— Нет, Господин!

— А если бы те, Ананда! формы, признаки, знаки, обозначения, посредством которых обнаруживается соединение форм, отсутствовали, то было ли бы какое-либо обнаружение контакта по форме в соединение имен?!

— Нет, Господин!

— А если бы те, Ананда! формы, признаки, знаки, обозначения, посредством которых обнаруживаются и соединение форм, и соединение имен, отсутствовали, то было ли бы какое-либо обнаружение контактов по форме или по имени?!

— Нет, Господин!

— И если бы отсутствовали [все] эти формы, признаки, знаки и обозначения, то было ли бы какое-либо обнаружение чувственного контакта?!

— Нет, Господин!

— Потому, Ананда! причина, основание, источник и условие чувственного контакта и есть имя и форма.

21. Я сказал, что имя и форма обусловливаются сознанием. И вот каким образом, Ананда! следует познавать, что имя и форма обусловливаются сознанием. Если бы, Ананда! сознание не «нисходило» в материнское лоно, то образовались ли бы там имя и форма?

— Нет, Господин!

— А если бы, Ананда! сознание, «низойдя» в материнское лоно, там угасло?

— Нет, Господин!

— А если бы, Ананда! сознание покинуло отрока, юношу или девицу, то имя и форма смогли ли бы расти, развиваться, распространяться?

— Нет, Господин!

— Потому, Ананда! причина, основание, источник и условие имени и формы и есть сознание.

22. Я сказал, Ананда! что сознание обусловливается именем и формой. И вот каким образом, Ананда! следует познавать, что сознание обусловливается именем и формой. Если бы сознание не опиралось на имя и форму, то впоследствии обнаружилось ли бы становление рождения, старости, смерти и [всего] страдания?

— Нет, Господин!

— Потому, Ананда! причина, основание, источник и условие сознания и есть имя и форма[380].

[Итак], постольку, Ананда! [существа] могут рождаться, стареть, умирать, исчезать, или возникать вновь, постольку есть процесс вербализации, процесс объяснения, процесс манифестации, процесс познания, и постольку [возможно] обнаружение всего кругооборота этой жизни, поскольку есть имя и форма с сознанием.

23. Какие же, Ананда! провозглашают учения об Атмане? Согласно одному, Атман имеет форму и ограничен, когда провозглашают: «Мой Атман имеет форму и ограничен». Согласно другому, Атман имеет форму и безграничен, когда провозглашают: «Мой Атман имеет форму и безграничен». Согласно третьему, Атман не имеет формы и ограничен, когда провозглашают: «Мой Атман не имеет формы и ограничен». Согласно четвертому, Атман не имеет формы и безграничен, когда провозглашают: «Мой Атман не имеет формы и безграничен»[381].

24. При этом, Ананда! когда провозглашают, что Атман имеет форму и ограничен, то об истинной природе этой [модели Атмана] говорят следующее: «Я преобразую [ее], неистинную, в истинную»[382]. Так, Ананда! достаточно сказано о позиции, согласно которой Атман имеет форму и ограничен.

Далее, Ананда! когда провозглашают, что Атман имеет форму и безграничен, то об истинной природе этой [модели Атмана] говорят следующее: «Я преобразую [ее], неистинную, в истинную». Так, Ананда! достаточно сказано о позиции, согласно которой Атман имеет форму и безграничен.

Далее, Ананда! когда провозглашают, что Атман не имеет формы и ограничен, то об истинной природе этой [модели Атмана] говорят следующее: «Я преобразую [ее], неистинную, в истинную». Так, Ананда! достаточно сказано о позиции, согласно которой Атман имеет форму и безграничен.

Вот какие, Ананда! провозглашают учения об Атмане[383].

25. А какие, Ананда! провозглашают учения об отсутствии Атмана? Согласно одному, отрицается, что Атман имеет форму и ограничен, и [потому] не провозглашают: «Мой Атман имеет форму и ограничен». Согласно другому, отрицается, что Атман имеет форму и безграничен и [потому] не провозглашают: «Мой Атман имеет форму и безграничен». Согласно третьему, отрицается, что Атман не имеет форму и ограничен, и [потому] не провозглашают: «Мой Атман не имеет формы и ограничен». Согласно четвертому, отрицается, что Атман не имеет форму и безграничен, и [потому] не провозглашают: «Мой Атман не имеет формы и безграничен».

26. При этом, Ананда! тот, кто не провозглашает Атмана имеющим форму и ограниченным, не говорит и об истинной природе этой модели Атмана: «Я преобразую [ее], неистинную, в истинную». Так, Ананда! достаточно сказано о позиции, согласно которой отрицается, что Атман имеет форму и ограничен.

Далее, Ананда! тот, кто не провозглашает Атмана имеющим форму и безграничным, не говорит и об истинной природе этой модели Атмана: «Я преобразую [ее], неистинную, в истинную». Так, Ананда! достаточно сказано о позиции, согласно которой отрицается, что Атман имеет форму и безграничен.

Далее, Ананда! тот, кто не провозглашает Атмана не имеющим форму и ограниченным, не говорит и об истинной природе этой модели Атмана: «Я преобразую [ее], неистинную, в истинную». Так, Ананда! достаточно сказано о позиции, согласно которой отрицается, что Атман не имеет формы и безграничен.

Далее, Ананда! тот, кто не провозглашает Атман не имеющим форму и безграничным, не говорит и об истинной природе этой модели Атмана: «Я преобразую [ее], неистинную, в истинную». Так, Ананда! достаточно сказано о позиции, согласно которой отрицается, что Атман не имеет формы и безграничен.

Таковы, Ананда! позиции тех, кто не провозглашает [существование] Атмана[384].

27. И под какими углами зрения, Ананда! рассматривается Атман? Атман, Ананда! рассматривается [прежде всего] под углом зрения ощущения, а именно, [в первой позиции]: «Мой Атман — это ощущение», [во второй]: «Мой Атман не есть ощущение, он — бесчувственный», [и в третьей]: «Мой Атман не есть ощущение и он не есть бесчувственный, но он имеет ощущение, ощущение является его свойством». Под такими углами зрения, Ананда! рассматривается Атман.

28. При этом, Ананда! того, кто говорит: «Мой Атман — это ощущение», следует озадачить вопросом:

— Есть три вида ощущений: ощущение удовольствия, ощущение страдания и [ощущение] ни того, ни другого. Под каким же углом зрения из этих трех ты рассматриваешь Атмана?

Когда, Ананда! ощущают удовольствие, тогда не ощущают страдания, а также ни того, ни другого, но только удовольствие. Когда, Ананда! ощущают страдание, тогда не ощущают удовольствия, а также ни того, ни другого, но только страдание. Когда же, Ананда! не ощущают ни того, ни другого, тогда не ощущают ни удовольствия, ни страдания, но только ни то, ни другое.

29. Но ощущения удовольствия, Ананда! суть преходящие, составные, обусловленные[385], разрушающиеся, самоустраняющиеся, исчезающие, уничтожающиеся. И ощущения страдания, Ананда! суть преходящие, составные, обусловленные, разрушающиеся, самоустраняющиеся, исчезающие, уничтожающиеся. И ощущения ни те, ни другие, Ананда! суть преходящие, составные, обусловленные, разрушающиеся, самоустраняющиеся, исчезающие, уничтожающиеся. У того, [далее], кто ощущает удовольствие, думая: «Это — мой Атман», с прекращением удовольствия возникает мысль: «Мой Атман ушел». И у того, кто ощущает страдания, думая: «Это — мой Атман», с прекращением страдания возникает мысль: «Мой Атман ушел». И у того, кто ощущает ни то, ни другое, думая: «Это — мой Атман», с прекращением этого состояния возникает мысль: «Мой Атман ушел».

Поэтому тот, кто считает: «Мой Атман — это ощущение», должен считать, при такой позиции, что Атман есть нечто преходящее, смешанное из удовольствия и страдания, возникающее и самоустраняющееся. А потому, Ананда! угол зрения, под которым «Мой Атман — это ощущение», будет неадекватным.