Из-за ближайшего книжного стеллажа вышла проекция сознания хозяйки этого места и присела в такое же кресло напротив меня, с ожиданием на меня вылупившись. Вот же ж! Мой косяк. Не сообразил. Смотреть в её глаза, заполненные пламенем, было жутковато, а прописать для неё алгоритм маскировки я и не подумал. Ехидно ухмыльнувшись, взмахом руки и усилием воли создал ростовое зеркало в простенькой деревянной раме и жестом предложил Гермионе в него посмотреться. А то, видите ли, боггарта с горящими глазами испугалась, пусть теперь на себя посмотрит. Но не успел я приготовиться к занимательному зрелищу, как меня вырвал из транса в своё тело громоподобный, но мелодичный голос:

— Ни хера се, мозгошмыги!!!

С мычанием и стоном схватившись за заломившие виски обеими руками, я повернулся на вход нашей каптёрки. Ну да. Где ещё уединённо можно позаниматься так, чтобы никто не мешал? Оказалось, что и здесь уже это невозможно, сам ведь разрешение дал. В раскрытой двери стояло странное и выбивающаяся из логики невозможное существо. Сквозь туман боли смог наконец разглядеть, что это, и вообще какого хрена. На нас с Гермионой, сидящих по турецки на полу напротив друг друга, смотрели Невилл Лонгботтом и Луна Лавгуд, с комфортом сидящая верхом на плечах вышеозначенного гриффиндорца и держащая его за уши, оба с раскрытыми ртами. Всё бы ничего, но вот как они выглядели — достойно отдельного описания.

Чумазые. Невилл в рваной и местами подкопчённой мантии, Лавгуд с частично ободранной причёской и какой-то синей тряпкой на плечах. Но и это ещё не всё. Исцарапанные лица обоих украшали шикарнейшие бланши, у Лавгуд справа, у Лонгботтома слева. Увиденное настолько выбило меня из колеи, что я не смог даже сообразить, что это вообще такое, и впал в философско-созерцательное состояние, можно сказать: сатори словил и почувствовал дзен.

— Сваливаем, пухлик, только медленно, — тихо шепнула Лавгуд и потянула Лонгботтома за правое ухо.

И даже сейчас я чуть с ума не сошёл от диссонанса, потому что Невилл повернулся через левое плечо, а не туда, куда его тянуло малолетнее чудовище. Я повернулся к Гермионе и жалобно сказал:

— Мне нужно выпить!

— Мне тоже, — эхом ответила она.

— Пх-х-х-х-т, Шх-х-х-х-х… Пх-х-х-х-т, Шх-х-х-х-х…

Я с интересом смотрел на монументальную высокую фигуру с накинутым на плечи чёрным плащом, также облачённую во всё чёрное и от которой очень сильно веяло опасностью и загадочностью. Незнакомец, а это, несомненно, был мужчина, стоял в кругу света, льющегося откуда-то из-под потолка обширного зала в футуристическо-фантастическом стиле, окружённого колоннами, на которых помаргивали разноцветные непонятные огоньки явно технологического происхождения. Смутно знакомое шипение дыхания, как у астматика в противогазе, немного напрягало.

"Неужели?"

Тх-с-с-с-с, щёлк!— послышался звук, как у сработавшей пневматической системы, и молчаливая фигура потянулась к своей голове и стянула с неё черный шлем, похожий на эмалированное блестящее ведёрко, снабжённое спортивными солнцезащитными очками в качестве визоров.

"Что-то крайне знакомое… Где-то это я уже видел!"

Прямо на меня смотрела уродливая, какая-то вся чешуйчатая, серая и безносая рожа сифилитика со змеиными, немигающими глазами. Чувство холодного взгляда, подкреплялось моей внезапно вспыхнувшей брезгливостью и отвращением.

— Гх-арри! Я твой отец-с-с-с!— проскрежетала на парселтанге эта пародия на гуманоида.

Волна захлестнувшей меня паники с тошнотными позывами заблокировала дыхание, и, еле протолкнув в лёгкие воздух я заорал:

— Не-е-е-е-е-е-е-т!!!— и… проснулся.

— Tvou mat', s-s-suka!!! Приснится же такое!!!— шёпотом начал материться я, вытирая рукавом пижамы противный холодный пот со лба.

Вокруг была глубокая ночь и я, лёжа в своей кровати нашей факультетской спальни, пытался отдышаться и унять бешено колотящееся в груди сердце. Такие сны — это явно не к добру. У меня с головой и так не всё в порядке, так и атмосфера в Хогвартсе с недавних пор накалилась, особенно в отношении меня, что и привело к вот таким печальным сновидениям с необычным подтекстом, но обо всём по порядку…

***

Началось всё неожиданно. В один, самый обычный день начала октября, ко мне за обедом подсел Рональд Билиус Уизли и как ни в чём не бывало начал испражняться в уши по поводу квиддича и сообщать (как будто мне это интересно) свежие новости о турнирной таблице матчей команд Великобритании и своих любимых и суперотстойных "Пушек Педдл". Такое его поведение настолько выбило меня из моего созерцательного и спокойного состояния, что я даже не сообразил, как его грамотно послать или потом, после трапезы, качественно начистить хлебальник, потому как во время своего диалога он продолжал, между фразами запихивать в своё бездонное нутро близлежащие вкусняшки и выглядел при этом… Ну, свиньи, и то приличней себя ведут.

Молча ретировавшись, я свинтил на уроки, стараясь затесаться в толпу окружающих меня девчонок, только бы не рядом с рыжим. Впрочем, странности на этом не закончились. Вечером того же дня, к нам с Гермионой, спокойно делающим домашку в гостиной, подошла деланно смущающаяся младшая Уизли и попросила прощения у Грейнджер за то, что напала на неё в том замесе с Вудом и близнецами, пояснив своё поведение испугом и переживанием за братьев. У меня она прощения не просила, хоть и запулила проклятием, а Гермиона лишь бросилась на мою защиту, пытаясь опустить направленную на меня палочку. Этой мелкой я вообще не поверил, настолько фальшиво звучали её объяснения, а уж в эмоциях к моей подруге сквозило лишь презрение и ненависть и ещё целая бездна зависти. Это меня уже начало напрягать не по-детски и я в панике начал подключать свой мод осторожности, а рычаги управления паранойей перевёл на положение "максимум".

Кольцо рыжих вокруг меня начало сжиматься. На следующее утро, "как бы случайно" мне встретились уже "двое из ларца — одинаковых с лица", опять-таки с радикально рыжего цвета шевелюрами. С "приклеенными" поддельными псевдо-задорными улыбками, хлопнули с обеих сторон по плечам и сказали, что я был крут, почти как они, и совершенно не держат на меня зла и ждут не дождутся, когда я продолжу тренироваться в квиддич, а так же предлагали потренировать в боевых чарах и так далее и тому подобное. В это время, осторожно оглядываясь, я заметил ещё одно рыжее непотребство.

А вот и координатор. Наш староста, Персиваль Уизли, сидел в глубине гостиной, пристально следил за разворачивающимся действом, но, встретив мой взгляд сделал вид, что внимательно читает конспект у себя в руках. Уж он-то извиняться передо мной не будет, агрессию первый я проявил. Вот только, видимо, он не понял и не осознал всю глубину той задницы, в которую сейчас угодил. Потихоньку тлеющее раздражение внутри меня начало разгораться во всепоглощающий пожар бешенства. Я ведь эту медузу ржавую предупреждал? Предупреждал! Ну так и не обессудьте.

Заскрипев зубами, я молча развернулся и под настороженными взглядами Уизли потопал наверх к себе в спальню. Так и думал! Они что? Совсем в край оборзели? На тех местах мантии, куда меня хлопали близнецы, обнаружилось по "следилке". Твари! С чего бы это они такими смелыми стали, что безбоязненно цепляют на меня такие чары, как на свою вещь?

Немного понятней стало за завтраком, где я постарался найти место за столом, поближе к выходу из зала и максимально непросматриваемое с того места, где завтракают преподаватели. Всё дело оказалось в нашем добром директоре.

Как я понял, Дамблдор разобрался со своими текущими делами и, наконец-то, уделил внимание мне. С одной стороны, кто я? Не такая уж и важная птица, чтобы председатель МКМ и верховный судья Визенгамота носился со мной, как дурак с писаной торбой, но, несомненно, какие-то планы на меня имеющий. И вот настал тот момент, когда у старого пердуна выдалось свободное время для более пристального изучения Гарри Поттера, очень сильно изменившегося и показывающего нехарактерные для ребенка реакции в поведении и непонятно откуда взявшиеся знания и умения. Наверняка отсюда и активность рыжих.