— Под чужой личиной, — хмыкнула Мари.

— Замку это безразлично, он, как и я, чувствует внутреннюю суть. Лицо ему неважно. Ведь и господин Гарольд, скажем так, не тот, кем его считают.

— Что ты хочешь этим сказать? — Мари остановилась и посмотрела на грогана.

— Только то, что госпожа Гинерва сначала зачала ребенка в Холмах, а только потом попала на ложе к королю Николасу. И дите, пока росло в утробе, питалось ее сердцем. Король носит имя Хредель, но он не потомок Пчелиного волка.

— Зачем ты мне говоришь это?! — Мари в ужасе прикрыла рот руками.

— Нам, гроганам, не знакомы человеческие чувства и терзания. Первый из нас заключил договор с хозяином замка и очагом о защите и помощи. С тех пор мы служим тому, кого принял дом. Ты добровольно согласилась кормить меня и огонь признал тебя хозяйкой, а потому у Кейр Мулаха нет перед тобой тайн. Гроганы не могут предать.

Мари хмыкнула: по ее человеческим меркам в данный момент происходило именно предательство. Дух замка без колебаний принял ее, чужачку, отринув ту, которой был верен многие годы и обязан спасению из руин прошлой жизни. И все потому, что она не могла лично выполнять условие договора и не захотела передать эту обязанность сыну. Хозяин замка сам лично кормит духа замка своими силами и эмоциями, а за это получает защитника и осведомителя. М-да, вассальная клятва прямая и лишенная иносказательных толкований. Ты — мне, я — тебе, а огонь нашему договору — свидетель и гарант. Гинерва этого не знала или не придала должного значения?

— Что ж, — Мари аккуратно прощупывала тонкий лед под собственными ногами. — Меня устраивают подобные условия. Вот только скажи, раз леди Гинерва отдала собственное сердце за дитя, то, от чего она до сих пор жива?

Гроган вздохнул, прикрыл глаза, словно ему физически было тяжело говорить, но все же ответил на прямой вопрос:

— У госпожи есть песочные часы. Раз в сутки она переворачивает их, продлевая собственное существование.

Гроган поник, а Мари почувствовала, как за ее спиной вырастают крылья. Вот они — те самые вожжи, что приструнят «дорогую матушку». Вот только использовать знание нужно с умом.

— Кейр Муллах, ты можешь создать точно такие же часы?

Гроган весь сжался, съежился, постарался уменьшиться до мышиных размеров.

«А говорит, что чувства ему чужды», — грустно усмехнулась Мари, присела на корточки, сравнявшись в росте с хранителем и глядя ему в глаза, произнесла:

— Пойми, я прошу это только для того, чтобы обезопасить себя и своего будущего ребенка. Королева думает, что я Айлин, сейдкона, наделенная силой. Она не поверила в то, что я утратила сейд, выполняя последнее задание.

— Леди Гинерва знает, что пряхе помогал тан Румпель. Он первый наследник трона семи островов, и стоит ему снять проклятье, как сможет претендовать на корону. Поэтому королева желала или убить старшего сына Николаса, или взять с него клятву отречения. Она считает, что пряха имеет власть над тан Румпелем и может призывать его по собственному желанию.

Мари кивнула. Приятно осознавать, что твои умозаключения из обрывков фраз сложились в верную картину. А вот насчет истинного наследника она пока думать не станет. Если леди Айлин убежала с ним, то этим двоим и так трудно придется, даже если им напрямую никто мешать не станет. И вообще для подобных дум у нее муж-король есть. Ее задача и так сложна — удержаться подле.

— Вот видишь, и меня она в покое не оставит, а если откроется обман, то и вовсе со свету сживет. Мне нужна защита. Давай я пообещаю тебе, что, если не будет прямой угрозы мне или моим детям, я не посягну на часы леди Гинервы. Хочешь, я отдам их тебе, и ты сам будешь их переворачивать?

Глаза грогана стали как два больших блюдца.

— Вы, вы доверите мне такое?

— Ну, ты хранитель замка, его тайн и обитателей. Ты не человек, а потому не забудешь, не устанешь. Тебя не терзают демоны алчности и тщеславия. Да, Кейр Мулах, ты же хотел стать полновластным гроганом. А власть — это не только права и привилегии. Это ответственность и труд. Ну что, выполнишь мою просьбу?

— Я бы и так не смел отказаться, — Кейр Муллах дернул острым ухом.

— Ты помнишь? — Мари так и сидела на полу напротив маленького духа. — Там, на замковой кухне, я сказала, что понимаю тебя. Но если бы ты с высоко поднятым хвостом побежал предавать свою прежнюю хозяйку, я б тебе и ржавый котел не доверила.

Гроган приложил руку к груди и поклонился. А после растворился в воздухе, чтобы через треть минуты появиться вновь. В одной руке он держал огромную каминную цепь с крюком для котла, а в другой сверкающие песочные часы.

— Вот, — хранитель замка протянул Мари цепь. — Если буду нужен, просто подвесьте ее над потухшим камином и раскачайте. Когда она трижды ударится о стену, Кейр Мулах появится, и можете просить о любой услуге. Рассказать историю, проследить за гостем, проверить коней или найти потерянную серьгу — гроганы многое могут.

Мари взяла цепь, а на песочные часы лишь кивнула.

— С ними как?

— Поставил обычные и наложил на них иллюзию.

— Хорошо. А леди Гинерва сможет тебя призвать?

— Нет, если вы не дадите мне такого указа.

Мари призадумалась. Была б она сильна в дворцовых интригах, может быть, и смогла принять верное решение, а так — как ни крутила, никак придумать не могла, чем ей подобная скрытность поможет.

— Нет, пожалуй, не надо появляться.

На том и сошлись. Мари вернулась в мягкую постель к теплому плечу мужа. Стоило ей лечь, как легкая рябь прошла по замку. На конюшне заржала лошадь. Постельничий скрипнул за дверью раскладным стулом. Через некоторое время прокричала, сменяясь, стража. Король Гарольд подмял под себя супругу, уткнулся в ее волосы и, не просыпаясь, произнес:

— Станцуй со мной, о прощальное пламя. Обожги меня поцелуями, пей меня, дыши мной, дочь Грианана, моя королева.

Решение просить помощи у сидов далось Румпелю с трудом. Слишком свежи в памяти рассказы грогана о плате, которую был вынужден дать отец за право сесть на трон. Нет, идти к сидам следовало не с просьбой, а с предложением. И предлагать надо так, чтобы отказаться у Хозяина Холмов не было никакой возможности. А вот тут, как говорится, все, что ни делается к худшему, делается к лучшему.

— Так. Что там братец говорил про вырубку Бернамского леса? — Румпель достал с полки огромную книгу, сдул с нее пыль и начал медленно переворачивать страницы, ища свои записи десятилетней давности.

— Да то и говорил. Город растет, дома строить негде, леса слишком много. Вот и велел мне, — Калдер фыркнул и принялся искать, чем можно поживиться в кладовой. — Точнее, не мне, а лесничему начать полную вырубку. Прям со стороны Бренмара.

Румпель поднял взгляд от книги.

— А лесничий-то жив?

— Жив. Что ему, дураку, будет? Решил, видишь ли, коня ничейного возле озера поймать. Приманил меня краюхой медовой. Хотел погладить, да прилип бедолага. Ох, я его от души по лесу покатал, а потом в озеро с головой и макнул. Да щедро так, на полную глубину, чтоб не забывал, в каком лесу он службу несет. Выплывать, конечно, не стал помогать, а вот когда этот тюленчик наплавался вдоволь, обернулся человеком, да предложил до дома проводить. И этот дурень сам пригласил меня в дом! Представляешь, даже не заметил, что у меня с волос капает, да водоросли торчат. Только вот беда у бедняги дома жар начался. Пришлось ему просить меня королю весточку передать: мол, заболел его верный слуга, сопровождать на охоте не сможет. Я же решил братца твоего дурными вестями не расстраивать, да веселье ему в Самхейн не перебивать. Обернулся этим самым лесничим, кобылицу черногривую из стойла взял и поехал честь по чести Гарольда сопровождать. Оказалось — не зря. Тебя вон предупредить успел, когда он в туман за кабаном сиганул. Ну а потом явился наш рыжебородый король да на пир в мыльни позвал, а я что, скудоумный что ли, от еды и красавиц отказываться, тем более, когда все это изобилие само в руки идет?! Оттуда и новости горячие, как лепешки из печи.