Филиппе тяжело вздохнул и перебил:

— Моя дорогая, ты знаешь, что мы не можем этого сделать. Ты достаточно сильна, чтобы преодолеть ее запрет, но недостаточно, чтобы противостоять самой сути повеления Персены. Если попробуешь причинить вред Луции, Трастамара лишится единственной достойной ведьмы. Мы должны дождаться естественной кончины.

Каталина уставилась на собеседника. Авалон заметила, как гневно блеснули ее глаза, и сжалась, точно мышь в норе.

Лишь бы ничего не задеть.

— Ты считаешь, что я недостаточно могущественна, чтобы избавиться от Монтре?

— Я этого не говорил.

— Нет, дядюшка, ты сказал именно это и продолжаешь убеждать меня в том, что я должна выйти замуж за какого-нибудь дурака, которому нужна моя корона.

Филиппе усмехнулся и откинулся спиной на кроватную колонну, придерживающую балдахин.

— Глупцы. Ты всегда будешь принадлежать мне, Каталина. Сними.

Каталина стремительно встала и опустила рукава ночнушки, позволив ей упасть. Ткань соскользнула с ее упругого молодого тела и растеклась в ногах, точно молочная лужа. Лунный свет очертил ее маленькие груди, длинные тонкие ноги и округлые ягодицы.

Дыхание покинуло легкие Авалон. Она в ужасе таращилась на то, как Филиппе рей Эскана стаскивает со своих дряблых телес одежды. Он грубо перехватил руки Каталины и толкнул на кровать, а затем овладел ею, широко раздвинув ей ноги.

Авалон ощутила на своих щеках слезы и задушила всхлип, зажав руками рот, когда услышала стон удовольствия. Сначала он прожег ей внутренности, но потом она поняла, что он принадлежал не Филиппе, а Каталине. Омерзение и чувство предательства затопили ее с головой. Она попыталась сдвинуться с места, но ноги не слушались.

Она слышала одышку Филиппе, звуки соития, видела, как лунный свет блестит на его члене, когда он перевернул Каталину и вновь вошел в нее, сжав ладонью тонкую шею.

— Ты сможешь зачать только от меня, моя дорогая, — между толчками произнес Филиппе. — Луция может сколько угодно ревновать и посылать к тебе молодых идиотов, но мое семя — самое сильное. Я пробудил тебя и твою силу. И только от меня ты сможешь снова понести.

— Да, — выдохнула Каталина. — Пожалуйста, Филиппе, подари мне дочь.

— Ты будешь представлять меня, когда тебя снова будет иметь очередной любовник от Луции?

— Да, — томно отозвалась королева.

Филиппе резко остановился, вынул миногу из Каталины и вцепившись ей в плечо, заставил ее сползти с кровати и встать на колени.

Он поставил королеву Трастамары на колени.

Затем приблизил член к губам королевы и протолкнул его ей в рот. Каталина попыталась отстраниться, но Филиппе звонко ударил ее по щеке.

— Ты хочешь дочь, Каталина?

Она кивнула.

— Тогда будь хорошей девочкой. Я столько сил потратил на твое воспитание с самого детства, а ты отказываешь мне в такой малости? Ты хочешь, чтобы я ушел?

Каталина покачала головой и стала ублажать Филиппе рей Эскана орально. Он запрокинул голову, застонав от удовольствия. Лунный свет высветил его язык, когда он облизнул губы, и Авалон содрогнулась, когда прочитала свое имя на его губах.

Если он застукает ее здесь, подсматривающей, он сделает с ней то же самое. Да он даже сейчас представлял ее на месте Каталины!

Авалон, задыхаясь от паники, отступила назад, стараясь не шуметь, и протолкнулась между створками двери назад в свою комнату. Желудок вывернуло наизнанку, и ее стошнило в ночной горшок. Ощущая в теле покалывающие мурашки страха, она оделась в первое, что попалось под руки, — штаны и рубаху для тренировки, и выбежала из покоев.

Ей казалось, что она сейчас умрет. Сердце колотилось так, словно готово было взорваться, пока она перескакивала через несколько ступенек и неслась на улицу. Выскочив во двор, Авалон пересекла его и забарабанила по воротам тренировочной площадки. Прошла вечность прежде, чем с той стороны задребезжал металлический замок. Раздался щелчок, и одна створка приоткрылась. Из щели на нее недоуменно смотрел Хорхе.

— Авалон? Что случилось? Каталина?..

— Нет, — ее голос дрогнул. — Мне нужно… Хорхе, мне нужно потренироваться.

Капитан окинул ее с головы до ног.

— Сейчас? Ты не можешь подождать до утра? Парни спят…

— Не могу, — сипло выдавила она, дрожа. — Пожалуйста.

Авалон ждала, что Хорхе захлопнет ворота перед ее носом, однако, видимо, он углядел в ее лице нечто такое, что без слов отворил створку пошире и пропустил внутрь. Песок приятной убаюкивающей мелодией захрустел под ботинками.

Хорхе за ее спиной закрыл ворота на замок, и Авалон съежилась. Она оглянулась, запоздало подумав, что он — тоже мужчина. Язык у нее прилип к небу, и она не могла сглотнуть застрявший в горле ком.

Однако Хорхе сразу направился к стойке с оружием. Молча выбрав необходимое для спарринга, он приблизился и протянул ей кинжал.

— Сегодня тренируем устойчивость при обманных маневрах. Всех мечников выдают ноги. Твое внимание должно расщепиться. Условно говоря, одним глазом ты должна следить за руками противника, потому что в них источник опасности, вторым — за ногами. Его может выдать даже малейший перенос веса.

Хорхе показал несколько вариантов поз для атаки и сопроводил показ подробным рассказом. Он старался двигаться медленно, но Авалон видела, как он сдерживается, чтобы не перейти на комфортную, отработанную скорость. Она чувствовала исходящую от него угрозу, осознавала, что в его руках смертельное оружие, но почему-то его монотонный голос и плавные движения успокаивали ее.

Он заставил ее повторять за ним: они отрабатывали позы и переходы из одной в другую минуту за минутой, час за часом, оставляя причудливые узоры на песке. Вот они у стойки с оружием, Авалон пыталась развернуться полным оборотом так, чтобы избежать травмы колена, а теперь, проделав путь половины окружности — точно стрелка циферблата — оказались у ступеней перед воротами с попытками развернуться уже незаметным плавным движением.

Хорхе объяснил, почему важно ставить ногу правильно, развернув стопу чуть наружу, и показал, что происходит, когда его солдаты пропускают наставления мимо ушей. Исполнив практически танцевальный пируэт, капитан артистично рухнул на песок.

— И все, понимаешь? — он указал на стопу. — Этот идиот подвернул лодыжку, порвал связку и был отстранен от службы на несколько недель.

Авалон рассмеялась: Хорхе так живо и тепло делился своими знаниями и историями, что она просто не могла сдержаться. Их взгляды встретились, и она вдруг подумала, что никогда не обращала внимания, какое у него приятное, открытое лицо. Густая борода делала его суровым, но только тогда, когда он превращался в воина. Сейчас, сидя в песке с забавно оттопыренной ногой, он казался ей старшим братом, которого у нее никогда не было.

— Хочешь кофе?

Авалон не ожидала такого вопроса и удивленно уставилась на Хорхе.

— Эм… — она хотела отказаться, но поняла, что ей некуда сейчас пойти в ночи, чтобы отвлечься от гнусных мыслей и опасений, что Филиппе навестит ее в опочивальне, поэтому лишь кивнула.

Хорхе забрал у нее кинжал и повесил оружие на стойку, после чего скрылся в казарме.

Авалон не знала, есть ли у них там очаг, и ждала чашку с холодной, противной жижей, которая стала популярна при дворе несколько сезонов назад. Тем больше было ее изумление, когда Хорхе вернулся с двумя деревянными кружками, источавшими пар. Воздух стал пряным от запаха кофе, гвоздики и мускатного ореха.

— Моя мама так делала, — пояснил Хорхе на неозвученный вопрос.

— Ты из Элбана?

Хорхе отхлебнул напитка и посмотрел в пространство перед собой.

— Да. Правда, я не помню своей родины. Мы с матерью долгие годы прожили в рабстве во Власе. Она хорошо готовила, и мы мытарствами оказались в доме вельможи, который славился балами. Пока хозяева и гости развлекались, поедая ее прекрасные блюда, она прятала зерна кофе и пряности в передник. Почти под утро, когда еще все слуги спали, она будила меня. Мы спускались на кухню, где она готовила такой кофе. Этот запах для меня отдает домом и спокойствием.