Имеющий уши, да слышит! Времена, когда большинство благородных, увлекая свою простонародную и крестьянскую клиентелу, причащались ереси, закончились в Памье около 1290 года. Напротив, в верхней Арьежи они продолжались, благодаря возрождению 1300 года, вплоть до 1305 и даже 1310 года. Но и там возвращение в ряды правоверных католиков в конце концов произошло. Его ускорили репрессии. Горные нотабли идут на попятный по крайней мере внешне, а зачастую и всерьез. Их растерянная клиентела, таким образом, сталкивается с мучительными проблемами переоценки ценностей. По разные стороны старых линий разлома (религиозных или социально-экономических), вновь произведенного кризисом, встают кланы, враждебные былым покровителям. Эти кланы могут даже в некоторые моменты, не задумываясь о крутых поворотах, перекрашиваться в католицизм (случай борьбы клана Азема в Монтайю против клана Клергов). И такие катары, и такие католики оказываются, в конечном счете, в тупике.

Такое исследование факций в Монтайю и других местах должно быть нам полезным при оценке двух более общих «проблем» или «подходов».

А. Проблема в постановке Фердинанда Тённиса{272} и некоторых других[569]: Gemeinschaft/Gesellschaft; оппозиция «общины» (общности) и «общества»; оппозиция «солидарности органической» и «солидарности механической» и т. д. Жизнь «старой» деревни характеризуется, по Тённису, преобладанием духа общины (Gemeinschaft): последний выражается в коллективных обычаях и нормах, в корпоративном духе, в преобладании крупных линьяжей в виде больших патриархальных семей и т. д. Только в позднейшую эпоху, много позднее той, которую изучает данная книга, община растворится в обществе: исчезнет корпоративный дух, коммунальные угодья будут разделены, патриархальные семьи уступят место небольшим интимным парам, распространится аграрный индивидуализм, внутренняя борьба между партиями, факциями, группировками, кланами и кликами одолеет общинный менталитет, который быстро станет не более чем воспоминанием, питающим ностальгию западного общества.

Б. Марксистский подход: в эпоху «феодализма» (как и всегда) классовая борьба была, если верить ученикам Маркса, двигателем истории. В данном случае речь идет о борьбе, которая противопоставляет «феодальные группы» (знать, духовенство, сеньоров) и «крестьян» (страдающих от зависимости).

Наше (и своими рамками, и на самом деле монографическое) исследование Монтайю в верхней Арьежи далеко уводит нас от столь удобных схем.

Прежде всего: в нашей деревне желтых крестов Gemeinschaft, или община, конечно же, присутствует. Но ей пришлось потесниться ради общества (Gesellschaft). Определим факцию как группу, которая использует и реорганизует в свою пользу узы родства, клиентелы и дружбы в целях завоевания власти или части власти[570]: в этой перспективе само собой разумеется, что борьба факций присуща самой структуре нашей деревни. Она расцветает на почве религиозных конфликтов, но она, по меньшей мере, предшествует им, если не лежит в их основе. По той же причине ярлыки «катарский» или «католический» остаются лишь одними из многих оскорблений, которыми обмениваются кланы в горячке борьбы. Катары застают католиков в бане и похищают их одежду; и vice versa (см. Азема/Клерги). Оппозиция Gemeinschaft/ Gesellschaft или община/общество, таким образом, в нашем конкретном случае не имеет хронологической и линейной направленности. Она воплощает живое противоречие, которое в Монтайю кажется обреченным на некоторое постоянство[571].

Марксистский же подход, возможно, уместен при рассмотрении нашего сюжета. Конфликты, порождаемые проблемами Церкви, религии, десятины, действительно противопоставляют в отдельные периоды людей, удерживающих сеньориальную власть (благородные сеньоры или байли из крестьян, которые выступают представителями первых), какой-нибудь части им подвластных людей. Тем не менее эти конфликты опосредованы у нас клановой борьбой, которая сталкивает друг с другом в деревне две фракции или просто две клики, не равносильные и численно непостоянные[572]. С другой стороны, конфликты этого типа, как таковые, не являются постоянными. В самом деле, достаточно, чтобы сеньориальный судья и иже с ним сумели найти на несколько лет (после 1300 года, например) приемлемый компромисс по вопросу о десятине и терпимости к ереси, как вокруг них собирается подавляющее большинство деревни. И наконец, борьба, о которой идет речь (есть ли необходимость об этом говорить?) не предполагает революционного решения. Она носит скорее мафиозный, чем радикальный характер. Для клана, рвущегося к господству, речь не идет о сокрушении сеньориальной, местной судебной и церковной властей, крепко удерживаемых противостоящим кланом. Речь идет о том, чтобы овладеть властью. Есть стремление не к изменению мира, но к некоторому улучшению ситуации через внедрение консульских структур. Атакующая футбольная команда стремится овладеть мячом, не имея задачи выпустить из него воздух.

В конечном счете именно в плане региональной историографии — примером может служить диссертация г-жи Грамен, посвященная Лангедоку (что в двух шагах от Сабартеса) в рассматриваемую эпоху[573] — возникает возможность лучше понять политические проблемы монтайонской социальности. Приход желтых крестов весьма запоздало (если сравнивать с его аналогами в Лораге, Битеруа и даже в Сабартесе) перешел к стадии консульского самоуправления. Консул (который, впрочем, играет подчиненную роль) упоминается у нас впервые только в 1321 году (I, 406). Самосознание общины или, как тогда говорили, universitas, было в нашей деревне едва сформировавшимся и оставалось, конечно же, весьма архаичным (если мерить его той же мерой, что и новую представительную институцию, каковой является муниципальный консулат). Клан Клергов представлял, по упрощающему, но удобному выражению г-жи Грамен, «сеньориальную партию». Эта партия отождествлялась, принимая во внимание абсентеизм{273} сеньора, с сеньориальными (в данном случае, графскими) институтами. Полномочия местного байля, удерживаемые Бернаром Клергом, оказались в сердцевине этих институтов; они воплощали авторитарные и традиционные методы местной власти, насаждаемые иерархически. Против Клергов клан Азема использует консулат (новорожденный) как свое оружие и консула как свою марионетку[574]. Таким образом, второй клан воплощает in situ{274} «консульскую» партию: объективно он является профранцузским и прокоролевским, как приверженный епископу Фурнье[575]. В этих условиях постепенные изменения в общественно-политической жизни, несколько муниципализированной консулатом, происходят в беспощадном конфликте местных кланов. Как бы то ни было, эти изменения слишком хрупки, слишком слабы, чтобы можно было ради них забыть смертельную страсть клановой борьбы, которая остается основным феноменом.

Монографический анализ позволяет очертить этот феномен, ничтожный в отношении масштабов и фундаментальный применительно к подлинным структурам общества. Монтайю — всего лишь капля воды из грязной лужи. Благодаря использованию богатейшей документации, эта капля воды становится для истории маленькой вселенной: в микроскоп можно наблюдать плавающих там инфузорий.

Рассмотрев структуры социальности, которые к тому же служат основой для процедур передачи культуры, пора оценить содержание или, более скромно, категории деревенской культуры. Какие же концепции исповедуют крестьяне Монтайю и Сабартеса, сталкиваясь с проблемами времени, пространства, природы? Вопросы ментального инструментария и коллективных представлений...