— Ясно, — Румпель, казалось, и не слушал завершение рассказа, внимательно вычитывая что-то в своих записях.

— Ага! В прошлый раз Наклави появился десять лет назад. Вышел он из моря так же в темное время года, и о нем не было ни слуху ни духу аж до самого Гойдхила. А вот там начался ужас. Демон отравил землю, заразил местных той дрянью, что потом в округе долго еще бушевала. Выжившие очевидцы все твердили, будто он искал кого-то.

— Угумм, — Калдер спешно проглотил кусок буженины, что успел уже положить в рот. — Помнишь, спакона Тэрлег тебе, еще говорила, что успокоить Наклави можно, рассыпав на могиле отца твоего прах некого Трэйлла Деннисона, охотника на сидов. Только вот мачеха твоя отказалась рассказывать, где курган короля Николаса. Вот чудище и вернулось.

— Вернулось. Хоть я этого Деннисона и так накормил собственными кишками, когда узнал, что тот вытворял.

— Да, с такими людьми и демонов не надо. Слушай, может опять какой душегуб появился, вот Наклави и покинул свои глубины?

— Не знаю, друг. Но мне тоже кажется, что не просто так море выплевывает жуткого всадника без кожи. Но о Наклави я буду разговаривать с Гарольдом. Вряд ли брат справится сам. А вот о судьбе Бернамского леса стоит поговорить с Ноденсом. Тем более, пока темная часть года и Холмы открыты.

Калдер приободрился. Сейчас в сидах пора праздников и веселья. Столы, заставленные яствами, бездонные кубки, котел, в котором не переводится мясо. Песни, от звучания которых на стенах холмов распускаются ароматные цветы. Тонкокостные девы, в легких одеяниях, звонко хохочущие и пускающиеся в пляс, стоит лишь повести бровью. Хотя после пышнотелой красотки Мари дочери богини Дану уже не казались столь привлекательны. «Но если взять двоих… — келпи довольно сощурился, водя в воздухе руками, — э-нет, два угря еще не лосось».

Как ни поторапливал друга Калдер, выбрались они из волшебного колодца ближе к вечеру. Сумеречный лес встретил колким ветром и криками совы. Довольный еще некоторое время назад, келпи весь сник, поглубже кутаясь в плащ. Шорох шагов в опавшей листве переменялся лишь с тихим бормотанием хранителем озера. Так и шли на праздник — хмурый молчаливый человек и недовольный ворчащий дух. Вдруг почти у самого ручья в полутьме келпи споткнулся и, выставив вперед руки, полетел на землю. Сел, потирая ушибленную ногу.

— Совсем местные бабы о совести забыли, ты глянь: валек[1] на берегу бросили и целую корзину белья.

Румпель задумчиво глянул на вещи.

— Так люди не живут…

Но договорить не успел. Совсем близко раздался истошный крик, да такой силы, что мерзлая земля под ногами разлетелась во все стороны. Калдер повалился на спину, а Румпель выхватил меч да круто развернулся. Но стоило ему приметить под можжевельником тонкую женскую фигурку, как он опустил оружие и накинул на голову капюшон.

— Можешь не прятать лицо, принц без имени. Я давно не принадлежу к живым.

— Но и среди мертвых не числитесь, госпожа Бенни.

Женщина одним смазанным движением поднялась и приблизилась вплотную к магу. Румпель с трудом подавил инстинктивное желание отпрянуть. Выдержал прямой взгляд заплаканных глаз и, приложив руку к груди, поклонился.

Та, которую назвали Бенни, подняла валек, совершенно по-человечески шмыгнула носом и стала вылавливать из ручья перепачканную в крови рубаху.

— Ну, вот опять, — сквозь слезы произнесла сида. — Я ее стираю, стираю, а кровь все не уходит.

— Чья это рубаха, госпожа? — Румпель присел на корточки рядом с женщиной.

— Скоро увидишь, скоро сам все увидишь, принц без имени. — Бени откинула от лица белые волосы и посмотрела на мага. — Хочешь, я постираю твою рубашку?

Румпель удивленно поднял брови и мысленно порадовался, что так и не снял капюшон. Калдер издал непонятный булькающий звук и попытался отползти подальше от жуткой сиды. Но та не обращала никакого внимания на келпи. Буравила заплаканными глазами черный провал лица напротив.

Румпель криво улыбнулся и вновь поклонился.

— Почту за честь.

Маг привычным движением начертил на лице нужные руны, а когда почувствовал, как тьма прильнула к коже снял плащ, отколол фибулу в форме трилистника и положил в сумку, расстегнул и стянул с себя дублет и потянулся к завязкам камизы. Стянул ее через голову и протянул прачке.

— Хорошая у тебя застежка. Крепкая у нее воля и тебя оберегает по чести. Защитит даже от сильной магии. Носи ее, не снимай, глядишь, и дело добром кончится, — сказала и замолкла, глядя, как по вороту рубахи растекается кровавое пятно.

— Да что ж это такое! — взвыла Бенни и принялась со всей силы бить вальком по рубахе, тереть ее и вновь полоскать. Румпель сглотнул и тихо произнес:

— Не утруждайте себя, госпожа. Чему суждено случиться, того не миновать.

— Э-нет. Тут пятно совсем не большое. И не будь я Бенни-прачкой, если не смогу отстирать его!

Румпель, не чувствуя холода, сидел на берегу лесного ручья и смотрел, как сида стирает собственные пальцы в кровь, пытаясь вывести алое пятно у самого ворота его рубахи. Женщина цедила сквозь зубы ругательства, дула на мешавшую прядь волос и терла, терла, терла. Наконец она опустила камизу в воду и довольно улыбнулась, выуживая сияющую лунной белизной ткань.

— Да! — вскрикнула она так, что заиндевевшая трава прижалась к земле. Встряхнула рубаху, разбрызгивая сотни блестящих капель. — Надевай!

И маг полез в ледяную рубаху, путаясь в мокрых рукавах и озябшими пальцами пытаясь стянуть шнурок на треклятом вороте. Мелкая противная дрожь разбегалась по телу, и Румпель молился всем богам, чтобы сида приняла ее за следствие холода, а не страха. Ведь одно дело — встать к Волчьей сестре лицом к лицу, заглянуть ей в глаза и с надменной улыбкой принять ее дары. А другое — вот так сидеть и безучастно наблюдать, как вершится твоя судьба. Маг застегнул фибулой дуплет и поднялся.

— Спасибо тебе, госпожа, — Румпель взглянул на ободранные в кровь руки, нахмурился и попросил:

— Позволь? — Он аккуратно взял женские ладони, сложил их лодочкой и начертил на них бесконечную руну дагаз. Раны на глазах начали затягиваться. Щеки сиды порозовели, и она отвела взгляд.

— Благодарю и буду надеяться, что моя помощь была не зря. Позволь, принц без имени, дать тебе один совет: порой выбор быть твердым и несгибаемым не самый верный. Представь, что каждый удар судьбы будет откалывать от тебя кусок. Взглянешь на себя через годы, а ты уже не скала, а галька под чужими ногами. Пойдем, я открою вам проход в Холмы.

Женщина из сидов подхватила корзинку со стираными вещами и, не оборачиваясь, пошла вдоль ручья. Румпель с другом последовали вслед на ней. Разговаривать больше никого не тянуло. Румпель обдумывал слова, что для него были произнесены, а Калдер все косился на окровавленную рубаху, лежавшую поверх другой одежды. Неугомонному келпи все казалось, что он где-то видел этот узор вышивки. Бенни подошла к небольшому пологому холму, украшенному мерцающими во тьме грибами, и потянула за ручку неведомо откуда взявшиеся двери. Та бесшумно отворилась, впуская в свое нутро.

— Вам воон, по тому светлому коридору, прям до главных чертогов Лесного царя. И передайте ему…а, впрочем, не надо, он все и так лучше меня знает. — Женщина гулко хлопнула дверью и, понурив голову, скрылась в противоположном темном туннеле.

Путь оказался на удивление длинным. В какой-то момент Румпелю усомнился, не сыграла ли с ним банши злую шутку, вынуждая ходить кругами. Но вот эхо стало доносить разрозненные крики, и вскоре перед путниками возник огромный, освещенный сотней факелов зал. Огонь лизал стены подземного дворца, выглаживал их янтарным блеском. Ароматы мяса, ягод и трав пьянили. Столы ломились от яств, а эль лился ручьем. В глубине зала горел очаг, а на нем исходил паром громадный котел. В самом центре на высоком троне сидел Хозяин Холмов и внимал стоявшей напротив Кайлех. Румпель спешно утянул друга в темную часть зала.