– Я точно не повторю ошибку твоих родителей и не стану подвергать риску всю семью, воспитывая в своем доме уродца, – сказал он, и Франц почувствовал, как горло сжимает гнев. – Но все это дела отдаленного будущего, мне пока неинтересны детали. Речь идет о предприятии. Ты женишься на Розвите, и убедишь отца участвовать в нашем проекте. И тогда мы посмотрим, насколько быстро наш маленький индийский проект подойдет к своему успешному завершению. – Олькерт улыбнулся и медленно направился к двери, волоча за собой трость, царапавшую половицы. – Я еще поговорю с твоим отцом о деталях помолвки! – сказал он, не оборачиваясь. – А теперь мне пора.

Дверь за Олькертом давно захлопнулась, а Франц по-прежнему сидел в библиотеке, подавленно глядя на ковер. Хотя снаружи по-прежнему было сияло солнце, весь мир вокруг него словно поблек.

Стало темно и холодно.

Когда летняя жара в Гамбурге понемногу спала, и на смену ей пришли теплые осенние дни, Зильта вместе с Евой Олькерт и ее детьми отправилась на отдых в их домик у моря. В последнее время здоровье жены Альфреда стремительно ухудшалось. Эмма регулярно навещала ее, но, как она и предупреждала, ей удавалось лишь облегчить симптомы. Доктор Зельцер отказывался обсуждать с девушкой состояние Зильты. Но, когда Альфред рассказал ему о поставленном Эммой диагнозе и показал ее назначение, он нехотя проворчал, что, может быть, она и права.

Близкие давно пытались уговорить Зильту отдохнуть в деревне, но из-за Михеля, которого она не хотела оставлять одного, она вечно отказывалась. Однако, когда пришло приглашение от Олькертов, и все, включая Эмму, настоятельно советовали ей его принять, Зильта, наконец, поддалась на уговоры. Теперь, когда мать уехала, в доме стало еще тише.

Отсутствие Зильты дало Лили свободу, которой у нее раньше не было. Избавившись от надзора бабушки и матери, она встречалась с Йо по несколько раз в неделю и ходила на все тайные собрания социалистов с Мартой, Изабель и другими девушками. И хотя Герта и Агнес, которые беспокоились за нее, старались по возможности держать ее дома, она так беспринципно лгала, ссылаясь на прогулки с Генри и учебные кружки, что у них не оставалось иного выбора, кроме как ее отпустить. Лили прекрасно знала, что они не осмелятся беспокоить отца по пустякам – весь день он пропадал в конторе, а по вечерам был усталым и мрачным. И хотя ей было очень стыдно за свое поведение, она не могла устоять перед искушением встречи с Йо или собрания у Марты – слишком уж увлекательной была ее новая жизнь.

Лили нарушала установленные родителями правила не только во время прогулок по городу, но и по вечерам, читая книги, которые раньше ей читать запрещали: из отцовской библиотеки она украла Виктора Гюго, а по ночам корпела над собственными сочинениями, которые, обличая социальную несправедливость, все больше тяготели к форме политического манифеста. Только теперь ей открылось, что женских голосов в литературе практически не было. Если не считать бульварных романисток, женщин-писательниц, которые сделали бы себе имя, были единицы.

– Те немногие женщины, которые осмеливаются писать, берут мужской псевдоним. Иначе никто не воспримет их работы всерьез. Если их вообще опубликуют, – сказала ей Изабель во время одного из собраний. – Это очень печально, но их тоже можно понять – никто не хочет выставлять себя на посмешище.

Помимо прочего, Лили относилась все более критично к образам женщин в книгах, которые она читала. Она поняла, что все эти прекрасные дамы, в которых она прежде видела свой идеал, были созданы воображением мужчин, а значит, не имели ничего общего с выражением истинных мыслей и чувств женщины. Чем больше внимания она обращала на детали, тем острее становилось ее зрение, тем лучше она понимала, насколько систематическим было угнетение женщин в каждом аспекте их существования.

Так, шаг за шагом все в ней подвергалось чудесной метаморфозе: то, как она говорила, как думала, как воспринимала себя и окружающую действительность. И в конце концов она сама заметила, что с прежней Лили ее уже почти ничего не связывает.

– В последнее время я совсем тебя не узнаю, – однажды сказала ей Берта после очередного спора.

И, к ее удивлению, Лили только кивнула.

– Я и сама себя не узнаю, – ответила она, и в ее голосе звучала нескрываемая гордость.

– Тебе не кажется, что это отдает лицемерием? – Берта сморщила нос. – Жить на роскошной вилле с десятком слуг и рассуждать о правах женщин?

Помедлив, Лили покачала головой.

– Ты права, я не знаю, каково это – когда тебя эксплуатируют. Но ведь я тоже лишена самых базовых прав, и деньги моей семьи здесь не помогут.

Берта выглядела так, будто не до конца понимала, что имела в виду Лили.

– Давай больше не будем ссориться? – Лили взяла Берта за руку. – Пользы от этого мало. Я все хотела тебя кое о чем спросить… – Она вытащила из сумочки стопку бумаг и протянула их Берте. – Не могла бы ты попросить Фридриха взглянуть?

Берта побледнела.

– Что это? – спросила она, глядя на бумаги так, словно от них можно было заразиться смертельной болезнью.

– Это всего лишь мои сочинения. Так, очерки, размышления на тему. Мне было бы интересно узнать его мнение. Кроме него, у меня нет знакомых, которые занимались бы этим профессионально.

Берта покачала головой.

– Мне нельзя приносить домой такие вещи! – запротестовала она.

– Но никто ведь не заставляет тебя читать их своим родителям вслух! А если кто-то вдруг увидит бумаги, просто притворись, будто не знаешь, что это. Пожалуйста, Берта, это очень для меня важно! – Лили испытующе посмотрела на подругу, и в конце концов Берта, состроив кислую мину, взяла бумаги.

– Хорошо, я попробую, – пообещала она.

Но уже через несколько дней Берта вернула Лили ее сочинения.

– У него сейчас нет времени, попробуй еще раз через пару недель.

Лили нахмурилась. А Берта, избегая ее взгляда, пересела к Анне-Марии.

Несмотря на то, что Лили с головой ушла в собственные дела, она не могла не заметить, что с отцом что-то было не так. Он казался почти счастливым, когда Зильта уехала на море. Его очень огорчала ее болезнь. Но в последнее время он становился все более раздражительным, и Лили часто задавалась вопросом, не кроется ли за его странным поведением еще что-то, помимо переживаний за мать. Его словно угнетало невидимое бремя, с каждым днем все сильнее пригибая к земле. Она очень беспокоилась за него, понимая, что, если он узнает хотя бы часть ее секретов, это бремя и вовсе может стать неподъемным.

Франц тоже был сам не свой. Смерть Китти подкосила его сильнее, чем Лили могла себе представить. Он сделался молчаливым и угрюмым и разговаривал с ней даже меньше, чем прежде. Они и виделись-то лишь за ужином, и разговор всегда вертелся вокруг фирмы.

Лили чувствовала себя одинокой и никому не нужной. Если бы не Михель, она предпочла бы вообще не возвращаться домой. Отсутствие матери очень огорчало мальчика – сбитый с толку, он не отступал от нее ни на шаг, и потому, пока Лили была дома, она проводила все свое время с братом.

– Вот, это тебе!

Йо поднял на нее удивленный взгляд. Лили протягивала ему книгу. Нахмурившись, он взял пухлый томик.

– «Госпожа Бовари», – проговорил он после небольшой паузы, потребовавшейся ему для того, чтобы прочесть заголовок. – Что это такое?

– Я хочу, чтобы ты ее прочитал! – сказала она.

– Прочитал? Я? – Он удивленно рассмеялся. – А зачем?

– Чтобы лучше понимать меня.

Он озадаченно посмотрел на нее.

– Но я и так понимаю все, что ты говоришь.

– А вот и нет! Во всяком случае, не совсем и не все. Кое-чего я и сама не понимала до последнего времени. Книга очень увлекательная, не переживай. Она на многое раскрыла мне глаза. Кстати, в последнее время это часто со мной происходит. Я и не знала, что смогу отыскать все это в книгах, что все уже написано. Что есть и другие женщины, не только Марта, Изабель и Эмма. Множество женщин по всему земному шару, которые думают так, как мы. И мужчины тоже! Эта книга написана мужчиной, представляешь? Флобер понимает нас!