– Неделю дети будут спать спокойно, и то хорошо, – пробормотала Альма, и ее лицо вновь омрачилось.

– А где спите вы? – осторожно спросила Лили, указывая на единственную кровать. – Еще не купили мебель?

Альма искоса взглянула на нее.

– Нет, – коротко объявила она. – Мы спим на полу, раскладываем тряпье. А кровать для ночлежника.

– Для кого? – Лили впервые услышала это слово и не понимала, что оно означает.

Йо с беспокойством посмотрел на Альму.

– Не нравится мне это. Ты хоть знаешь его? – спросил он. – Ему можно доверять? Без мужчины в доме, который мог бы защитить детей…

– Нет, мы не знакомы, – нетерпеливо прервала его Альма. – Но что делать, Йо? Он обещает заплатить, так что я не задаю вопросов. Не волнуйся, Йо, я могу за себя постоять, – сказала она мрачно и снова закашлялась.

Йо не успокоили ее слова.

– Если он хоть пальцем тебя тронет, сразу зови меня! – настойчиво проговорил он и, не дождавшись ее ответа, схватил женщину за руку. – Слышишь, Альма? – спросил он.

– Ладно, ладно, – отмахнулась она. – Но теперь уходите, достаточно на сегодня.

В этот момент раздалось громкое бульканье. Альма и Йо удивленно посмотрели на Лили. Девушка, покраснев до корней волос, быстро прижала руки к животу.

– Извините… Давно не ела, – пробормотала она, и ее желудок снова заурчал.

Йо, видя, насколько неловко себя чувствовала Лили, с трудом сохранял серьезность.

– Пойдем, купим что-нибудь. – Он подмигнул ей и потащил за собой в коридор. – Я бы тоже что-нибудь перехватил.

А затем крикнул Альме:

– Мы скоро вернемся!

Они купили сыр, хлеб и немного фруктов у горбатой крестьянки, которая сама была похожа на сморщенное зимнее яблоко. Лили хотела заплатить, но Йо раздраженно отмахнулся.

– У меня есть работа, мне не нужны подачки, – сказал он.

Она быстро засунула деньги обратно в сумочку и вопросительно посмотрела на него. Он знал, что она действовала из добрых побуждений, но все же чувствовал себя задетым.

Пока они шли по улице со своими свертками, Йо объяснил девушке, кто такие ночлежники.

– Обычно это рабочие, который не могут позволить себе собственное жилье. Они арендуют кровати у семей, которые остро нуждаются в деньгах, и так у них появляется хоть какая-то возможность выспаться после тяжелой смены, – сказал он. – Чарли часто живет именно так. Но чтобы ночевать у вдовы… Никогда ведь не знаешь, с кем столкнешься. А так-то в Гамбурге это обычная практика. Когда Чарли только приехал, он пробовал пожить первопостояльцем – снимал комнату в доме свежей постройки. В таких домах очень сыро, поэтому берут дешево. Но с приходом холодов он почти сразу подхватил пневмонию. Чуть не умер, легкие так и не восстановились полностью. Уж лучше быть ночлежником – по крайней мере, тепло. Да и с людьми веселее.

Йо вздохнул.

– Рабочим просто некуда деваться. Особенно после того, как снесли Сент-Аннен. Целые районы стирают с лица земли, и никого не волнует, куда идти людям. Мужчины вынуждены оседать рядом с портом, они не могут каждый день тратить два часа на дорогу, при 90-часовой рабочей неделе у них просто на это времени. Поэтому арендная плата в этих районах становится все дороже, а люди все беднее. Они и до Кервидера уже добрались, все ради Шпайхерштадта… – Помрачнев, Йо посмотрел вверх, будто где-то там можно было найти ответы на его невысказанные вопросы. – Но никто не сопротивляется, да и что здесь сделаешь? Рабочие не организованы, просить за них некому. Так что быть ночлежником – это еще неплохо.

У Лили в голове не укладывалось, как может семья делить комнату с незнакомым мужчиной. Зато теперь она понимала, почему беспокоился Йо. Для порядочной женщины такое положение дел казалось немыслимым. То, что фрау Гердер была вынуждена впустить в дом незнакомца, заставило ее сочувствовать женщине едва ли не больше, чем после потери мужа. Как это стыдно, должно быть – быть вынужденной мириться с присутствием чужого мужчины, переодеваться в одной с ним комнате и… В голову закралась страшная мысль: вдове ведь придется кормить ребенка грудью на глазах у этого мужчины!

Им пришлось пройти несколько кварталов, чтобы купить еду, и голод уже не так беспокоил Лили. Теперь ее главной проблемой была нестерпимая нужда, она буквально не могла думать ни о чем другом. Еще в квартире она спрашивала, как пройти в туалет, но фрау Гердер лишь весело указала ей на ведро в углу, крикнув:

– Не смотрю!

Лили вздрогнула и, не сказав ни слова, вернулась на лестницу. Это было больше часа назад.

Наконец, с трудом преодолевая неловкость, она сообщила о своей проблеме Йо. Она не смела поднять на него глаз. Уголок его рта дернулся, но, не подав виду, он повел ее по улице к ряду деревянных будок. Лили в ужасе замерла. Вонь была ужасающей. Вокруг жужжали мужи, а из-под дверей мелкими ручейками просачивалась коричнево-желтая субстанция. Но у нее не было выбора.

– Хуже уже не будет! – прошептала она про себя, кончиками пальцев открывая дверь и тут же поднося руку ко рту. – Если сможешь сделать это, то сможешь все!

Ее глаза начинали слезиться, но она смело переступила порог.

Оказавшись внутри, она, насколько могла, подобрала юбки, а затем, задержав дыхание, присела над дырой в деревянной скамье. В месте хуже этого ей еще не доводилось бывать. Вдобавок мочевой пузырь никак не хотел опорожняться, и прошла целая вечность, прежде чем она наконец услышала долгожданный плеск. Когда она, спотыкаясь, дошла до двери, у нее возникло ужасное чувство, что ее вот-вот вырвет. ««Соберись, Лили!» – отчаянно взмолилась она. Если она сейчас извергнет перед Йо содержимое своего желудка, то уж точно никогда больше не сможет смотреть ему в глаза.

Он стоял в некотором отдалении, прислонившись к фонарю.

– Все в порядке? – сочувственно спросил он.

Она только молча кивнула. От голода не осталось и следа.

Они поделились едой с фрау Гердер и ее детьми. И Йо, и Лили ели очень мало – отщипывали понемногу хлеба и делали вид, что жуют. Оба знали, что семье редко выпадала возможность наесться досыта, и не хотели ее отнимать.

Во время еды никто не разговаривал, лишь фрау Гердер снова и снова одолевали мучительные приступы кашля. Она почти задыхалась, и всякий раз, когда это случалось, дети испуганно смотрели на мать.

– Это все пар! – отмахивалась Альма, когда снова могла говорить, и вытирала с лица набежавшие слезы.

Мари сильно побледнела, а Хайн, стоило матери отвести взгляд, подложил ей в тарелку кусочек сыра. Заметив это, Лили и Йо сочувственно переглянулись. Девушка подумала об ужине, который ожидал ее дома, и почувствовала укол совести. Воскресными вечерами Герта баловала их особенно вкусными блюдами: вот и сегодня днем, незадолго до своего ухода, Лили почувствовала аппетитный запах тушеного лука, доносившийся с кухни. Кроме того, на десерт им обычно подавали картофель и ягодный пудинг. И теперь, глядя, как дети молча жуют свой хлеб, Лили не могла подумать о том, как хорошо было бы взять всю семью на виллу, чтобы Герта их накормила.

По крайней мере, ей удалось собрать по всему дому вещи, которые, как она надеялась, могут пригодиться семье. Кроме того, под предлогом благотворительных сборов в институте она снова выпросила денег у матери и бабушки. Она и сама удивилась тому, как гладко новая ложь сорвалась с ее губ. «Можно исказить правду ради благого дела» – подумала она, хотя в глубине души вовсе не была уверена, что Зильта и Китти, узнай они правду, разделили бы ее точку зрения. Она собрала кое-что – в основном старые игрушки Михеля, несколько нижних юбок и одежду из своего комода, которую больше не носила, свои прошлогодние туфли, два старых платья от матери, книги и полотенца, которые Китти собиралась выбросить. Ей было неловко предлагать семье использованные вещи, но она решила, что, если возникнет нужда, они, по крайней мере, смогут продать или обменять их.