Смотрю на него непонимающе. В голове до сих пор шумит, как на экране поломанного телевизора.

— Скоро вернусь, — говорит мужчина и уходит.

Лежу. Пустыми глазами рассматриваю стены. Мне кажется, я уже была в этом месте. Или не в этом, но в каком-то подобном.

Врач возвращается. Он укладывает мне на колени стопку бумаг.

Бегаю глазами по строчкам. Всё-таки чтение мне доступно. Но смысл написанного ускользает от меня.

— Не терзайте себя, — нежно приговаривает врач и вкладывает мне в пальцы ручку. — Просто подпишите. И дело с концом.

— Но как же?..

— Подписывайте. Это самое правильное решение в вашей жизни.

Разглядываю ручку в своих руках. Пальцы автоматически вспоминают, как правильно держать этот предмет. Может, даже смогу припомнить, как ставить подпись.

— Вот здесь, — мягко подсказывает доктор. — Давайте я вам помогу.

Он приставляет мою ладонь так, чтобы мне было удобнее писать.

Смотрю на длинное пустое подчёркивание. Я должна поставить здесь свою подпись…

— Это моя жена или нет?! — ору на какую-то девчонку-медсестричку.

Она втягивает голову в плечи и ничего внятного мне не отвечает.

— Я не могу давать такую информацию… Не имею права…

— Просто проведите меня к ней! — требую, не переставая тыкать фотографией Светланы.

Медсестричка поглядывает в экран и снова увидит глаза. Краснеет, пыхтит. Но упорно говорит одно и то же:

— Пока не подтвердится, что вы родственники, вам нельзя…

Уже хочу выругаться. Готов хоть силой, хоть штурмом брать эту больницу. Сердцем чую, что должен спешить. Тут есть какой-то подвох! Я не могу больше ждать!

— Что тут происходит? — появляется какой-то мужчина в халате.

Быстро объясняю ему ситуацию, снова показываю фото жены.

— В таких случаях, — медленно, как будто бы специально тянет время, говорит он, — существует специальный протокол опознания…

— Протокол хотите?! — взрываюсь я. — Будет вам сейчас протокол!

Хватаю мобильный и отправляю звонок знакомому знакомого моего отца. Полковник в местном МВД. По его приказу нашли казанскую гостиницу. Теперь его помощь тоже будет нужна.

— Успокойтесь, — требует доктор. — Иначе я вызову полицию.

— Уже! — выкрикиваю ему в лицо. — Алло! Рахим Гамзатович!..

— Лиля, вызывай полицию, — говорит врач медсестричке.

Та кивает и тоже начинает куда-то звонить.

Прибегает местный охранник. Пытается выдрать у меня телефон из рук. Успеваю только выкрикнуть в трубку номер больницы, как аппарат выскальзывает из пальцев, с грохотом падает на пол. Мобильный разлетается на части.

Бежит второй охранник на подмогу первому. Теперь уже двое пытаются меня выволочь за двери. Мне бьют в живот дубинкой, но я кое-как изворачиваюсь и залепляю по морде одному из охранников. Дальше мне прилетает по лицу. Ничего не чувствую, кроме ярости и неистового желания добиться правды.  Кн иг о ед . нет

Бойня продолжается не больше пяти минут. Меня успевают выставить за дверь.

И в этот момент во двор больницы залетает сразу несколько машин. В пылу схватки не понимаю, кто и где. Бегут полицейские из одной машины, из другой, из третьей. Драка останавливается. Но я не понимаю, чего ждать: ареста или помощи?..

— Там моя жена! — ору, что есть сил.

— Так, спокойно. Сейчас разберёмся! — отвечает мне одни из полицейских. — Давайте, быстро грузим его в машину.

Он показывает на меня. Трое в форме мгновенно выворачивают мне руки. Захлёбываюсь собственным криком.

— А ну, стоять! — это чей-то другой голос.

И тут понимаю, что я знаю, этот голос. Это и есть тот полковник — Рахим Гамзатович. Я никогда его не видел, но общался по телефону.

— Отпустите. Немедленно.

Его приказа никто не смеет ослушаться. Меня отпускают в ту же секунду.

Вместе с полковником и его сопровождающими мы заходим в больницу. Врач и медсестричка хлопают глазами.

— Здесь находится беременная женщина без документов, которую доставили на скорой три дня назад?

— Да, здесь, — ровно отвечает доктор, но при этом начинает нервничать.

— Почему не сообщили в розыск?

— Сообщили. В местное отделение. Ни с кем по приметам из разыскиваемых не совпала. Так что мы продолжаем бороться за её жизнь…

— Где она?! — выпаливаю, не желая больше слушать всего этого.

— Отведите нас к ней. Сейчас же, — требует полковник.

Врач молча кивает.

Он идёт по коридору. Я иду следом. Кажется, чёртов коридор не кончится никогда. Снова начинаю вскипать. Ну, когда же? Когда?!

Доктор останавливается у одной из дверей. Помедлив, всё-таки открывает её.

Отталкиваю врача и первым вхожу в палату.

— Света!

Бледное лицо смотрит на меня непонимающими глазами. Перебинтованное тело в казённой сорочке укрыто одеялом, поверх которого лежат какие-то листки.

— Света?..

— Она ничего не помнит, — говорит доктор почти безразлично. — Амнезия. Полная амнезия.

На ватных ногах подхожу к кровати. Я смотрю в распахнутые глаза.

— Светлана, это же я… Твой муж…

Она молчит. Никакой реакции не следует.

— Не стоит рассчитывать на многое, — снова голос врача. — Боюсь, она может никогда вас не вспомнить.

— Любимая, — встаю на колени и тяну к ней руки, — родная, это я. Я… Ты узнаёшь меня?

— Вы пугаете её. Вам лучше уйти.

— Родная моя… — бормочу без разбора, не обращая внимания ни на что. — Ты — моя жена, Светлана. А я — твой муж… И я так виноват перед тобой. Я страшно обидел тебя. Пожалуйста, узнай меня… Это же я…

Её губы вздрагивают. Ресницы несколько раз опускаются и поднимаются.

— А… Алишер… — хриплым шёпотом произносит Светлана.

Я плачу и кидаюсь целовать ей руки.

— Да, родная! Да! Прости меня! Прости, пожалуйста! Я не смог тебя защитить! Тебя и нашего ребёнка!

Светлана будто бы в трансе. Она повторяет:

— Алишер… Алишер…

И вдруг в её глазах мелькает странная искра. Света поднимает взгляд на врача.

— Где мой сын? — произносит она совершенно осознанно. — Где мой сын?

Я не жду. Не надеюсь. Не верю.

Просто молюсь. И знаю, что молитва может помочь.

Конечно, никакой гарантии нет. Но есть шанс. Пусть один на миллион, но есть. Я уповаю на него.

Минуты и часы тянутся бесконечно. Они складываются в дни, где ничего не происходит.

Вестей от Алишера нет. Я тоже ничем не могу его порадовать. Но рано или поздно что-то изменится. Обязательно изменится.

Рисую в воображении счастливые изменения и тут же стираю эти картинки. Не хочу дразнить себя хрупкими фантазиями. Сейчас всё слишком зыбко.

Часто разговариваю с Дилей, что-нибудь рассказываю ей. Про юность, про то, какая сейчас погода за окном.

— Скоро весна, — говорю, глядя в больничное окно. Пейзаж за ним скучный, уже выученный наизусть. Но я упрямо стараюсь видеть только хорошее: — Скоро растает снег. Скоро зазеленеют деревья. Станет тепло. Можно будет гулять целыми днями. Как в детстве. Помнишь?

Диляра не отвечает. Вместо неё монотонно шуршит аппарат искусственного дыхания. Я настолько привык к этому звуку, что начинает казаться, будто в нём можно разобрать слова.

День сменяет ночь, а затем снова наступает утро нового дня. И так — по кругу.

— Птицы поют, — продолжаю я свои монотонные рассказы. — Ещё рановато для пений. Но, видимо, им не терпится поскорее запеть.

Иногда засыпаю прямо на стуле возле койки. Раз в два дня приезжают Роксана Усмановна и Карим Маратович. Обоим непросто даются эти визиты. Но, по крайней мере, на меня они не держат зла, не шлют мне проклятий. И даже поддерживают.

— Ты бы шёл домой, Ильдар, — жалеет меня Роксана Усмановна. — На тебя самого страшно смотреть. Бедный мальчик…

— Мне нечего терять, — спокойно объясняю. — Теперь весь мой дом и весь мой смысл в жизни здесь, рядом с Дилей.