Игорь понял, что должен объясниться:
— Как ты знаешь, мои родители умерли два года назад. Сначала внезапно скончалась мать от обширного инфаркта. Отец не смог этого пережить и ушёл практически следом. Так получилось, что я не видел их в гробу, как ты помнишь, я тогда находился в Бразилии в командировке. Меня занесло в такую глушь, что я узнал обо всём слишком поздно. Когда я смог вернуться, их уже похоронили. Знаю только, что отца похоронили в цинковом гробу — такова была его воля. Отец надеялся, что когда-нибудь в будущем его перевезут в Россию и перезахоронят в семейном склепе…
У меня есть свидетельства об их смерти, есть могилы. Но что-то внутри меня до сих пор отказывается верить в их уход. Прежде они ещё ни разу мне не снились. Сегодня я впервые увидел их снова — живыми. Мне очень важно повидаться с ними, особенно с матерью, мы были с ней очень близки.
— Да, понимаю. И всё же это только сон — Френк пожала плечами.
— Ты переутомился. Давай, я что-нибудь придумаю для тебя на следующей неделе.
Декан наклонился и стал листать ежедневник.
— Скажем, со среды и до конца недели сможешь устроить себе длинный уикенд. А что, махнёшь куда-нибудь на природу в приятной компании.
— Нет, — твёрдо произнёс Исмаилов. — Я должен ехать к ним прямо сейчас.
— Поверь, дружище, не стоит так серьёзно относиться ко снам.
— Это было почти как реальность. Я видел опасность. Возможно, это было предупреждение.
— Знать бы где нас подстерегает беда, — невесело усмехнулся Руби.
— Я чувствую, мне необходимо их поддержка.
— Ты меня пугаешь, — тревожно взглянув на Исмаилова, вздохнул Френк. — Значит, не зря мне говорили, что за тобой стали замечать некоторые странности. Только ты не обижайся на мои слова. Сам ведь знаешь: я последний человек, который усомнится в тебе. То, что случилось с тобой в армии, — дело прошлое. Там была война… Но послушай, дружище, ты же современный человек! То, о чём ты говоришь, — всего лишь наши подавленные эмоции и воспоминания. Вера в загробную жизнь, в вещие сны и в прочие суеверия — удел обывателей. Не нам с тобой опускать до этого уровня. Правда, я сам каждое воскресение посещаю с семьёй лютеранскую церковь, — так сказать дань воспитанию, — но я же не впадаю в религиозный фанатизм.
— Если не отпустишь, я уеду так, и можешь увольнять меня, — отрезал Исмаилов.
Френк удручённо покачал головой и сердито буркнул:
— Ладно, катись куда хочешь!
Дорога на кладбище заняла даже больше времени, что Исмаилов предполагал. Мужчина оставил машину возле входной арки и зашагал по посыпанной красной каменной крошкой дорожке. Его окружали ухоженные лужайки и холмы, покрытые аккуратно подстриженной зелёной травой. И повсюду плоские каменные плиты одного размера с выбитыми именами и датами. И так насколько хватает глаз кругом.
Память подсказывала, что за тем холмом надо повернуть направо, а дальше совсем просто: метров через сто сойти с дорожки, и возле сосны с причудливо изогнутым стволом цель его поездки. Беспокойство возникло, когда дорога обогнула холм, потому что впереди не оказалось никакого поворота направо. Налево — пожалуйста, а справа откуда-то возник искусственный пруд, словно ландшафтный дизайнер перепутал погост с полем для гольфа. Это выглядело полным абсурдом, продолжением кошмарного сна. Свинцово-серая гладь пруда словно поглотила родные могилы. Возникло чувство страшного одиночества, затерянности в пространстве, совсем как тогда в океане.
Глава 22
8 мая 1942 года, Коралловое море.
Тихий океан столь велик, что мог бы с лихвой вместить в себя все земли планеты — континенты, архипелаги, отдельные острова. Что такое один человек по сравнению с ним? Так, крошечная песчинка, атом! У сбитого лётчика не было даже плотика, на который он мог бы взобраться. Его спасательный жилет благодаря шальному осколку превратился в бесполезную рванину. На что в таком положении вообще можно надеяться?!
Впрочем, за первые несколько часов над ним всё же пару раз пролетели какие-то самолёты. А однажды вдалеке показались тонкие струйки дыма. Игорь возликовал: его заметили с воздуха и выслали помощь! В том, что это свои, парень не сомневался, он стал кричать и размахивать руками. Но дымки вскоре исчезли.
Гнетущая тишина и чувство одиночества сдавили ему шею удавкой ужаса. Как он пережил эти первые часы: не захлебнулся от отчаяния, не умер от разрыва сердца, не свихнулся?! Ведь посреди абсолютного безмолвия, когда вокруг нет ничего, кроме волн и облаков, трудно сохранить разум.
Неудивительно, что он совершал странные поступки. Даже в воде Исмаилову мерещился тошнотворный запах керосина, которым пропитался его комбинезон, и он поспешил избавиться от всего, что на нём было надето. Ещё его подгонял страх, что без спасательного жилета намокшая одежда утянет его на дно. Он совершенно забыл, что в специальном наставлении, которое им давали читать, не рекомендовалось раздеваться после приводнения в океане, ибо итак можно привлечь акул…
А вот боли молодой человек не чувствовал, солёная вода приглушала её. Лишь тянущийся за ним кровавый шлейф «дымящей» раны, напомнил о пострадавшей ноге. Но ведь акулы всегда приплывают на запах крови! С запоздалым сожалением Игорь вспомнил об утонувшем комбинезоне, в карманах которого лежали перевязочный пакет и другие полезные вещи. Как он мог забыть об аварийном комплекте?! На худой конец комбинезон можно было разорвать на бинты. Пришлось стащить с себя трусы, распороть их на полоски и перетянуть ногу. Кровотечение как будто прекратилось. Однако, страх перед хищниками, теперь преследовал его постоянно.
Океан вокруг был совершенно спокойным и выглядел совершенно пустынным — ни дельфинов, ни летучих рыб, даже птиц не было видно. Но отсутствия видимого движения вокруг лишь усиливало тревогу. Так солдаты на войне начинают нервничать, когда стрельба вдруг затихает.
Оголённые плечи и спину нещадно обжигали солнечные лучи, но Игорь не замечал этого. Он тревожно вглядывался в глубину и не видел ничего, кроме сине-фиолетовой мглы и каких-то теней — не то акул, не то каких-то крупных морских чудовищ. Под ним находилась настоящая бездна — одно из самых глубоких и малоисследованных мест мирового океана. Там могло таиться всё, что угодно…
* * *
Вечерело. Небо заполыхало багровым, синим, сочно-зелёным. Каких только цветов и оттенков тут не было! Краски сменяли друг друга за какие-то минуты. Настоящее светопреставление! Зрелище не могло не заворожить, Игорь даже на время забыл об акулах. Пока на горизонте светилась полоска света, он с надеждой вглядывался туда, где по его расчётам находилась американская эскадра. Только где она теперь? Как не напрягал он слух, не слышно было даже намёка на отдалённый гул канонады, самолёты тоже больше не появлялись. Непредсказуемый ход сражения вполне мог за последние часы переместить корабли за сотни миль отсюда.
Вода была довольно тёплой, при такой температуре можно продержаться на плаву ещё долго. Знать бы только, когда за ним вернуться, и вернуться ли вообще! Ведь новичка с лёгким сердцем могли списать в убитые. В пылу битвы часто бывает некогда думать о сбитых лётчиках. Так уже бывало за эту войну. Рассказывали, что после предыдущего крупного столкновения с японцами, спеша скрыться во мраке от преследования врага, американские моряки наблюдали зловещее зрелище: море за кормой напоминало ночной луг, усыпанный мигающими огоньками светлячков. Это отчаянно сигналили аварийными фонариками барахтающиеся в воде лётчики. Лишь через трое суток военная обстановка позволила вернуться и организовать спасательную операцию, но для многих помощь опоздала…
Игорь старался гнать от себя такие мысли, ведь он был так молод и не желал умирать. Непроницаемый мрак сомкнулся вокруг одинокого пловца. За всю ночь он так и не сомкнул глаз. На авианосце им показывали учебный фильм, в котором рассказывалось, как вести себя, чтобы защититься от океанских хищников. У него был нож, и он был готов дать отпор.