— Понятно. Я уже сделал кое-какие намётки. Но сейчас подумаю обстоятельнее. Может поснедаешь со мной, царевна?

— Поснедаю. Но сейчас к своим съезжу, потом вернусь…

Смотрела на восток. Показался краешек солнечного диска. Всё вокруг стало заливать нежным светом. Глядя на восход солнца на ум пришли слова известной советской песни. Папа говорил, что раньше, во времена СССР, утром по радио даже мелодию этой песни наигрывали.

«Утро красит нежным светом, стены древнего Кремля…»

Самое что поганое, это то, что не все доживут до захода солнца. И много кто останется здесь навсегда. Ко мне подошёл князь.

— Рано встаёшь, царевна. — Проговорил он, тоже глядя на восток.

— Кто рано встаёт, тому бог подаёт. Князь, направь пеших воинов на первую линию редутов, как с фронта, так и с тыла. Для усиления пушечных расчётов, если немцы всё же доберутся до них.

— Хорошо. Александра, скажи, мы выстоим? — Спросил меня князь. Я повернулась к нему.

— Выстоим. Ты хорошо всё спланировал, Иван Михайлович. Ты прирождённый полководец. Быть тебе маршалом.

— Это ещё кто такой?

— Высший военный чин в Европе. Командующий армией.

— Скажешь тоже, царевна.

— Нет. Я всё верно говорю. А мы выстоим, князь. Иначе быть не может. Знаешь такие слова: «Победа или смерть!» Если проиграем, то нам лучше умереть.

— Странная ты, Александра. Удивляюсь я тебе. Тебе бы в тереме сидеть, детей рожать. Красивая ты. Красота твоя другая, не такая как у нас.

— А какая у меня красота, княже?

— Мне трудно сказать. Завораживающая и в тоже время яростная, как огонь. Твоему Ивану многие завидуют. Береги себя, Саша!

— Спасибо, Иван Михайлович.

Войска занимали свои позиции. Вскоре мы все выстроились в боевые порядки. Замерли.

— Барабанщики. — Скомандовала я. Вперёд вышли наши барабанщики. Барабаны висели у них на правом боку. — Знамя корпуса! — Скомандовала я опять. Позади меня встал знаменосец. Глянув, узнала в нём одного из сирот, взятых мной с улицы. Он раскрыл полотно. Оно захлопало на легком ветру. Алое полотнище. На одной стороне вышитый золотыми нитями Георгий Победоносец и надпись: «С нами бог, так кто же против нас?». На другой стороне двуглавый орёл. И надпись: «За веру, Государя и Отчину».

Мы стояли, ждали. Вот напротив нас стали выстраиваться ряды противника. Далеко, с километр, чуть меньше. Впереди, перед рядами, стали выкатывать пушки.

— Бомбарды выставляют. И сто футовые шарвмеца, и фальконеры. Встречался я с ними. Поганые они. Железными ядрами стреляют на 200 футов и больше.

Двести футов и больше. Это порядка от полукилометра до километра. Отлично! Сейчас они подошли близко на пять сотен метров.

— Внимание! — Закричала я. — Первая линия, трубка 500. Вертикальная наводка пять!

— Трубка пятьсот, вертикальная наводка пять. — Понеслись команды к моим орудийным расчётам.

— Что, Александра? — Спросил меня Князь.

— Ждём. — Ответила ему. Возле бомбард и фальконеров начал суетиться народ. Заряжали. Отлично!

— Огонь! — Закричала я в избытке чувств. Я жаждала битвы, крови. Этот напыщенный индюк хотел меня увидеть? Добро, увидит!

Первая линия редутов грохнула по нарастающей, сначала одно орудие, за ним другое, за этим третье и так далее. Вжик, сшшшшьшА — Слышался вой летевших снарядов. А потом над артиллерией противника, над их головами расцвели бутоны взрывов. Обслугу пушек стало выкашивать поганой метлой. Ложились они на землю убитыми и искалеченными, как колосья под действием литовки жнеца. Я засмеялась. Настало облегчение. Хотя до последнего момента сомневалась в эффективности своих орудий. Теперь всё, сомнений не осталось. Мы их сделаем. Всех. В дребезги!

Некоторое время в лагере противника стояла тишина. Похоже Георг был в шоке. Но сделать ничего не мог. Просто так назначить в орудийную обслугу простых вояк он не мог. Тут спецы нужны, а не тупые боевики.

— Первая линия, Трубка 500. — Закричала я. — Вертикальная наводка пять! — Вновь дала команду. Георг стал выстраивать свою пехоту. С его артиллерией было всё кончено. Обслуги нет. Половина убиты, половина просто разбежалась. Они двинулись ровными квадратами, пики вперёд. Дебилы, тут нет рыцарской конницы. Ну вы сами напросились! — Огонь! — Закричала я. По цепочке команда достигал первой линии редутов. Грохот выстрелов моих «единорогов». Взжжжь. Шшшшшь… Взрывы над головой. И опять ряды баталий ложатся, как колосья под косой жнеца. Замечательно. Немцы ускорились, желая сблизиться с нами. Умно, но поздно, Георг!

— Вторая линия! Трубка 500. Вертикальная наводка 5, беглым по два выстрела… Огонь!

Вторая линия редутов окуталась пороховым дымом. Взжжжж, шшшшшшь, бумммм! Грохот нарастал. Барабанщики забили в барабаны. Выбивая боевую дробь. Знамя реяло над нами. Начала работать вторая линия шрапнельными снарядами. Имперцы шли баталиями. Ровные ряды баталий редели, потом ряды стали разваливаться, а народ разбегаться. Смерть их настигала сверху.

Неся чудовищные потери, часть баталий всё же приблизились к первой линии редутов. Всё поле от артиллерии наёмников и до первой линии наших редутов было усеяно убитыми и ранеными.

— Картечные заряды. — Закричала я. В первой линии, шла бешеная перезарядка. Немцы лезли, как тараканы. — Огонь! — Закричала я. Грохот орудий и те баталии, которые успели подбежать к первой линии, попали под картечный залп. Это был кошмар. Людей перемалывало, как через мясорубку. Картечь рубила целые просеки в рядах пикинеров. Перед первой линией редутов стали образовываться целые кучи трупов и фрагментов тел. Кровь текла ручьями. Раненные стонали, прося милосердия Христа ради. Только их никто не слышал.

— Вторая линия! Приготовить книппеля! — Команда побежала волной. Барабанщики продолжали стучать палочками в натянутую кожу барабанов.

Всё больше наёмников подходило вплотную к первой линии редутов. Пушки успели ещё раз выстрелить картечью, практически в упор. В проходы между редутами первой линией хлынули враги.

— Огонь! — Закричала я. «Единороги» выстрелили. Книппеля, вылетев из ствола орудия, успели раскрыться. Дальше, в проходах между редутами начался настоящий кровавый ад. Целых тел практически не осталось. Только куски. Половинки. Отдельно руки, ноги. Первая линия разрозненно разрядилась во врага ещё раз картечными зарядами, увеличивая количество трупов.

Заметила, как многие бояре бывшие в ставке, а так же служивые дворяне глядя на бойню крестились.

— Господи Иесуси Христе и пресвятая Богородица. Спаси и помилуй нас, грешных. — Оглядывались на меня. И видя мою злорадную и зловещую улыбку, похожую больше на оскал волчицы, начинали креститься ещё быстрее. В их глазах я видела страх. Не к врагу, ко мне.

Один «единорог» стоял отдельно, за второй линией редутов. Это была казнозарядная пушка Бориса. У этой перезарядка проходила гораздо быстрее, чем у заряжающихся с дула. Рычаг на себя, пороховая камора свободна, её отделяют от основного орудия. Закладывают пороховой заряд, в ствол орудия с казны вставляют снаряд, потом вкладывают пороховую камору. Рычаг затвора от себя, всё, пороховая камора заклинена и зафиксирована жёстко. Раскаленный прут ткнули в заправочное отверстие в стволе. Выстрел. Рычаг опять на себя, камору вынимают, вновь закладывают в неё пороховой заряд, в ствол снаряд. Борис сделал две пороховые каморы. Пока одну использовали при выстреле, вторая камора заряжалась. Таким образом темп стрельбы возрос вдвое от дульнозарядных пушек, если не втрое.

В тылу лагеря, с восточной стороны, тоже уже грохотали пушки редутов. Та часть войска имперцев и Ливонии что обошла нас, пошла в атаку. Они решили нанести двойной удар, положив нас между молотом и наковальней. Вот только молот оказался голой задницей, а мы очень колючим ёжиком. Там командовал орудийными расчётами дядька Евсей. Дядька не гнушался всё время обучения кадетов, тоже ходить на наши с Еленой занятия. Внимательно наблюдал за работой новых пушек на полигоне, вникал в нюансы новых снарядов, особенно шрапнельных. Ему помогал Никифор.