– Так-так, – обеспокоенно пробормотала Герта, когда она вернулась в дом. – Присядь-ка на минутку. Уж не заболела ли ты? В последнее время ты такая притихшая и подавленная, я уж давно вижу, что что-то назревает.

Зеда покачала головой.

– Я в порядке! – пробормотала она.

Но за завтраком ей кусок не лез в горло, и она все еще чувствовала странное головокружение. «Что-то я не в себе сегодня», – подумала она. Ей хотелось прилечь, но было нельзя – слишком много было дел.

Помогая сначала Зильте, а затем и Лили одеться к завтраку, она пыталась не подавать виду, что ей плохо.

– Сегодня ты выглядишь как-то иначе, – сказала Лили, которая наблюдала за Зедой в зеркало.

– Правда? – спросила Зеда, ожидая, что девушка, как и все в последнее время, скажет, что она выглядит несчастной.

– Да, у тебя округлились щеки! – вместо этого ответила Лили и улыбнулась. – Тебе идет.

Когда Лили и Зильта спустились к завтраку, а Зеда, оставшаяся наверху, чтобы прибраться, переворачивала матрасы и перестилала простыни, протирала умывальники и наполняла водой кувшины, слова Лили эхом зазвучали в голове горничной. Ее охватило предчувствие. Темное, страшное предчувствие, которое все это время было с ней, и от которого она отмахивалась вплоть до этого дня. Даже сейчас она не могла признаться себе в этом, не могла облечь в слова то, что уже знала наверняка.

Дрожащей рукой она надела ремень безопасности, который им выдали после того, как в соседнем доме горничная выпала из окна и погибла. Зильта настаивала, чтобы они надевали его всякий раз, хотя сама Зеда не видела в этом необходимости. Но сегодня она была рада пристегнутому ремню, потому что, пока она, высунувшись наружу, мыла оконную раму, ее накрыла новая волна дурноты. Закрыв рот рукой, она попыталась сосредоточиться на работе, но у нее ничего не вышло. Вдруг кусты и деревья перевернулись, а перед глазами мелькнул блеск Альстера и гравий подъездной дорожки. А затем все утонуло в черноте.

Если бы не ремень, она упала бы с высоты в два этажа.

Позже, лежа в постели с теплой грелкой в ногах, пока вокруг нее хлопотала Герта, Зеда в оцепенении смотрела в потолок. Что же теперь делать?

Она не знала ответа на этот вопрос. Знала лишь, что ждет ребенка. Ребенка, которого она не хотела, от человека, которого презирала. От одной мысли об этом Зеда закрыла глаза и тихо заплакала в подушку.

Франц как на крыльях мчался по улице – с широкой улыбкой на лице, раздавая направо и налево приветствия. Он давно не чувствовал себя таким беззаботным. Теперь никто не посмеет в нем усомниться, а родителям будет стыдно за свои подозрения. Даже Олькерту придется сбавить обороты – не захочет же он, чтобы дочь оказался втянута в такую неприятную историю.

Перемахивая через две ступеньки, он взбежал на лестницу, ведущую к клубу. Сначала он, прислушиваясь, бродил по залам. Затем осторожно принялся расспрашивать сведущих в таких делах джентльменов. Он точно знал, к кому обратиться за советом насчет формальностей, которые следовало соблюсти, и кому рассказать эту историю так, чтобы она распространилась по городу. Уже сегодня вечером он станет главной темой для разговоров в гостиных и игорных комнатах. Никто не станет говорить об этом публично, но знать будут все. Отлично смазанный механизм городских сплетен работал без перебоев.

– Ах ты, плутишка! – Уже десять минут спустя его старый знакомый, Реджинальд, одобрительно хлопал его по спине. История уже успела разойтись по всему клубу. – Я думал, что ты так и останешься среди нас единственным, кто ни в чем не замарался.

Франц удовлетворенно попыхивал сигарой, притворяясь, что все это в высшей степени для него досадно.

– Тсс, тсс-с! Такими темпами об этом скоро узнает весь город! – сказал он, даже не понизив голоса и, откинувшись на спинку стула, с удовольствием затянулся сигарой.

– Нужно только, чтобы она подписала бумаги, и тогда тебе ничего не будет. Только подумай как следует над формулировками, чтобы она потом не вернулась и не потребовала, чтобы ты признал отцовство. Но вы, разумеется, поручите это дело семейному адвокату? – спросил Реджинальд, одним глотком допивая виски и делая знак официанту, чтобы тот снова наполнил его бокал.

Франц кивнул.

– Разумеется. Я буду действовать со всей осторожностью.

И тут на его лицо упала тень. Подняв глаза, он встретился взглядом с Людвигом Олькертом.

– Дорогой мой, у тебя есть минутка? – Олькерт улыбнулся, но Франц сразу понял, что с этой улыбкой что-то не так.

– Конечно, Людвиг, пойдем в бар?

Олькерт покачал головой.

– Я забронировал для нас библиотеку, – холодно ответил он.

Франц нахмурился. Он встал, сунул свою сигару ошеломленному Реджинальду и последовал за Олькертом. У него засосало под ложечкой. Он и не подозревал, что сегодня встретит здесь старика. Что ему нужно?

Свет в высокой, обшитой панелями комнате косо падал на них сквозь витражные арочные окна с видом на великолепный клубный парк. Олькерт закрыл за ними дверь, а затем кивнул Францу, чтобы тот сел.

Потея, Франц опустился в кожаное кресло и слегка ослабил галстук.

– Что-то случилось? – спросил он, невинно улыбнувшись.

– Случилось? – Олькерт, сцепив за спиной руки, неторопливо пересек комнату. – Ты спрашиваешь меня, случилось ли что-то… Что ж, посмотрим, – задумчиво сказал он, а затем, резко обернувшись, пробуравил его взглядом. – Я только что услышал о твоей… щекотливой ситуации.

Франц сглотнул. Конечно, он хотел, чтобы Олькерт об этом узнал. Но не сразу и не таким образом. Он должен был сам рассказать ему об этом, представив дело в самом выгодном для себя свете – как о мелкой неприятности, о которой не стоит и упоминать, но с которой следует разобраться, прежде чем думать о чем-то еще. Теперь же, когда он наслушался клубных пересудов, ему могло показаться, что Франц насмехается над ним и Розвитой. Под маской притворного стыда он едва ли не бахвалился перед приятелями, и какая-то маленькая крыса, должно быть, успела тут же донести обо всем Олькерту.

Франца бросило в жар.

– Ты не так понял… – начал он, но Олькерт прервал его взмахом руки.

– Нет, это ты не так понял, Франц. – Олькерт опирался на свою трость, и вдруг он показался Францу очень высоким. Свет от витражей отбрасывал на его лицо зловещие тени. – Ты решишь эту проблему. Быстро и без лишнего шума. Горничная исчезнет, и ты даже упоминать о ней больше не станешь. – Олькерт многозначительно помолчал. – А когда дело будет улажено, ты попросишь руки моей дочери.

Франц втянул воздух.

– Что? – спросил он с нервным смешком.

Олькерт ни на секунду не сводил с него глаз.

– Или весь город узнает о твоем брате, – тихо сказал он.

Внезапно у Франца зашумело в ушах, и он, словно утопающий, вцепился пальцами в подлокотники. Ему показалось, что мир вокруг него теряет очертания. Прошло несколько секунд, прежде чем он уловил смысл слов собеседника. Должно быть, Вебер рассказал Олькерту о Михеле.

– Я знаю, что это наследственное заболевание. Если оно выплывет наружу, не только твоя сестра лишится жениха. Пострадает вся семья. Вы уже потеряли Вебера и Боргера. И как ты думаешь, смогу ли я вести дела с такой семьей?

– Но… ты по-прежнему хочешь, чтобы я женился на твоей дочери – после всего, что ты узнал? – тихо спросил Франц. Первое потрясение прошло, оставив после себя мурашки и парализующий холод в венах.

Олькерт кивнул.

– Да, риски есть. Но есть способы это предотвратить. В конце концов, внуки у меня уже есть. Без наследника не останусь. Брак – все, что мне нужно. Если в вашей семье это третий ребенок, то есть шансы, что ты оставишь после себя здоровое потомство. Разумеется, Розвита ни о чем не узнает. А если после родов окажется, что нам не повезло… Что ж, я позабочусь об этом, как всегда.

Франц сглотнул. Как можно настолько холодно рассуждать о таких вещах?

– Что ты подразумеваешь под словом «позаботиться»? – спросил он, но Олькерт лишь улыбнулся.