— Джин с пивом? И виски? — профессионально прикинул Мортимер, — как медик, давший клятву Гиппократа, я не имею права петь народные баллады пациенту в таком состоянии.
— Но вы могли бы при этом не выть-с, — настойчиво предложил Шимс.
— То есть как же это так не выть? Это народная баллада о собаке. Нет-нет, решительно, господин Вустон не готов слушать балладу.
— Тем более, — вставил я, — что мой мозг, как только что выяснилось, недостаточно защищен черепом.
— Но вы могли бы хотя бы огласить слова-с, — упорствовал Шимс. — Ведь именно в тексте баллады содержится та информация-с, которую следует принять к сведению, обсуждая с сэром Генри предстоящую поездку в Баскервиль-Холл-с.
— Просто прочесть их? — переспросил Мортимер.
— Именно так-с.
— Но ведь там двадцать строф, — усомнился доктор, и я безмолвно приобщился к его сомнению. Двадцать строф — это в двадцать раз больше, чем следует. Как однажды выразилась тетушка Агата, когда я пространно объяснял ей, почему из гуманных соображений сегодня вечером я не могу повести в театр ее инфернального сына Эндрю, исчадие бездны, истина не может быть столь длинной.
— Вы могли бы прочесть только то, что относится к существу дела-с.
— К существу дела? Но это же бредни невежественных людей!
— Значит, к существу бреден-с.
— Допустим, у бреден есть существо. Но в балладе есть и рефрен!
— Рефрен-с, если угодно, я подтяну-с.
— То есть подвоете?
— Это уж как выйдет-с.
— Ладно, — сказал я, поскольку мне уж стало любопытно, — исполняйте как есть.
— Что значит: исполняйте как есть?! — взъерепенился Мортимер. — Это ж вам не супружеский долг, чтобы исполнять его таким образом.
— Супружеский долг, хотя его и часто сокращают таким же грубым образом, как мы сократим балладу, не исполняют на рояле-с. Поэтому если вы за него присядете-с, мы сможем насладиться разницей этих двух видов сокраще… исполнений-с.
— Кстати, о супружеском долге есть прекрасный анекдот. Как-то раз один лорд…
— Тишина! — провозгласил Мортимер и постучал чайной ложкой по стенке пустого бокала. — Начинаем!
И жутким голосом завыл, неистово лупя по клавишам:
О сын мой, подальше держись от болот
Особенно темною ночью —
Там призрак собачий из ада встает
И жертву найти себе хочет,
Огромен, и черта черней самого,
И пламя клубится из пасти его.
— И пламя клубится из пасти его-с, — подвыл Шимс.
— Гав-гав-гав, — помог Снуппи, внезапно запрыгнув мне на колени, так что я вздрогнул.
Из всех Баскервилей беспутнейшим был
Сэр Хьюго — проклятие рода,
И денно и нощно он пил и кутил,
Плюя на страданья народа,
И тетушка Клер, чтоб его вразумить,
Решила племянника срочно женить.
— Решила племянника срочно женить-с, — подвыл Шимс.
— Гав-гав-гав, — помог Снуппи, входя во вкус.
Но Хьюго к соседу пролез по плющу,
Чтоб выведать облик невесты,
А выведав, охнул и взвыл: «Отомщу,
О тетка, страшись моей мести!»
И с этим вопросом покончить решил,
И тетку за шею ремнем удушил.
— И тетку за шею ремнем удушил-с, — подвыл Шимс.
— Гав-гав-гав-гав-гавррр! — помог Снуппи.
О, кто там несется на быстром коне
В ночи по угрюмым болотам?
Спешит на свиданье к соседской жене
Сэр Хьюго — проклятие рода.
Он едет в долину к двум серым камням,
Но кто это мчится за ним по пятам?
— Но кто это мчится за ним по пятам-с? — подвыл Шимс.
— Гау-гау-гавррр! — помог Снуппи, маниакально посверкивая глазами и норовя сорваться с места; я с трудом удержал его за ошейник.
То демон, уткнувшийся мордою в след,
Как будто большая собака,
Но зверя такого не видывал свет,
Как это исчадие мрака —
Огромен, и черта черней самого,
И пламя клубится из пасти его.
— И пламя клубится из пасти его-с, — подвыл Шимс.
— Гав! Гав! Гав-гав! — помог Снуппи.
Когда на рассвете хмельные дружки
Заехали в эту долину,
Над Хьюго стояла, оскалив клыки,
Огромная черная псина,
И конь вороной по болоту бродил,
И издали ворон за трупом следил.
— И издали ворон за трупом следил-с, — подвыл Шимс.
— Гав-гав-авававав!!! — помог Снуппи.
Ты знаешь теперь эту грозную быль
О страшном исчадии мрака,
Как тетку ремнем задушил Баскервиль,
Его же загрызла собака.
С тех пор, как бедняга коптится в аду,
Проклятьем он стал в баскервильском роду.
Извыв это шекспировское резюме, доктор Мортимер с чувством захлопнул крышку рояля, а Шимс поправил галстук и откашлялся.
— Гав! — подвел итог Снуппи и спрыгнул с моих коленей, как собака, выполнившая свою миссию.
Глава 9
— Значит, это нынче — хит сезона в Гримпене, — уточнил я. — И я рискую показаться старомодным, если, прибыв туда, обнаружу незнание столь популярного шлягера. Спасибо, что предупредили, ведь я не хотел бы показаться старомодным на болотах.
— Вообще-то, — сказал Мортимер, — обитатели Девоншира не слишком придирчивы к репертуару лондонских гостей, и если им не нравится пение, то они утешаются тем, что таращатся на певца.
— Господин Мортимер хотел сказать, что мы исполнили для вас эту балладу с другой целью-с.
— Да, именно, — подтвердил доктор, — дело в том, что собака действительно существует. Точней, в нее многие верят. И хотя я считаю, что это глупости, тем не менее, вот сообщение в газете «Девонширская правда», касающееся смерти сэра Чарльза Баскервиля. Это, конечно, красная пропаганда, зато все изложено по сути.
— На этом-то она и держится-с, — поделился опытом Шимс.
— Мои уши уже повисли на ветвях внимания, — сообщил я, и, откинувшись в кресле, стал попыхивать сигарой с чрезвычайно умным видом. Ресницы моих равнодушно прикрытых глаз довольно подрагивали, как кончик кошачьего хвоста, когда его обладатель лениво развалился на ковре в присутствии мыши. Еще бы! Мастеру детективного жанра, которым с сегодняшнего утра являюсь я, совершенно ни о чем не говорят протухлые призраки собак многовековой выдержки. Но зато свежая заметка в леворадикальной газете про загадочно скончавшегося миллионера (не гигнулся же он и правда сам собою) — это для нас то же самое, что для стервятника отборная дохлая лошадь, да еще с жокеем. Вот только не знаю, достаточно ли в жокее мяса, чтобы стервятник не сбросил его со счетов? Хотя, если подумать, то стервятник меньше лошади, а лошади их сбрасывают не всегда…
Между тем, Мортимер с неимоверным шуршанием развернул газету, долго в ней рылся, потом, по зрелом размышлении, повернул ее с ног на голову, то есть наоборот, конечно, с головы на ноги, нацепил на свой цапельный нос очки и стал читать:
