— Да, — тихо сказала она, поворачиваясь к лесу. — И правда поздно.

Было немного неприятно разговаривать с тенями. Ей бы хотелось видеть золотисто-карие глаза Курта, но приходилось довольствоваться тенью. К тому же, ее смутил его тон. Даже не видя его лица, Мари точно знала, что Курт встревожен и раздражен.

— Мари, что ты задумала?

Что ж, хорошо. Он сам уже понял, что что-то не так. Она не сразу нашлась с ответом, хотя несколько раз открывала рот, чтобы что-нибудь сказать.

— Ты думаешь про побег, верно? — спросил Курт.

— Это действительно побег, когда ты просто хочешь вернуться домой?

Это прозвучало острее, чем она ожидала. Курт судорожно выдохнул.

— Я хотела тебе рассказать, правда, — поспешила объясниться Мари. — Я просто… просто не знала, как признаться.

— Почему? — он почти перешел на шепот. — Неужели тебе здесь настолько плохо?

— Мне нужна жизнь, Курт! Я скучаю по бабушке и дедушке. И по солнцу, и по чистому небу! И я хочу, чтобы люди со мной разговаривали, а не шарахались из-за какого-то глупого проклятия.

— Но я же дал тебе небо. У водопада. И я… я могу сделать так, чтобы они обращались с тобой лучше.

Мари испугалась, что от расстройства Курт окончательно спятил. Как, ради Создателя, он собирается это сделать? Будет колотить каждого, кто не так на нее посмотрит?

Она покачала головой, пытаясь подобрать правильные слова, и тут ей пришла в голову идея, от которой у нее перехватило дух. Протянув руки, она нашла в темноте ладони Курта и крепко их сжала.

— Пойдем со мной! — сказала она. — Мои бабушка и дедушка добрые, они помогут тебе найти работу! А потом мы отправимся в наше собственное приключение!

Слезы оказались ближе, чем думала Мари, и уже навернулись ей на глаза.

— Пожалуйста, Курт! Ты мне тоже нужен, я не хочу тебя тут бросать.

— А как же моя семья? Предлагаешь мне просто взять и забыть про их?

Они помолчали, прежде чем Мари тихо ответила:

— Но это именно то, о чем ты просишь меня, разве нет?

Тишина воцарилась снова. Самая тяжелая из всех, что когда-либо была между ними. Они стояли так близко, что Мари готова была поклясться, чтобы чувствует беспокойный стук его сердца.

— Сколько еще? — наконец спросил Курт.

— Неделя.

Никогда монеты в кармане не казались Мари настолько тяжелыми.

— Дай мне две! — с жаром прошептал Курт. — Дай мне время до праздника.

Мари почувствовала его дыхание на своем лице. И всё же она не понимала…

— Зачем? Я ненавижу этот дурацкий праздник, никто не будет со мной танцевать.

— Я буду.

Руки Курта крепче сжали ее.

— Тебе же нельзя покидать лес.

— Нельзя по правилам, — голос Курта стал хриплым. — Просто… просто обещай, что подождешь. Две недели.

Дыхание Мари сбилось. Она вздрогнула, когда пальцы Курта коснулись ее щеки. Слегка шершавые, но нежные. Это было самое нежное прикосновение из всех, что она ощущала с тех пор, как умерла мать. Сердце Мари сжалось от желания как следует рассмотреть лицо Курта.

Она кивнула и прошептала.

— Хорошо. Я подожду.

Он порывисто притянул ее к себе. Мягкий и теплый поцелуй коснулся щеки, и она не успела ничего понять. В следующий миг она уже стояла на дороге в полном одиночестве. Курт растворился в лесу.

Мари споткнулась дважды, пока брела домой, и всю дорогу улыбалась в пространство, как полная дура. Она понятия не имела, с чего вдруг Курт решился пойти ее на танцы, но готова была ждать сколько угодно, чтобы узнать ответ.

*

Мари затянула красный шнур у ключиц и еще раз взглянула в зеркало. Оттуда на нее смотрела девушка, пугающе похожая на Амалию. Ее волосы казались почти белыми на контрасте с алым плащом и платьем.

Стук в дверь заставил ее подпрыгнуть, пока она поправляла юбки. Мари сделала глубокий вдох и нерешительно подошла к двери. И хотя собственное отражение ее поразило, это было ничто по сравнению с тем, что она испытала, когда увидела на пороге Курта.

Его волосы выглядели так, будто он пытался их расчесать. С линии его острого подбородка исчезла щетина, а его одежда казалась ненормально чистой для него. На коричневых брюках не было ни единой дырки или потертости, хоть и выглядели они довольно старыми. Рубашка сияла белизной под темно-синим плащом, доходившим до колен.

Курт выглядел неуместным в этой одежде, и было видно, что ему некомфортно. Но очевидное смущение не мешало ему выглядеть мужественно. И даже красиво. Мари только сейчас заметила, что мальчик, которого она готова была побить палкой при первой встрече, теперь почти превратился в мужчину.

Глаза Курта на миг расширились, когда Мари открыла дверь, и он дважды прочистил горло, прежде чем заговорить.

— Я… Эм… У тебя есть лента?

Мари робко улыбнулась и вытащила красную шелковую ленту из своих волос. Нервная улыбка тронула губы Курта, когда она протянула ее ему.

— Это моей мамы, — ответила Мари на невысказанный вопрос. — Она была с ней, когда они с отцом встретились.

Мари подумывала, что в этом году может опять использовать свою собственную, синюю ленту, но быстро отбросила эту идею. Слишком много тяжелых воспоминаний. А покупка новой казалась расточительством. Она чуть было не сказала Курту, что никуда не пойдет, пока не нашла ленту матери.

— Мне нравится, — пробормотал Курт.

Немного поколебавшись, он повязал вокруг предплечья, как того требовала традиция. Затем он протянул Мари руку, и ее сердце забилось быстрее. Его рука была теплой и сильной.

Пока они шли на площадь, Курт смотрел прямо перед собой, как солдат, который идет на битву. А Мари не могла сдержать самодовольной ухмылки, когда заметила, что все глазеют на них. Определенно, Курт был самым красивым молодым человеком во всем Валде. По выражениям лиц соседей было понятно, что они вообще не ожидали увидеть Мари хоть с кем-нибудь, и уж тем более с таким видным юношей.

Щеки Мари приятно горели, когда она вспомнила о поцелуе, который Курт подарил ей две недели назад. Она сразу поняла, что ей хотелось бы большего, хоть мама бы и не одобрила ее стремлений. И всё же, вдруг сегодня случится еще один поцелуй? Может, даже не в щеку, а в губы?

«И что ты тогда будешь делать? — съязвил шепот в голове. — Как сможешь уехать после настоящего поцелуя? И простишь ли себя, если это сделаешь?»

И хоть это и было похоже на голос разума, Мари решила его игнорировать. Вместо этого она сосредоточилась на том, каково это — держать Курта за руку, идти рядом с ним и ощущать на себе его тепло. От него пахло лесом и свежестью чистой льняной рубашки. Она еще никогда не вдыхала более приятного запаха.

Когда они приблизились к городской площади, толпа начала глазеть еще больше и перешептываться. Мари почувствовала, как в животе скручивается смущение вперемешку с тревогой. Она давно привыкла к косым взглядам, но сейчас что-то было не так. Похоже на обычные взгляды, но всё-таки по-другому.

И в этот раз дело не только в ее присутствии. Испуганный вид Отто, стоявшего на трибуне, только подтвердил догадку Мари. Бургомистр вздрогнул и пошатнулся, когда увидел Курта. Он и Мари шли по площади почти беспрепятственно — казалось, люди растворяются в воздухе, когда видят их.

Тогда Мари осознала, что именно изменилось в горожанах. Они глядели не на нее. Они во все глаза смотрели на Курта и выглядели по-настоящему напуганными. Даже нет, не так. Не напуганными.

Казалось, они все были в ужасе.

— Курт, — пропищал бургомистр, пытаясь вернуть самообладание. — Вот так сюрприз. Для нас… эм… великая радость видеть тебя сегодня здесь, с нами.

Отто казался каким угодно, но только не счастливым от встречи с Куртом. Мари огляделась и заметила, что люди пятятся от них, а кто-то даже одними губами шепчет молитвы. И вдруг она почувствовала внезапный приступ сочувствия к горожанам. Независимо от того, как они с ней обращались последние три года, их вид вызывал жалость. Им действительно страшно. Но почему?