— Один из них лёг как-то неправильно. И что-то мешает ему. Из-за чего и второй страдать начинает. Как бы беды не было.

— Дарёна, Фрося, готовим княгиню к операции. Фрося, эфир. Будем делать кесарево сечение. Мы уже это делали, так что для вас это уже не внове.

Дарёна кивнула. Фрося по деловому смочила марлю эфиром и положила тряпку на лицо Анны. Княгиня смотрела на меня тревожными и испуганными глазами.

— Анна, всё будет хорошо. Сейчас ты уснёшь, а когда проснёшься всё уже будет закончено. Ничего не бойся.

Анна закрыла глаза. Мы ещё подождали немного. Потом Дарёна тампоном смочила, обеззараживая низ живота роженицы. Девчонки мои уже наловчились. Действовали как один слаженный механизм. Фросе я отдала свои часы. Она взяла правую руку княгини и стала считать пульс, следя за секундной стрелкой. Это я её научила.

— Пульс 70. — Сказала она. Я кивнула.

— Начинаем девочки. — Скальпель легко разрезал кожу живота. Действовали хоть и не суетясь, но предельно быстро. Вскрыла брюшную полость. Бабка, наблюдая за нами, начала креститься. Дарёна зажимами закрепила края разреза. Потом я осторожно вскрыла матку. Всё проходило штатно.

— Пульс 90. — Сообщила Фрося. Жаль, какое давление у неё не знала. Но бог не выдаст, свинья не съест. Фрося чуть добавила на марлю эфира. Вытерла у меня пот на лбу платочком. Наконец я добралась до малышей. Их и правда было двое. Мальчик и девочка. Аккуратно вытащила сначала мальчика, шлёпнула его по попке и он закричал.

— Сынок у Анны родился. — Улыбнулась я, передавая его Фросе. Судя по глазам, Дарёна и Фрося тоже улыбались. Потом вынула девочку. Та же процедура с ней. И тоже детский писк. — А теперь доченька.

— Ты чего бабуля застыла? Давай, помогай. Детей нужно обмыть и запеленать. Тёплая вода здесь. Начинай. — Услышала я командные нотки Фроси.

— Фрося, пульс? — Спросила её. Через некоторое время она ответила.

— Пульс 90. Сохраняется.

Убрала послед. Всё проверил. Ничего не забыла. Хорошо последа врастания в матку не было. Молодец девочка! Потом начала сшивать. Сначала матку, после уже брюшину. Закончив, устало улыбнулась. Всё же я очень нервничала, хотя всю нервозность запихала куда подальше. Хирург во время операции должен быть спокойным, как стадо мамонтов, никаких эмоций. Холодный рассудок и точность рук. Как у снайпера или сапёра. А теперь можно было расслабится. Анну перенесли в специально для рожениц отведённую небольшую палату на три места. Сейчас там никого не было. Сняла маску.

— Фрося, Дарёна, за состоянием княгини смотреть днём и ночью. Если будет ухудшение, сразу меня звать.

Сполоснула руки и вышла из госпиталя на улицу. Там они все стояли. Дмитрий, его племянник Иван. Мой муж, Василий. Даже свёкр тут был, как оказалось он только что приехал из кремля.

— Князь, — обратилась я к Дмитрию, — богатый ты. — Я улыбнулась. — Двое детишек тебе Анна подарила.

— Двоих? — Мужчина не мог поверить.

— Двоих. Сына и дочку.

— Я могу их увидеть?

— Успеешь. Спят они рядом с мамкой. И Анна спит. Не тревожь её. Она проведёт здесь несколько дней. Ты уж извини, князь. Но иначе никак. Трудные роды были, не скрою. Кесарево сечение ей пришлось делать. Пуповина вокруг шеи и тела сына твоего обмоталась, как удавка стала давить. И мешала выйти ему тем путём, что предназначено. А он в свою очередь, сестре своей мешал так же покинуть утробу матери. Так что, могла бы и не родить. И умерла бы в мучениях, и дети бы не родились. Но бог миловал. Я буду смотреть за ней.

— Спасибо тебе, царевна Александра. Век богу молить за тебя буду. Должник я твой.

Конечно должник. Воротынские хорошие воины. Прекрасные военачальники. Наверное, это в крови у них. А Иван так сейчас вообще воевода большого полка Тулы. Это я взяла на заметку.

— Дочка. — Обратился ко мне Фёдор Мстиславович. — Так княгиня то с детьми где будет?

— Здесь, в госпитале. В отдельной палате для рожениц. А что, батюшка?

— Так может в терем её? А то как-то невместно, княгине Воротынской здесь лежать.

— Батюшка, в моём госпитале вместно всем лежать. Ибо каждого из них царевна царьградская лечит. Где ты ещё такой госпиталь найдёшь?

— Твоя правда, Александра. — Усмехнулся свёкр. Остальные мужчины засмеялись.

Дмитрий остался ночевать и вообще жить у нас, пока Анна и дети находились под моим наблюдением. Иван Михайлович уехал на своё подворье.

На третий день, после операции Анны, свёкр приехал на подворье из Кремля очень рано. Был взволнован.

— Александра, дочка, пойдём ка пошепчемся.

Мы прошли в небольшую комнату. Это был своего рода кабинет у Вяземского-старшего. Он показал на скамью. Я села. Он пристроился рядом.

— Саша, опознал твой ногай казанского мурзу. Того, который к ним приезжал, чтобы тебя имать.

— Как опознал? Мурза знает, что его опознали?

— Нет. Ногай твой в доме сидел, что напротив дома казанского посольства. И увидел, как мурза приехал.

— Это хорошо. Теперь вопрос, когда мурза покинул Москву, чтобы нанять ногаев для моего захвата?

— Тоже разузнали, в тот же день, вернее уже вечером, когда ты вернулась от Великого Князя, перед тем как при въезде в город рогатки ставить начали. Закрывать Москву на ночь.

— Это хорошо. Значит сотник Кобыла и его люди ни причём.

— Это ещё не всё, дочка. Сегодня мой человек нашел слуховое место.

— Какое место?

— Закуток один. Его сразу и не увидишь. В двух шагах пройдёшь, а ничего не поймёшь. Хитро устроено. Когда в закутке стоишь, прижав ухо, всё что у Великого Князя говорят в светлице его, всё слышно.

— Человек этот твой, батюшка надёжный?

— Надёжный. Петька Кряж. Хороший следопыт, иголку в стоге сена найдёт. Из служивых. У меня в приказе он.

— Больше никто не знает, что место татя обнаружили?

— Нет.

— И не надо, чтобы кто-то ещё узнал. Надо наблюдение за этим местом так сделать, чтобы никто, ничего не заподозрил. И наблюдение за мурзой тоже. Вообще за всеми посольскими.

— За ними уже смотрят.

— Хорошо. Это кто же такое место сделал, вернее когда? Сейчас или при батюшке Государя?

— То не ведаю, Саша.

— Это уже не важно. Просто мысли вслух. Значит так, Фёдор Мстиславович. Переговори с Государём, тет-а-тет.

— Чего?

— С глазу на глаз. Чтобы никто ваш разговор не слышал. Скажи ему про это место, что нашли, где тать всё слушает. Надо теперь самого вора поймать. Только Василий Иванович, пусть сделает вид, что ничего ему про тайное место не известно. Понятно? А предателя-подсыла будем ловить на живца, как на рыбалке.

— А живец это ты, дочка?

— Я, батюшка. Для этого, пусть Государь меня пригласит для беседы. И очень внимательно смотрите. Подсыл обязательно придёт нас с Великим Князем послушать. Вот тут, батюшка, ты его и возьмёшь. Точнее, твои люди. Только брать аккуратно, он живой нужен. Это очень важно. И брать тихо, чтобы никто и ничего не понял.

— Хорошо. Сделаю, как ты сказала. Умно придумала, молодец. Как сама то себя чувствуешь, Саша?

— Хорошо чувствую. Не беспокойтесь, Фёдор Мстиславович, выношу я, дай бог, дитя, твоему сыну и своему мужу. Потом рожу.

— Дай бог, дочка. Отдыхай больше. А то всё гоняешь своих охламонов ни свет, ни заря. Тут давеча на паперти Божена твоего видел. Сидит милостыню просит. Я его даже сначала и не узнал. Убогий такой, в лохмотьях, с язвами. Краше в гроб кладут. Это что он у тебя там делает? Его что не кормят здесь?

— Батюшка, не обращай внимания. И увидишь кого из моих в странных одеждах, пожалуйста, делай вид, что они тебе не знакомы. Это урок они такой исполняют. Должны научиться любую личину на себя надевать.

— Ишь ты! Умно. Расскажешь зачем?

— Расскажу, батюшка, но не сейчас. Не осерчаешь?

— Да бог с тобой. Ладно, сделаю так, как ты просишь.

Анна чувствовала себя нормально. Ну как нормально может чувствовать себя человек, сразу после операции⁈ Она была слаба ещё, бледненькая, но при этом счастливо улыбалась, прижимая к себе детей. Дмитрию я разрешила увидеть жену и ребятишек. Он сидел рядом с ложем жены. Нежно держал сына на руках. Хотел взять и дочь, но Анна воспротивилась.