— Когда завтрак будет? Нам трогаться нужно, как можно быстрее.

— Всё согласно распорядку. Но уже скоро. — Ответил Божен. — Царевна будет есть?

— Царевна будет есть. — Ответила я и они заулыбались.

В Москву приехали вечером, так как двигались без остановок, пройдя за чуть больше суток, расстояние, которое преодолевали за два с половиной.

Сопроводив меня до подворья, сотник Кобыла спрыгнул с коня, снял шлем.

— Царевна Александра. Мы больше не нужны? — Спросил он.

— Нет, сотник. Благодарю тебя и твоих людей. Возвращайся в Кремль.

Он поклонился.

— Скорблю вместе с тобой, Царевна. Иван Федорович Вяземский был добрый воин. Вечная слава ему. — Я кивнула ему. Надев шлем, он вскочил на коня и увёл свою сотню. На крыльцо вышла Евпраксия Гордеевна. Смотрела на меня. Я на неё.

— Прости, матушка. Мужа я привезла. Сына твоего. Не успела я. Не спасла его.

Она стала качать отрицательно головой.

— Нет. Нет, Александра. Как же так? Ванечка мой. Сынок. — она медленно спустилась с лестницы. Подошла к фургону. Мои палатины осторожно вытащили носилки с телом Ивана и положили их на землю. Евраксия Гордеевна упала на колени рядом с телом сына.

— Соколик мой. Куда же ты улетел? На кого нас оставил? — Она завыла, как раненая волчица. Из терема выбегали всё новые люди. Прислуга, разные приживалки и ещё чёрт знает кто. Их постоянно крутилось на подворье Вяземских достаточно. Поднялся бабий вой. Тут же рядом с матерью на колени встала и Евдокия. Плакала по своему брату. Во двор на коне заскочил Василий. Спрыгнул на землю. Подбежал к носилкам.

— Ваня, брат мой! Как же так-то? Александра? — Он беспомощно посмотрел на меня.

— Стрела, Вася. Крымчаки наскочили. Они штурм отбивали. Ване в грудь попала стрела. Пробила кольчугу. Я не успела. Когда прискакала к нему, он успел только попрощаться со мной. — Ответила я. Василий закрыл лицо ладонями и заплакал. Вы видели когда-нибудь как плачет мужчина, воин, не боящийся крови, сечи с сильным врагом и самой смерти? Одно дело, когда плачут женщины. И другое дело, когда вот так плачет сильный мужчина. Я стояла и смотрела на них. сама находилась в каком-то странном состоянии, словно меня здесь нет. Буд-то смотрю на всё это, как на экран телевизора. Я не плакала. Свои слёзы я выплакала. А то, что не выплакала, то осталось во мне, переплавляя страдания и горе в холодную ярость и ненависть.

Почувствовал, как кто-то обнял меня сзади за плечи.

— Саня, как мне жаль Ванечку. Что совсем ничего нельзя было сделать? — Это была Ленка. Я развернулась. Смотрела ей в глаза.

— Я не успела. Стрела была вымазана в бараньем жиру, которому дали загнить. Стрелу сразу не вынули. Начался сепсис, заражение крови. Фактически, когда я приехала, у Ивана была уже агония. А у меня ни одного, даже самого паршивого антибиотика. Ни одного, ни капли, Лена.

— Сань, успокойся. Никто тебя не винит. — Она обняла меня за шею и прижалась ко мне. Заревела. Я тоже обняла её. Гладила по спине, по голове.

— Он мне ответит. — Прошептала я зло.

— Кто? — Подняла на меня заплаканные глаза подруга. — Бей Мурад, который со своей сворой пытался захватить крепость и прорваться на юг Руси. Это его стрела попала в Ивана. Пусть не он сам её пустил, а кто-то из его поганых псов, это уже не имеет значения.

— Что ты будешь делать?

— Мстить. Жестоко, очень жестоко.

— Ты что, пойдёшь в Крым?

— В Крым идти сейчас, силёнок маловато. Я туда позже приду. А эту псину поганую я выловлю. Я знаю где его искать.

Приехал старший Вяземский. Фёдор Мстиславович, увидев старшего сына, как-то сразу постарел. Он держался. Но я видела, как ему тяжело. Подошла к нему. Глядя в глаза, сказала:

— Прости, батюшка. Не успела я. — Он обнял меня.

— Не вини себя, дочка. Такова доля воинская на Руси. Мало кто из воев умирает в своём доме от старости. Многие уходят вот так, молодыми. Главное, что у него сын остался. Вячеслав продолжение своего отца.

Ивана унесли отпевать в семейную церковь Вяземских, тут же на подворье. Мы все надели чёрные одежды. Я второй раз надевала вдовий наряд. К подворью Вяземских потянулись люди. Приезжали бояре, выражали свои соболезнования. Шли служивые дворяне. Утром следующего дня, к терему подошёл весь личный состав Корпуса, те, кто находился в казармах. Даже наёмники пришли. Все бантики и прочий срам со своей одежды они уже поснимали. Хотя формы на них ещё не было, не сшили. Они все выстроились ровными рядами. Пришли под барабанный бой. В парадной форме. Как только ряды замерли, барабаны резко оборвали свою дробь. Во главе них стоял дядька Евсей. Он подошёл ко мне.

— Александра, дочка. Корпус пришёл выразить свою скорбь по Ивану Вяземскому. Отдать долг уважения и памяти славного воина, палатина и офицера Корпуса. — Он немного помолчал, а потом добавил. — И моего ученика. Ведь я сам учил его держать оружие в руках, с самого детства.

Народ всё прибывал. В большинстве своём это были зеваки, которых привлекал вид кадетов, а так же слухи, что погиб муж Византийской царевны.

Неожиданно появились всадники сотника Кобылы.

— Расступись! — Кричали они. — Расступись перед Государём Владимирским и Московским!

Народ засуетился. Разбегались, освобождая кавалькаде широкую дорогу. Сам Великий Князь пожаловал. Он ехал на коне. Тут же ехал и возок Митрополита. Мы с Федором Мстиславовичем стояли около входа в церковь. Поклонились Василию. Он кивнул. Рядом с ним пришёл и Митрополит Варлаам. Он сменил в этом году Митрополита Симона, который принял Великую Схимну, после чего, через месяц скончался.

— Здравствуй боярин, Фёдор Мстиславович, здравствуй, царевна Александра. — Поздоровался он с нами. — Приехали мы с Митрополитом высказать вам слова скорби. Иван был добрым бояриным и воином. Вечная слава ему.

— Вечная слава. — Повторили мы со свёкром. Государь и Митрополит перекрестились. Мы тоже. свита Великого Князя, так же стала креститься. Потом прошли в церковь. Церквушка была не большая, поэтому вся свите монарха туда не вошла. Многие остались на улице. Ванечку уже отпели. Сейчас прощались. Похоронить его должны были на кладбище в семейной усыпальнице Вяземских. Василий выразил свои соболезнования моей свекрови.

— Помолимся чадо мои за раба божьего Ивана, боярина Вяземского. — Проговорил Митрополит. После чего стал читать молитву. Все стали креститься и тоже читать молитву. Когда молитва закончилась, священник, отпевавший Ивана, неожиданно стал истово креститься.

— Господи Иесусе Христе и святые угодники!

— О чём ты отче? — Спросил его Вяземский-старший.

— Чудо! Смотрите. Чудо Господне. Икона Божьей матери мироточит!

Все посмотрели на икону. Это была старинная икона рода Вяземских. Из глаз божьей матери вытекали прозрачные слёзы. И тут я почувствовала странный запах. Я такой уже когда-то чувствовала. В церкви. Там тоже была мироточащая икона. Это был приятный запах миры, субстанции, которая иногда начинает выделятся именно с икон. И здесь тоже. Словно сама божья матерь плачет и скорбит по моему мужу.

— Несите склянки или ещё какую посуду. Собирайте миру. — тут же проговорил Митрополит. Государь как-то странно посмотрел на меня. И чего ты так, Василий, смотришь? Я то тут причём? Все опять начали креститься и читать молитвы. Кто-то принёс блюдо. Икону поставили в это блюдо. Мира начала туда капать, стекая по лику богоматери.

Государь и Митрополит ещё какое-то время побыли в церкви, а потом вышли. Я и свёкор тоже.

— Крепись. Боярин. — Сказал моему свёкру Государь. — И ты крепись, Александра. Всё в руках божьих. Знак тебе Фёдор Мстиславович, что угоден богу твой сын. Ждёт его рай божий.

Митрополит перекрестил меня и Фёдора Мстиславовича. После чего они уехали.

Гроб с телом Ивана поместили на орудийный лафет. Это уже я так распорядилась. Само орудие с лафета было снято. Никто ничего не понял, почему так. Но я пояснила, что это дань уважения. Поэтому офицеров корпуса погибших на поле боя или умерших от ран, по возможности до кладбища нужно везти на орудийном лафете. Закладывалась ещё одна воинская традиция. Всю дорогу от церкви и до кладбища я шла пешком. Рядом со мной шли Свёкр, князь Воротынский, князья Долгорукие, много кто. Так же строем под барабанный бой шёл кадетский Корпус. Боярыня Вяземская и другие женщины ехали в карете.