Посидели, поели за довольно богатым столом. Я ела мало. Мне вообще все эти застолья были не нужны. Я хотела одного — в баню.
— Андрей Павлович. — Обратилась я к хозяину поместья. — Баня готова у тебя?
— А как же, царевна Александра.
— Вот и хорошо. — А то я смотрю, тут бояре бражничать собрались. Балбесы. Но говорить вслух не стала. — Княже, Иван Васильевич, — обратилась к Воротынскому, — может, вы, мужи пойдёте туда. Я мы уж, женщины, после. А то так в баню охота. — Посмотрела на князя умоляюще. Он всё понял.
— Конечно, Александра.
Мужчины стали выходить из гостевой. Потянулись в баню. Парились они долго. Я устала их ждать. Ну а что хотите, какой же русский не любит хорошую баньку⁈ Посидеть, прогреть каждую косточку. Понежится, когда тебя охаживают берёзовыми или дубовыми вениками. Да ещё не по одному разу заходы то. А в перерывах пьёшь холодный ядрёный квас на ржаных корочках, от которого у тебя скулы сводит. Вот и я так же люблю. Приучили меня отец, да бабушка с дедом с детства. Я понимала, что в Москве меня будет ждать своя баня, но терпеть уж сил не было. Конечно, в походе, в походном шатре мы, с девушками, умывались и даже полностью. Благо кадеты есть, воды натаскают. Но это всё не то. Наконец, бояре умаялись. Сидели возле бани на лавках. Погода хорошая была. Все мужчины были в чистых портах и чистых рубахах. Сидели квас пили, да пот, выступающий, на лице вытирали. Все красные, как раки, да синьоры-помидоры. Я даже улыбнулась, глядя на них.
— С лёгким паром, бояре!
— Благодарствуем, царевна. И тебе легкого пара. — Благодарили они.
— Княже, — обратилась я к Воротынскому, — как парок?
— Хороший парок, Александра Вячеславовна.
Я пошла в баню в сопровождении жены хозяина терема и пары служанок. Кольчугу и подоспешник я сняла ещё раньше. На мне была только нательная рубашка, шаровары, сапоги и сверху всё скрывала моя чоба. В бане пахло распаренным деревом, какими-то травами и квасом. Мужики наверное поддавали на каменку. Разделась. Нательную рубашку у меня сразу забрали постирать. Своё нижнее бельё, на которое с интересом смотрела хозяйка подворья и её служанки, я отдавать не стала. Постирала сама. У меня была сменка. Как и чистая нательная рубашка. Анастасия, так звали хозяйку подворья с любопытством смотрела на мою татуировку. Даже покраснела, поняв для чего она.
— Прости, царевна-матушка. — Я даже поморщилась от таких её слов. Ну какая я матушка? Она старше меня. — То, для мужа? — Она кивнула на татуировку.
— Для мужа, для кого ещё-то, Анастасия⁈
— Нравится ему?
— Ещё как. Рычать начинает ещё на подходе и целует потом до изнеможения.
Мы все вчетвером засмеялись. Анастасия кивала согласно.
— Чего, чего, а рычать то они умеют. — Сказала она. — Ладная ты и красивая. Тело у тебя холеное. Но сразу видно красота не наша, заморская. Хотя говорят, что Рюриковна ты, царевна?
— Рюриковна в 19-м поколении. А ещё гречанка. И кровь итальянцев во мне есть, франков.
Анастасия и её служанки перекрестились. Смотрели на меня с восхищением. Потом парили меня вениками, берёзовыми и дубовыми, что были уже заранее запарены. Я лежала и блаженствовала, закрыв глаза. После, когда передохнули и попили кваса, ещё пошли на один заход. После этого, я окатилась холодной водой. Эх, сейчас бы из баньки выскочить, прямо так, нагишом и прыгнуть в речку или в озеро. Вот только здесь речки не было. И глаз лишних целый легион. Так что, только водой холодной из ведра. Но остыть мне не дали. Стали натирать моё тело медом. В мёд было что-то добавлено. Что, я не спрашивала, но это была не соль. Всё же соль дорога. Волосы мне намазали желтками куриных яиц. Так я сидела некоторое время. Настасья поддала немного пару. После, я омылась. Волосы полоскала в отварах ромашки и лопуха.
Когда обсыхали, пили квас и взвар из ягод и каких-то травок. Очень вкусно. Меня Настя распрашивала, как там у других народов, в Европе, в Азии? В чём женщины ходят? Какие нравы? Рассказывала, что знала. Женщины дивились, крестились, иногда чуть не плевались.
— Скажи, царевна Александра, а правда, что на поле битвы, лик Христа был?
— Я не знаю, Анастасия. Честно скажу. Не видела. Я была занята боем. Чтобы пушки наши стреляли. Но вои говорят, что видели. Многие видели.
Потом распрашивали про дары, что я преподнесла Государю и Православной церкви в лице митрополита. Слушали затаив дыхание. Крестились. Я улыбалась, глядя на них. Вот у них разговоров то будет на долгие вечера. Одним словом, неплохо попарились и поговорили.
После бани была уже солидная трапеза. Мужчины ни в чём себе не отказывали, как в питие, так и в еде. Я же поела совсем не много. Не хотела. Больше сбитень вкусный пила. Хозяин подворья, служивый дворянин Андрей Павлович, спросил у меня про кадетов.
— Слышал я, царевна Александра Вячеславовна, что в Москве ты отроков собираешь. Воинскому делу их учат.
— Есть такое. Кадетский корпус называется.
— А кого туда берут?
— Всех, кто годен по здоровью. Там их и грамоте учат и воинскому искусству. Ну и конечно, надо, чтобы голова на плечах имелась. — Я усмехнулась. — Мне нужны умные офицеры для новой армии.
— Офицеры? — Недоумённо посмотрел на меня Андрей Павлович, как и некоторые другие бояре.
— Офицеры. То есть те, кто будут командовать войсками.
— Но я слышал ты, царевна, и из смердов набираешь?
— Набираю. У меня сейчас в кадетах есть совсем сироты, с улицы взятые. Безродные, как сейчас говорят.
— Где же это видано?
— Примеры есть. Например, у турок-османов. И ничего. Посмотрите, как они воюют. Разве плохо? Нет. Всю Европу уже растрясли так, что только ошмётки летят. Я даже у врагов беру самое лучшее. И ещё, Андрей Павлович, служивый человек Государя нашего. Великий Князь знает и не препятствует. В корпусе действуют другие законы и понятия. Те, которые я там ввожу. И никто не смеет указывать, как и что мне делать. Кроме Государя нашего. Даже мой духовник митрополит не вмешивается. А какие они, мои кадеты, битва с имперскими войсками показала. Я пятерых потеряла.
— Ну пятеро, это немного. — Все сидевшие за столом усмехнулись и закивали головами. Только я не улыбалась и князь Воротынский, глядя на меня.
— Ошибаетесь, бояре. Для меня потеря даже пятерых моих кадетов, это горе. Значит я плохо их учила. Они не умирать должны, а уничтожать врага. Мне за каждого погибшего русского воя душа болит. За каждого я буду отвечать перед Господом. А что я скажу женам их, родителям? Как в глаза посмотрю, что не уберегла их? А вы тут смеётесь. Вам смешно, бояре, что вои русские полегли? — Улыбаться перестали. Я встала. — Спасибо, Андрей Павлович, за хлеб, за соль. Благодарствую за баню. Твоей жене отдельное спасибо.
— Подожди, Александра Вячеславовна. — Попытался остановить меня Воротынский.
— Не со зла они. Ты должна понять. Каждый, кто здесь сидит, сами в битве участвовали.
— Вот именно, княже. Тем горше мне видеть улыбки их. Почему никто из бояр не предложил помянуть павших? Зато брагу, да медовуху пьём ковшами. Можете дальше бражничать. Не мне вам указывать. Но я должна быть со своими кадетами. Прости меня, княже.
Вышла на улицу. Степан с Айно и ратники Кобылы меня уже ждали. Я вскочила в седло и мы поехали, назад в наш лагерь, вернее в селение, где стояли войска.
Я заранее отправила вестового в Москву, чтобы привезли нам парадное обмундирование. Я хотела, чтобы мои кадеты вошли в столицу при полном параде. Это был их первый настоящий поход и самое главное, их первая большая победа.
На следующий день, после того, как я ездила с остальным комсоставом к местному помещику, слух о том, что я оплакиваю каждого погибшего воина и что несу ответственность за каждого перед Господом разнёсся среди войска. Народ опять потянулся ко мне. Каждый что-то хотел мне принести. Чем-то быть полезен. Ягоды набрали столько, что не только я, но и Фрося с Найдёной могли объесться до поноса. Те, с чьего котла мы питались, очень этим дорожили. Никому не позволяли близко подойти, пока царевна не откушает. Потом сами набрасывались на еду.
