— …и тут появляюсь я… — подсказал я, чтобы сэкономить время.
— Совершенно верно, тут появляетесь вы, ибо в упомянутом мною пакете содержится доказательство вашего происхождения по прямой линии от рода Баскервилей.
— А как же Вустоны? — спросил я.
— В какой-то момент эти ветки слились.
— Да-да, я слышал что-то такое, они вообще-то со всеми там без разбора сливались. Но что из этого?
— Сэр Чарльз изъявил желание, чтобы, в интересах его кровных родственников, о благе которых он пекся последние годы, наследство распределилось таким образом, чтобы была устранена несправедливость и тем самым нейтрализовано проклятие рода Баскервилей. Но для этого отдать поместье он считал недостаточным. Демоны рода, по его мнению, могли бы получить удовлетворение только тогда, когда потомок Баскервилей убил бы потомка Цепешей и уже тогда вступил во владение родовым имением.
— Я убивать Генри не стану! Пусть этот старый дурень утрется!
— Он не может утереться, Берти, он умер. Но убив Генри, мы все равно бы не получили наследство, — резонно заметила Элиза, и я вновь восхитился ее умом. — По английским законам это невозможно.
— Ну, что скажете, Френкленд?! — с неким вызовом воскликнул я.
— Юноша, в завещании нет ни слова об убийстве Генри, — ответил Френкленд нудным, гнусавым голосом, прямо-таки исполненным аденоидов.
— Нет? Вот и отлично, что ж там есть?
— Сэр Чарльз завещает имение вам, Альберт, в случае, если вы представите доказательства, что вы его убили.
— Ах!
— Ох!
— Но как?!
— Берти!
— Кого-кого???
— Покойного сэра Чарльза Баскервиля.
— Я убил??? Я???
— В противном случае он завещает отдать имение под лепрозорий.
Моя невеста пришла в себя первой. Пока я талантливо изображал рыбку, которая по недомыслию выскочила из аквариума, Элиза глубоко выдохнула, потом столь же глубоко вдохнула и деловито спросила:
— Что же достанется Генри?
— К имению прилагается капитал в миллион фунтов, необходимый, чтобы содержать имение достаточно продолжительный срок. Ибо сэр Чарльз предполагал, что в течение нескольких поколений род Баскервилей, вполне возможно, не предложит миру ни одного финансиста, титана или стоика. Однако сей миллион фунтов недосягаем, ибо по условиям соглашения с банком он не может быть полностью выдан наследникам на руки. Но даже и процентов с этой суммы вполне достаточно, чтобы жить на широкую ногу.
— Да уж, — проблеял я.
— А прочим наследникам достанутся капиталы, которые находятся в нескольких банках Америки и Швейцарии и которые в деньгах, ценных бумагах и бриллиантах составляют в общей сложности около 22 миллионов долларов США.
— Фьююю, — издал я звук, которому в природе нет названия.
— Кроме того, им переходят дома и замки в Европе и Америке, которые находились в собственности сэра Чарльза Баскервиля.
— Старик не был нищим, — заметил я. — Но все-таки он был слегка юродивым. Ну как я докажу, что я его убил? Зачем? И главное, как же я получу его наследство, если в это время я буду сидеть в камере смертников, ожидая исполненья приговора? Деньги и поместье ведь не возьмешь с собой ТУДА. Это же прямо как у Юджина Арама: человек только хотел жениться, а его арестовали за убийство.
— Милый, но всего этого ведь можно избежать, — сообщила Элиза. — Я поговорю со Стивеном, и он, конечно, все устроит. У нас скоро медовый месяц, сейчас зацветут орхидеи. А королевская пенсия не такая большая, к тому же, ее могут нам и не дать…
— Вот еще, — пробурчал я, — мы не будем сидеть на болотах в медовый месяц. Как-нибудь я на Ниццу и так наскребу. Если только не будет оков на запястьях.
— Ладно, голубки, я сказал все, что нужно, и я пошел. Пусть вам мир улыбается.
И руина отчалила.
Глава 37
— Элиза… ты меня любишь? — спросил я, оставшись с ней наедине.
— Да, дурачок, а что, не видно? Но ты лучше всегда называй меня Орли, привыкай. Если ты меня будешь звать то Элиза, то Орли, то это добром не кончится. Не забывай, что у нас потом могут быть дети, они должны ничего не знать.
— Да-да, конечно… Орли. Орли. Орли-Орли-Орли… Ладно. Слушай. Мы скоро поженимся. Между мужем и женой не должно быть никаких тайн, да?
— Я и сама так думаю, — напряженно согласилась Элиза. — Но ведь у тебя нет ничего такого. Стивен бы знал, если б было.
— Что ты все со своим Стивеном. Он не всеведущ, — вспылил я. — Может он мне, например, залезть в голову?
— Не может.
— Ну так и все.
— Ты мне что-то хотел сказать?
— Да, я хотел сказать… Ор… рыбка моя, ты рубишь в теории Фрейда? Или скорее плаваешь?
— Скорее плаваю, я юнгианка. Так ты видел сон? Или у тебя навязчивые действия?
— Я не знаю, — вздохнул я, — то или другое. По всем признакам, это не мог быть не сон. Поэтому я и решил, что он сон. Хотя если он сон, то порядок событий нарушен. Но только если он не сон, то это бред какой-то…
— Ну?
— То, что меня разбудило видение собаки Баскервилей, которая склонилась надо мной и положила на подушку дохлую крысу, не в счет.
— Что же в счет, милый?
— Мне приснилось… то есть наверно приснилось, приснилось, потому что не присниться такое не могло, то есть нет, я хотел сказать, что такое если было, то приснилось, то есть если случилось, то только во сне…
— Ну?
— А ты вообще представляешь себе собаку Баскервилей?
— Да, конечно же: огромна, и черта черней самого, и пламя клубится из пасти…
— Как ты думаешь, как бы я себя повел, если бы ночью на болотах увидел такую собаку?
— Рискну предположить, что ты бы не стал ждать, пока она тебе положит на подушку дохлую крысу.
— Конечно, я попытался бы так или иначе этому воспрепятствовать. Но ведь глупо думать, что я могу раздеться догола, погнаться за ней и… — тут я остановился, не находя слов.
— И что? — спросила моя невеста, зардевшись.
— И… пытаться играть с ней, — выкрутился я.
— Каким же образом ты с ней играл?
— У мужа от жены не должно быть никаких секретов… — начал я.
— Опять ты за свое! Да что ж вы делали?
— Я пытался… я пытался…
— Неужели, то, что я думаю??
— Нет, Элиза… Орли, это совсем не то, что ты думаешь!
— Что же тогда?
— Я пытался… пытался… из меня вытекала сияющая струя… я пытался направить ее на нее, — наконец-то нашел я формулировку.
— На собаку?
— Угу.
— Струю?
— Да.
— От… оттуда? Как из брандспойта?
Я кивнул.
— Тогда, конечно, приснилось. А это кто-нибудь видел?
— Могли видеть Генри, Бэрил, Лора и ее муж. Еще, в принципе, Уил мог видеть. А, ну и Стивен.
— Стивен меня в этой ситуации меньше всего волнует.
— Это да.
— Расскажи все сначала.
Я рассказал.
— В этой цепи обстоятельств мне кажется самым слабым звеном украинский напиток, — изрекла она по окончании моей печальной повести. — Пока вы его не стали пить, все было нормально… по крайней мере, объяснимо.
— Да.
— У него не был странный вкус?
— У напитка? Был. Это же напиток из редиски.
— Какой именно?
— Вроде бы как горьковатый.
— Как абсент?
— Да, я сейчас припоминаю, некое сходство было. Но аниса там не было… Скорее он пах чем-то вроде хрена. Мне сказали, что его производят из редиски…
— А на вид он был какой?
— Мутный.
— Все ясно, там была полынь. При добавлении воды она эмульгирует.
— Думаешь, они добавляли воду? Я что-то сомневаюсь…
— Наверно, они ополаскивали бутыли перед разливом. Бутыли большие, на дно натекло…
— Они его делали не в той бутылке?
— Нет.
— А, ну понятно.
— У тебя могли быть галлюцинации, но я очень хотела бы знать, первое, — что ты делал, и второе, — что все видели.
— Каждый, наверное, видел разное.
— Я надеюсь…
— Да нет, все в порядке, старуха! Они все равно не поверят.
— Возможно. Но когда мы поженимся, чтобы никаких украинских напитков.