— Э-не, так дело не пойдет, — раздался подвыпивший голос, и, распихивая присутствующих локтями, в центр зала вышел человек. Самый обычный малый, судя по одежде, паж или слуга при богатом хозяине. — Разве так танцуется горский флинг?! Что за нежности на лугу? Неужто дивный народ боится испробовать на прочность щиты человеческой знати?! Если мне дадут пару деревянных башмаков, то я покажу, как принято отплясывать хайланд у меня дома.

Зал загудел, зашуршал, заскрежетал сотней эмоций.

— У меня есть пара башмаков! — Кайлех взяла со стола доску, стряхнула с нее хлеб и разломила пополам. В руках у нее тут же возникла пара клоги[2]. — Держи!

Человек с довольным видом принял добротную обувь.

— Хозяин Холмов, я готов испытать магию этих двоих! — дерзко крикнул парень.

Воздух в зале сгустился. Лицо Ноденса заострилось, утратило человеческие очертания синий рисунок вен проступил сквозь кожу, а из пышной шевелюры полезли оленьи рога. Янтарным светом блеснули глаза.

— Ты уже обратил на себя внимание дивного народа, смертный. Готов ли ты довести начатое до конца?! Уверен, что сможешь разломать эти щиты?

— От моего хайланда переворачивались телеги и горы крошились в песок, что мне два деревянных щита? — не унимался гость.

— Как тебя зовут, человек?

— Джон.

Румпель настороженно взглянул на Абарта. Туат хмурился и сжимал тонкую ладонь той, что минутами ранее порхала в танце. Маг знал множество сказок о глупцах, забредших в Холмы, но ни одно человеческое предание не говорило о том, как люди вели себя в королевстве бессмертных. Чаще всего именно сиды выступали в роли абсолютного зла.

«Может, они принимают меня за своего, а потому не пытаются заморочить, знают, что бесполезно», — Румпель оставил разрешение этого вопроса на более спокойное время.

— Ты думаешь, Ану недостаточно хорошо испытала поединщиков? — голос Хозяина Холмов раздался со всех сторон.

— Я видел, ее ступни ни разу не коснулись поверхности щитов.

— Что ж, — Ноденс подобрался, как змея перед броском. — Я не планировал повторять испытание. И что же ты поставишь на кон собственных слов?

Человек запоздало понял, что угодил в ловушку собственного тщеславия, но остановиться уже не смог.

— Если я не разломаю эти щиты до того состояния, что они не смогут защитить воина во время боя, я готов пойти в услужение госпоже Ану на десять лет, десять месяцев и десять дней. Но если мне удастся сделать это, то ты отдашь мне свой кубок, повелитель Холмов. Говорят, вино в нем никогда не переводится.

— Ану, ты согласна? — Ноденс лукаво взглянул на прекрасную деву. Та кивнула и хищно улыбнулась. Румпель увидел, как блеснули в темноте ее острые зубы, и в который раз за вечер порадовался, что состоит в родстве с дивным народом. А еще он отметил, что дерзкого слугу ему не жаль. Вот ни капли. Тот, кто в угоду своих амбиций готов сплясать на чести своего народа, не достоин сочувствия.

Тем временем человек резво переобулся, закрепил клоги на ногах и приготовился. Вновь заиграла волынка, но теперь в такт музыке барабанной дробью неистово били деревянные башмаки о кожаные полотна щитов. Щепки летели во все стороны, и там, где они падали, распускался красный вереск. Вскоре все пространство вокруг танцующего походило на поле. Каждый, кто слышал ритмичный стук под стоны волынки, видел и тот страшный бой. Крики умирающих и звон мечей был громче музыки. Свистели стрелы, бурлила магия, но ни один из туатов не шелохнулся, позволяя призракам показать ту сечу. На дерзкого танцора больше не обращали внимания.

Наконец волынка стихла, и изможденный слуга сошел на пол. Тонкий дублет его насквозь пропитался влагой, а некогда очаровательные кудри свисали ветхими тряпицами.

Румпель опустил взгляд на щиты и с трудом подавил стон. Те выглядели ужасно. Краска сошла, оголилась бурая, рваная кожа. Ранты выгнуло и повело. А одна из досок на щите Малкольм Урби разломилась надвое. Но Ноденс, казалось, не замечал этого. Он с довольным видом тер подбородок.

— Славный был танец, но оба щита целы и могут уберечь своего хозяина от удара стрелы, меча или копья.

— Да этой рухлядью даже камин не затопишь! — слуга явно гордился своим танцем.

— Ты уверен? — Ноденс сделал вид, что задумался. — Тогда следует их испытать. Тем более, что у нас осталось последнее состязание. Воины еще не метали копья. Поэтому бери щит, Джон, и ставай на середину зала. Надо проверить, славно ли ты потрудился.

Человек спал с лица. Он обвел туатов шальными глазами. Может, ждал поддержки, а может, искал ту, которая привела его сюда. Но сиды застыли каменными изваяниями, и он понял: ждать милости не придется. На негнущихся ногах он подошел, подобрал щит Эйлпов и встал, где велено. Колени его тряслись, а зубы стучали не тише, чем ранее его башмаки.

— Абарта, твой черед метать копье, — Ноденс отбил ритм когтистыми пальцами по резному подлокотнику. — Джон выбрал тот щит, что восстанавливал тан Румпель.

Сид взял в руки легкий четырехфутовый дротик, размахнулся и со всех сил кинул его в Джона. Дротик вошел на пол пальца в полотно щита. Настигнутый нечеловеческим ударом слуга отлетел и впечатался в земляную стену. Сотни светлячков взметнулись ввысь.

— Щит цел! — прогудел Ноденс. — Абарта не смог пробить его, хоть и бросок достоин легенд. Джон, бери второй, вставай в центр. Тан Румпель, прошу.

Несчастный Джон с обреченным видом поднял почти развалившийся щит Урби. Доски держались лишь на клочках кожи. В другой момент он бы гордился своим танцем, но сейчас проклинал тот момент, когда его дернуло обратить на себя внимание Лесного Царя. Бедняга трясся, как осиновый лист, и не знал, сумеет ли укрыться за разбитой защитой.

Румпель взял копье в здоровую руку и поковылял в конец зала. Он видел, что щит, который ремонтировал Абарта, сломан, и хватит слабого удара, чтобы отправить надменного юношу в царство Двуликой и завоевать победу. С другой, а нужна ли ему эта победа такой ценой? Все и так видно, но унижать древнего сида, убивать безусого юнца и обрекать главу рода Урби на вечное скитание в образе зверя — не слишком ли большая плата за потеху? С другой стороны, Румпель только что имел удовольствие наблюдать, как изощренно расправляется Хозяин Холмов с теми, кто дерзостно осмеливается противиться воли его. Но и Румпель не безусый паж, чтобы не уметь постоять за себя.

Обрывая ненужную вереницу мыслей, маг с разворота запустил в полет копье. Зал замер на вздохе. Наконечник блеснул и скрылся под сводом. Копье легко, словно кинжал сало, прошил центральную колонну, подпиравшую балки потолка.

— Прости, Лесной Царь, я промахнулся, — без унции сожаления произнес Румпель.

Туаты молчали.

Ноденс, слегка прищурившись, взирал на застрявшее намертво копье.

Джон молился, чтобы никто не обратил внимания на его позор. Дублет был слишком короток и не мог скрыть, как льнут к телу мокрые брэ.

— Интересно выходит, — протянул наконец Ноденс. — Не хочешь ли перебросить?

— Нет. Я признаю, что Абарта кидает копье лучше меня. Щиты наши одинаково прошли испытание, а в словесности объявили меня сильнейшим. — Румпель в который раз порадовался, что на его голове капюшон и Хозяин Холмов не видит кривой улыбки.

— Признаю, — встрял Абарта, — молодой туат де Даннан — достойный противник, и я был бы рад видеть его не врагом, но братом.

— Согласен. — Румпель первым достал кинжал и разрезал левую руку, ту, что ближе к сердцу. Ему подали кубок с вином, и алые капли крови смешались с жидким рубином. Абарта повторил ритуал и вернул кубок. Маг отпил и передал сиду.

Ноденс наблюдал за этим действом, и множество мыслей роилось в его голове. Что заставило сына Николаса, всегда стоявшего в стороне, прийти в Холмы? Отчего улыбается, выставляя щербатые зубы напоказ, спакона Тэрлег? А главное, как удалось тридцатилетнему вороненку пробить столб, им лично зачарованный?

-----

[1] Виса — строфа в поэзии скальдов, может быть самостоятельной или частью длинного произведения. Виса состоит из 8 строк, разбитых на четыре двустишия. Пол висы — это четыре строки.