Мифологическая мысль в Монтайю и на земле Фуа ограничена, но реальна: она проявляет себя, обращаясь к царству мертвых. Прежде всего, речь идет о существовании призраков в «горизонтальной» плоскости: они незримо перемещаются и снуют в нашем мире, на нашем уровне; такая циркуляция противопоставляется « вертикальному» обращению душ: в христианском (и отчасти еретическом) видении мира они, подобно стрелам, возносятся к небесному раю, который является для них самым лучшим, последним и окончательным приютом[979].
«Горизонтальный» фольклор: его с точностью определяет Гийом Фор, скотовод и земледелец из Монтайю. В то время, — рассказывает сей муж, — я не верил в воскрешение тел человеческих после смерти, хотя слышал, как об этом проповедовали в церкви. Я и сейчас не верю! Ведь тело покойника разлагается и превращается в пыль и в прах. Зато я верю в жизнь души после смерти... Души злых пойдут через «горы-долы», иначе говоря, через скалы да пропасти, и демоны с высоты тех скал будут низвергать злые души в пропасти.
— Почему вы в это верите? — спрашивает Жак Фурнье.
— Потому, — отвечает Гийом, — что люди и в земле Айон и в земле Соль говорят, что Арнода Рив, женщина, что живет в Белькере, в диоцезе Алет, видит души злых, влекомых демонами через скалы и склоны, чтобы низвергнуть эти души с высоты скал.
Арнода сама видит эти души! У них есть плоть, кости, и все члены: голова, ноги, руки и все остальное. Выходит, у них есть свое собственное тело[980]; демоны низвергают их сверху вниз; они от этого громко стенают, мучаются. И, однако ж, они никогда не смогут умереть!
Мэтр Лоран, белькерский кюре, — продолжает Гийом Фор, — здорово отругал ту женщину, Арноду Рив.
— Арнода, что за ерунду вы несете!
Но белькерский кузнец, Бернар ден Алазайс, сказал этому кюре:
— Я тоже видел души, бредущие по скалам и склонам, которых низвергают в пропасть.
Тут кюре Лоран и отстал от Арноды.
Я тоже, — заключает Гийом Фор, — думаю, что та женщина да кузнец из Белькера сказали правду... Впрочем, эта молва ходит и по земле Айон, и по земле Соль (I, 447—448).
Богатейший текст, который я могу процитировать лишь частично. Он говорит о существовании связанного с покойниками фольклора, общего для земель Соль и Айон. (Действительно, Айонский край, в состав которого входит Монтайю, еще в XI веке относился к земле Соль, от которой потом отделился в результате феодальных размежеваний, чтобы слиться с землями Фуа, в частности, с Сабартесом[981].) С другой стороны, показания Гийома Фора, к которым я отсылаю читателя, наглядно демонстрируют, как земледелец, естественным образом соприкасающийся с фольклором, а потому не верящий в телесное воскрешение, под влиянием своих монтайонских друзей и дорогих родственников (Бене, Гилаберы) может впасть в ересь, также отрицающую идею воскрешения. Мы здесь имеем дело с примечательной культурной прививкой к стволу ментальной традиции, изначально очень восприимчивой. Гийом Фор, с этой точки зрения, — крайний и замечательный случай экуменизма! Поскольку он верит, по его собственным словам, в возможное спасение «в обеих религиях» (римской и альбигойской), и поскольку он в то же время остается приверженцем фольклорных представлений, частично нехристианских, порой даже дохристианских!
Довольно неопределенно и оставляя (нам) многое непроясненным, Гийом Фор ставит, наконец, проблему пребывания на земле душ умерших, которые парадоксальным образом «приобретают тело» в качестве призраков, привидений или «двойников»; они исходят через рот умирающего с его последним выдохом. После чего они пребывают в той горной по mans land{402}, которую местная социология и фольклор отводят для обитания и скитания молодым пастухам, скрывающимся, покойникам и чертям (две последние категории при этом в той или иной степени отделяются от двух первых). В то время как «двойники» изгоняются в безжизненное горное outfield, тела людей просто превращаются в добрую землю-кормилицу в пределах infield.
Ввиду самого существования недалеко от освоенных земель этого горного приюта душ покойников, в который нет доступа при жизни для живущих из vulgum pecus, необходимо, чтобы среди простых смертных существовали специализированные посредники, которых называют «армье», armariés, душепосланниками. Их задача — установление и поддержание контакта с окружающими нас покойниками[982].
Идеальным для нашего монографического исследования было бы свидетельство какого-нибудь душепосланника или душепосланницы, сфера деятельности которого (которой) охватывала бы в этот период и Монтайю, как, например, женщины из Белькера или ее заступника-кузнеца. К несчастью для нас (но к счастью для них!), оба этих персонажа не подпадали под епископскую юрисдикцию Жака Фурнье. Однако недостаток документов не является непоправимым: многие признаки — среди которых на этот раз занимают достойное место недавние исследования фольклора — свидетельствуют, что фольклор, относящийся к привидениям и их душепосланникам, — один из самых распространенных и живучих на территории графства Фуа и соседнего Лангедока. Показания Арно Желиса, армье из округи Памье, поможет нам понять и уточнить некоторые слишком бегло освещенные в свидетельствах Гийома Фора и других моменты. Затем, опираясь на общую модель, предоставленную нам Желисом, мы уже лучше сможем интерпретировать отрывочные данные относительно существования post mortem, которые содержатся в высказываниях крестьян и крестьянок из Монтайю и Айонского Прада.
Глава XXVII. Загробный мир и тот свет
Итак, Арно Желис видел покойников. Он принимал их поручения, относящиеся к живым, и vice versa. Что он обнаружил в потустороннем мире, который видел своими плотскими глазами?
Социальная стратификация на том свете, как близнец похожем на этот, столь же ярко выражена, как и среди живых. Однако там она оборачивается к невыгоде людей «могущественных». Покойные «богатые и знатные дамы» продолжают разъезжать в повозках по горам и по долам, как делали это в своей жизни до смерти. Просто эти повозки влекут уже не мулы, а демоны; те самые демоны, о которых Гийом Фор заявляет нам, что они каждый день терзают почивших, которые были при жизни в айонских горах дурными людьми (I, 544, 548). Упоминается не только повозка мертвецов: в период «активного существования» богатые дамы носили длинные шелковые рукава, — из того шелка, который недавно распространился в Окситании после начала выращивания шелковицы в Севеннах в XIII веке. И вот теперь богатые покойницы испытывают жжение в предплечьях, там, где при жизни их ласкало прикосновение шелковой ткани. Кроме того, во время своих пеших прогулок за вратами смерти Арно Желис встречал нескольких рыцарей, убитых в сражении: они незримо странствуют по нашему миру на скелетоподобных клячах с белыми копытами. Будучи рассечены до пупка от удара, ставшего причиной смерти, они истекают кровью и страдают по утрам; вечером их раны затягиваются и страдания прекращаются до следующего дня[983]. На том свете нередко можно встретить людей, которые были убиты, как, например, Понса Мале из Акса, со все еще окровавленным лицом (I, 131). Есть там и врачи, которые продолжают околачиваться рядом с местным лепрозорием, и накрытые капюшонами монахи, чей профессиональный головной убор контрастирует с более простым одеянием из белого льняного полотна мертвецов низшего разряда (I, 134). Если эти представители духовенства имели несчастье быть богаты, им приходится провести дурные минуты в новом призрачном состоянии: четыре гигантских пса, извергнутых из глотки ада (I, 535), терзают архидьякона, который при жизни мошенничал с рентами, выплачиваемыми держателями земли духовенству. Никак не упокоится душа покойного епископа Памье Бернара: разве не был он жесток по отношению к двум своим верным слугам, обнищавшим по его вине?[984]