, апостол говорит: «Почитай отца своего и мать, чтобы тебе жить благополучно и долго на земле».

— То есть, если нет благословения родительского на монашество, то церковь не вправе принимать таких детей в монастыри?

— Да.

— А тем более, принимать в невесты Христовы девиц, которым такого благословения родители не давали. Это тоже самое, что насильно девицу замуж выдавать, то есть, это тоже самое, что насильничать деву. А разве Господь наш благоволит такому?

Настоятельница, услышав последнее, замахала на меня руками.

— Господь с тобой, Царевна. Ты что такое говоришь? То есть, святотатство.

— То есть, это зло, сродни воровству и татьбе? — настоятельница в ужасе смотрела на меня. — Значит это так. За такое дыба положена. А потом топор палача. А если это связано ещё с лихоимством, то я не знаю, матушка игуменья. Вот я и хочу знать, есть ли здесь сговор между князем Борисом Остожским и ещё кем-то?

— Что ты, Царевна. Какое лихоимство и татьба? Какой сговор?

— Умышленный сговор на воровство направленного против Государя. — Да ладно, чем больше жути нагоню, тем лучше. Тем более, князь Остожский… Знакомая фамилия. Где же я её видела или слышала?.. Вот, чёрт, прости Господи. Фамилия Остожский встречается в опросных листах по делу князя Шуйского. Правда, вроде бы, причастность его к делам клана Шуйских доказать не удалось. Остожский отскочил в тот раз. И я тогда, прочитав опросные листы и поняв, что претендент на дыбу не перспективен, забыла о нём. А сейчас я вспомнила. Как вовремя-то вспомнила. Значит к измене и мятежу не причастен? Ну это мы, явно, поторопились. Как в полиции говорят, дело отправлено на дополнительное расследование, в связи со вновь открывшимися обстоятельствами. А ещё, если вы до сих пор на свободе, это не ваша заслуга, это наша недоработка. А чего так матушка игуменья разволновалась? Даже с лица сбленули-с? Это очень все подозрительно. Неужто сговор у неё с князюшкой? Она Ксению упакует в келью на веки вечные, а Бориска ей подгонит что-нибудь вкусное. Не хотелось бы в такое паскудство верить. Но посмотрим.

— Да ты что, милая моя? Какое воровство супротив Государя?

— А такое. В своё время князь Остожский упоминался в опросных листах Государевой службы безопасности, сиречь Разбойного приказа по делу князей Шуйских. Ты же, матушка настоятельница, слышала об этом деле? Вся Москва об этом тихо шепталась. Слышала же, матушка?

— Слышала. — Выдавила она из себя.

— Вот. Там большое злодейство Шуйскими умышлялось. Престол Государей Московских под себя взять хотели, а Русь Святую под осман отдать, чтобы веру нашу православную они изничтожили и всех заставили принять ислам. — Я встала обошла игуменью. Она хотела повернуться за мной и ко мне лицом, но я не дала, взяв её за плечи. Стоя у неё за спиной, стала тихо говорить ей на ухо. — Тогда удалось нам это паскудство пересечь. Мы тогда подумали, что изничтожили скверну. Но теперь вижу нет. Ибо, чувствуя я, что готовится новое воровство, только теперь уже против веры нашей. А за это Церковь по голове явно не погладит. А я возлюбленная дщёрь Святой Русской Православной Церкви и не допущу скверны против неё. — Отпустила настоятельницу и мило улыбнулась. В этот момент в опочивальню завели Ксюшу. Девчонка была совсем поникшая. Увидела меня. В её глазах зажглась искра надежды.

— Вот, Царевна, княжна Остожская, девица Ксения. — Проговорила матушка игуменья. Я смотрела на девушку. Она на меня с немой мольбой в глазах. Я подошла к ней.

— Ксения Остожская?

— Да, я, Царевна Пресветлая.

— Скажи, какова была воля покойного князя Всеволода Остожского, батюшки твоего?

— Батюшка, ещё перед смертию своей, за два месяца, говорил брату моему старшему, Борису, чтобы он выделил треть от имущества своего мне. И что после его смерти, то будет приданное моё, когда замуж пойду. Повелел мужа выбрать мне достойного роду нашему. Да не неволить меня. Батюшка любил меня, Царевна Пресветлая. Звездочкой своей называл.

— А на смертном одре он повторил это?

— Повторил. При отце Серафиме, чей приход на землях наших. И ещё писарь был наш Акинфий. Батюшка даже бумагу подписал. И отец Серафим с писарем тоже. То я сама, своими глазами видела. А когда батюшка умер, да на сороковой день меня брат сюда увёз. Сказал, что в монастырь я пойду, так как мужа мне не найти.

Я посмотрела на настоятельницу вопросительно.

— Нет, Царевна. Князь Борис привез сестру свою, сказал, что такова воля их покойного родителя. Чтобы Ксения за отца молилась. Вот, у меня даже бумага есть. А так как после смерти старшего Остожского, главным в семье стал князь Борис, то всё законно.

— Где бумага от Бориски? — Ах ты прыщ. Смотри ка какая прошаренная скотина. Настоятельница вышла. Через пару минут вернулась. Подала свиток. Я развернула, прочитала. Старославянскую письменность уже умела разбирать. Прочитав, удовлетворённо кивнула. Скатала назад в трубочку, как и было и оставила у себя. — Это останется у меня, как чистосердечное признание поганца Бориски, ибо князем называть такого утырка рука не поднимается, в умышлении злодеяния супротив девицы Ксении Остожской. В лихоимстве, мошенничестве и воровстве. А так же в святотатстве. — Матушка игуменья совсем с лица сбледнула. — Девицу Остожскую Ксению я забираю до выяснения всех обстоятельств дела.

— Никак нельзя, Царевна. — Тут же попыталась возразить настоятельница. — Ксения Всеволодовна привезена в обитель. И обитель за неё отвечает. Ты не может, Царевна просто так забрать её.

— Правда? И кто же мне помешает? У меня за забором эскадрон кирасир, вооруженных до зубов. Плюс два или три десятка ратников из личной охраны Государя. И, пожалуйста, матушка игуменья, я очень не хочу думать, что Вы имеете хоть какое-то отношение к творимому злодейству.

— Что ты, Царевна, бог с тобой.

— Отлично. Тогда я забираю её. Если подтвердиться, что покойный князь Остожский на самом деле хотел, чтобы дочь его в монашки пошла, я верну её сюда. Где мои часы и моя шашка?

Часы лежали у Игуменьи, она отдала их, как и шашку, которая так же находилась у неё, завернутая в отрез грубой ткани. Часы нацепила себе на руку, шашку прицепила к поясу. Ну вот, епитимья закончилась, девчонку я забираю, больше мне здесь делать нечего. В этот момент в горницу забежала ещё какая-то монашка.

— Матушка игуменья, там Владыко приехал и Великий Государь. — Я увидела, как у игуменьи блеснули торжеством глаза и даже улыбочка появилась. Я сокрушённо покачала головой. Господи, на что надеется??? Жаль, разочаровала меня матушка настоятельница. Мы все вышли во двор монастыря. Ворота были открыты и во внутренний двор въехала карета Митрополита. За ним заехал Василий, сидя на жеребце в окружении охраны и нескольких бояр. Василий, увидев меня, резво соскочил с коня.

— Саша, как ты? — Спросил он, идя ко мне.

— Благодарствую, Великий Государь. У меня всё хорошо. — Ответила спокойно и отрешённо. Поклонилась ему в пояс. Он даже с шага сбился. Подошёл, стал заглядывать мне в глаза. Я спокойно смотрела ему в ответ, стараясь сохранять равнодушный вид. Я включила стерву. Из кареты вылез Митрополит. Опираясь на посох, подошёл к нам. Я и ему в пояс поклонилась.