— Ты хочешь отомстить?

— Да. И хочу вернуть себе назад Великий город, Константинополь.

— Почему ты носишь чёрную одежду?

— Я вдова, Бурлас. Моего мужа убили подло. Это люди бея Мурада. Он из крымских татар. И он тоже придёт вместе со своим ханом Менгли-Гераем. Я ношу вдовий траур. И поклялась не снимать его, пока не отомщу. Я их жду. Я устрою им ловушку, западню, и там всех вырежу, расстреляю из пушек и ружей. Изрублю саблями и проткну копьями. Затопчу копытами коней. Но особенно мне нужен именно бей Мурад.

Наверное, когда я говорила, в моих глазах Бурлас увидел огонь ненависти и жажды отмщения. Он с опаской и в тоже время с восторгом посмотрел на меня.

— Месть кровному врагу, это святое дело. Я тебя понимаю. И я помогу тебе.

Менгли-Герай вышел в поход в середине мая. Он собрал порядка 40-ка тысячное конное войско. Плюс 10 тысяч османов. Крымчаки пошли, как и всегда ходили по Изюмскому тракту, но не сразу, так как с Польшей у них был заключён мирный договор. Поэтому изначально они двинулись по Кальмиусскому шляху, огибая территорию Польского королевства. А после вышли на Изюмский шлях, чтобы ударить по Туле.

Я ждала этого. И я знала, что сразу к Туле они не пойдут. Чуть отклоняться на восток. К моей крепости. Менгли-Герай хвастал, что захватит обеих ромейских принцесс и привезёт их в клетке султану Селиму. И он знал о моей крепости на Дону. Значит они обязательно пройдут через неё, чтобы уничтожить. Я была довольная. Единственно, что меня беспокоило, это Соломония. Ей рожать, а мне нужно быть там, на Дону. Быть там обязательно.

— Александра. Там слишком большое войско. К тому же и османы идут. — Говорил мне Великий Князь.

— Это же хорошо. Все собрались в одну большую кучу. Значит истребим их как можно больше прежде, чем они начнут разбегаться.

— Ты слишком самонадеянно. Даже пришедшая тысяча твоих калмаков не изменит ничего.

— А у меня не только эта тысяча будет. У меня и другие будут. И артиллерия. Ничего, имперцев тоже было больше.

— Но сейчас ворога больше. 50 тысяч. Ты понимаешь это?

— Понимаю. Засечная черта в этом месте уже готова. К моей крепости уже стягиваются казаки.

— Сколько их будет?

— Около двух тысяч. Где-то так.

— Поляки с литвинами могут ударить.

— Могут. Но сначала нужно разобраться с Менгли-Гераем. А с поляками, если они нападут, я потом разберусь.

К засечной черте стали стягиваться отряды боярского и дворянского ополчения. Кадетский Корпус уходил не в полном составе. Старший курс шёл весь. Младший курс, шли только те, кто достиг возраста 16 лет. Остальные оставались. Уходила сформированная рота солдат, вооружённая ружьями. Покидали столицу с развёрнутым знаменем, под барабанный бой. Народ провожал их. Многие крестили моих кадетов и их наставников, благословляя их. С Корпусом уходил и пятитысячный отряд тяжёлой кованной конницы под командованием князя Долгорукого.

На этот раз командование объединенным войском Великим Князем было поручено мне. Князь Воротынский, которому изначально хотел Василий поручить войско, неудачно упал за неделю до выхода с коня и сломал ногу. На вопрос бояр почему мне поручается командовать армией, ибо ходить под женщиной невместно, такого никогда не было, Государь задал один вопрос:

— У меня пока что, только два генерала. Но один лежит в госпитале и взять на себя руководство не может. Остался второй генерал. Это Александра. И я всё сказал. Может кто-то не согласен?

Недовольные предпочли заткнуться. Ибо знакомится с палачом никто желанием не горел.

Воротынский лежал в моем госпитале. Он чуть не плакал, когда я пришла попрощаться с ним.

— Сашенька, ну вот скажи, за что мне такое наказание?

— Значит так было угодно всевышнему. Не волнуйся, княже.

— Справишься, Сашенька?

— Справлюсь. Иначе быть не может.

— Пусть Господь и Пресвятая Богородица не оставят тебя. Я буду молится за тебя, Царевна.

Простилась со свекровью. Она обняв меня и поцеловав в лоб, спросила:

— Дочка, что тебе не сидится? Ты женщина. Наше дело дома сидеть, детей рожать, за хозяйством смотреть, да мужа ждать. А ты всё мечешься.

— Мужа моего убили, матушка. Поэтому ждать мне некого. Скоро наступит час истины. Или я вернусь с победой или не вернусь. Тогда моё дело продолжат другие. И мой сын в том числе.

Простилась со свёкром. Он перекрестил меня. Со мной уходил и Василий, муж Елены. Она стояла на крыльце зарёванная. Обняла меня.

— Сань, — шептала мне на ухо, — прошу тебя, возвращайся. Как я здесь без тебя?

— Лена, здесь ты остаёшься с родными тебе людьми. Вяземские стали нашей семьёй. И, конечно, я вернусь. Верь в это.

В одних фургонах везли порох, бомбы, картечь, шрапнельные снаряды. В других амуницию, кирасы, бумажные патроны для ружей. Мои солдаты не носили пороховницы. Я сразу сделала упор, что заряды насыпались в бумажный патрон. Патроны солдаты носили в своеобразных патронташах, сшитых из грубой материи. Они носились на поясе. Тут же был подсумок, где солдаты носили круглые свинцовые пули и пыжи. Чтобы зарядить ружьё, доставался патрон, надрывался с одного края. Порох высыпался в ствол ружья, сам патрон использовался в качестве пыжа. Потом шла пуля и опять пыж из подсумка, чтобы пуля не выкатилась из ствола при наклоне.

Так же в фургонах везли продовольствие. Ехали полевые кухни. И мой передвижной госпиталь. Дарёна уже ходила без аппарата Илизарова. Практически не хромала. Лицо тоже уже зажило. Шрам, когда-то обезображивающий её, исчез. Ехала и Фрося и ещё несколько кадетов, кто учился на врача. Везли инструменты, палатки, перевязочный материал и многое другое, что необходимо было для развёртывания госпиталя в полевых условиях.

Снами шли два эскадрона кирасир, сформированных три месяца назад. Они, по мимо тяжёлый палашей, имели ещё и по паре кремнёвых пистолетов. Стволы для них, были взяты из стволов для ружей. Из одного ружейного ствола, выходило три ствола для пистолей. Пистолеты получились массивными, но вполне пригодными для стрельбы на близкое расстояние.

Борис за всё это время сумел сделать ещё две казнозарядные пушки. Их опробовали на полигоне. Сейчас они тоже шли с войском.

Татары Урусобы и калмыки постоянно, так сказать, мониторили степь, сообщая о продвижении врага. В бой с конницей Менгли-Герая не вступали. Это я отдала такой приказ.

Крепость на Дону, я наметила как опорный пункт. По прибытию на место, кадеты и приданные им ополченцы из боярских и дворянских дружин сразу начали строить редуты, перекрывая крымчакам путь на север. Место было удобное. Имелись небольшие холмы, которые мы и оседлали. С одной стороны был Дон и моя крепость, которую, двигаясь именно этим путём обойти было проблематично. С другой стороны, чуть позади нас, рос густой бор. И пара оврагов. Кадеты и ополченцы навтыкали по дну оврагов, где могла пройти конница, заострённых кольев, торчащих на десять сантиметров из земли. А так же такие колья врыли и по краям оврагов. Сунутся в обход, нарвутся на колья и искалечат коней. А крымчак без коня, это уже не воин. Ну и в довесок, мои кадеты из числа особой команды, которыми руководил Айно Эст, заложили несколько пороховых мин, замаскировав их. Мины представляли собой небольшие литров на десять бочонки, наполненные порохом и поражающими элементами, в виде мелких камней. Сами тоже замаскировались, засев в засадах, чтобы в нужный момент подорвать мины.

На третий день, после того, как мы подошли к крепости и стали занимать позиции, к вечеру, из степи прискакал один из людей Урусобы.

— Госпожа, — он соскочив с коня, бухнулся на колени, — Менгли-Герай в одном конном переходе.

— Встань. Я поняла. Можешь идти, поешь.

Вернулась в свой шатёр. Там были бояре и дворяне. Калмыцкий тысячник и казацкие атаманы. Офицеры Корпуса, среди которых был и Георг фон Фрундсберг.

— Ну что, господа, враг близко. Он пришёл — Я подошла к карте. — Давайте ещё раз посмотрим и определимся, кто и где будет стоять, какая задача у каждого из ваших отрядов.