Можно сказать, что насыщенность текста комментария риторическими фигурами прямо пропорциональна важности идей, которые Беда сообщает слушателю.
Гомилия как тип проповеди, в отличие от экземплюма, о котором будет сказано ниже, вовсе не предполагает создания красочных, зримых картин. Однако Беда все же сохраняет изображения действия, хотя эти немногочисленные отрывки не самостоятельны, а скорее являются фоном, словесной иллюстрацией к комментариям. Так, прежде чем перейти к содержанию речи ангела и чтобы снять эмоциональное напряжение, вызванное текстом, в высшей степени насыщенным риторическими фигурами, Беда впервые в этой гомилии обращается к содержательной стороне евангельского текста.
После того как Она, не привыкшая ни к созерцанию Ангела, ни к приветствию, по человеческому обычаю встревожилась, тот же Ангел, повторив свою речь, уговаривал Ее не бояться; и. более того: когда Она, привыкнув, отринула страх, Он назвал Ее ее собственным именем, словно хорошо ему знакомую, и со всей тщательностью изъяснил, почему он назвал Ее исполненной благодати (с. 11).
Использование Бедой форм настоящего времени изъяснительного и сослагательного наклонений вместо форм прошедшего времени (историческое настоящее): «hortatur» — «уговаривает», «ne timeat» — ««да» не боится», «vocat» — «называет», «edocet» — «научает» — позволяет автору при минимуме изобразительных средств представить внутреннему взору слушателя довольно-таки живую картину, где герои переходят от страха к спокойному восприятию происходящего, от повторений уже сказанного к «тщательному изъяснению» своих речей. Это описание, однако, полностью подчинено назначению гомилии как типа проповеди. Оно является своеобразной перифразой части следующего комментируемого отрывка (Лк 1:29–32).
Речь ангела является второй, главной кульминацией гомилии. Содержание речи по значимости настолько превосходит смысл необыкновенного приветствия, с которым ангел обратился к Пресв. Богородице, что Беда не призывает слушателя удивиться, как перед первой кульминацией, а прямо предписывает ему сосредоточиться и запомнить сказанное:
Следует благоразумно запечатлеть в памяти последовательность слов и столь прочнее следует всеять их в своем сердце, сколь явно открывается, что в них состоит все основание нашего спасения (с. 11).
После этого Беда приводит причину, по которой слушателю предписывается запомнить слова ангела:
Ибо Ангел открыто возвещает, что Господь Иисус Христос, то есть наш Спаситель, истинно есть Сын по Божеству — от Отца и по человечеству — от Матери (с. 11).
Поскольку строки Евангелия, в более развернутом виде содержащие эту мысль, уже были полностью приведены, Беда повторяет их, комментируя, одну за другой. Повторение этих строк и опровержение мнения еретиков и сомневающихся и есть собственно главная кульминация гомилии. Важность сообщаемого заставляет Беду использовать повелительное наклонение:
«И вот, сказал ангел, зачнешь во чреве и родишь Сына» (Лк 1:31). Признай же этого Человека, Который воспринял от плоти Девы истинное человеческое естество. «Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего» (Лк 1:32). Исповедуй же Его Богом истинным от Бога истинного и всегда Сущим Сыном Вечного Отца (с. 11).
Призвав слушателя признать и исповедать возвещенное Ангелом, Беда, однако, вовсе не забывает, что среди слушателей могут быть сомневающиеся и заблуждающиеся до такой степени, что они, может быть и невольно, соглашаются с теми, кто не верил в превечное существование Сына Божия. Подобные заблуждения нужно было, по мнению Беды, разъяснять сразу:
О том, что в будущем времени говорится: «Он будет Велик, и наречется Сыном Всевышнего», пусть никто не думает, полагая, что Господь Христос не существовал до того времени, как Он стал Рожденным Девою. Нам предпочтительнее понимать сказанное следующим образом: силу Божественного величия, которую Сын Божий имел превечно, Он же в тот час «Благовещения» принял, как Человек, по Своему рождению, чтобы Ипостась нашего Заступника и Искупителя стала одна в двух природах (с. 11).
Насколько Беда определенно выражался, требуя внимания и запоминания истины («следует отметить», «необходимо всеять в сердце» «слова истины»), столь же недвусмысленно он запрещает своим слушателям уклоняться в заблуждения, ведущие к погибели («пусть никто не думает так, полагая...»).
Вторая, главная, кульминация повествования приходится примерно на середину гомилии. Вторая половина гомилии посвящена темам священства и царства Господа и возможности их соединения в Нем. Комментарий на Лк 1разделяет отрывки, посвященные этим двум темам, и может восприниматься как третья кульминация повествования.
Тема царства для Беды разделяется на тему царства земного и небесного. В стихе 32 говорится о «престоле Давида» (Лк 1:32), который Беда толкует как царство народа Израильского. При помощи цитат из Посланий (Колосс 1:18) и Евангелий от Иоанна (Ин 12:13) и Марка (Мк 11:10) объясняется обращение ко Христу как к наследнику Царя Давида и Царю в Своем собственном праве. Однако земное, человеческое понимание царства, основанное на исторических параллелях, не должно было преобладать в сознании слушателей Беды. Поэтому, повторяя комментируемый стих, он добавляет стих, следующий за ним (Лк 1:33), и таким образом переводит внимание аудитории в область духовного:
Отсюда следует, что ангел говорит верно: «и даст Ему Господь Бог престол Давида, Отца Его» (Лк 1:33), и непосредственно после этого добавляет: «И будет царствовать над домом Иакова вовеки» (Лк 1:33) (с. 12).
Этот переход искусно разделяет комментарий на две симметричные части. «Престолу Давидову» земного царства соответствует «Дом Иакова» — «Вселенская Церковь», которая пребывает одновременно в мире видимом и невидимом. Народ Израильский, «которым Давид управлял, имея временную власть» (с. 12), населял земное, конкретное царство; Вселенская Церковь, в понимании Беды, неизмеримо шире; в ней объединяются живые и усопшие, те, кто происходит от Патриархов, и те, кто присоединен к Ней через Св. Крещение. Временная Власть Царя Давида для Беды является отражением вечной власти Христа — Царя:
Конечно, в этом Доме Он будет царствовать в вечности, и Царству Его не будет конца. Несомненно, Он царствует в Оном и в настоящей жизни, когда правит сердцами избранных, живя в них посредством Своей веры и любви, и постепенно покрывая от бед, направляет их, как добрый Кормчий, к принятию дара высшего воздаяния.
Он царствует и в будущей жизни, когда по окончании временного изгнания Он вводит тех же в жилище Небесной родины, где они, побуждаемые постоянным созерцанием Господа, оставляли все прочее и радостно посвятили себя Его восхвалению (с. 12).
Отрывок, посвященный важному богословскому понятию — Царственному служению Христа, — объединен глаголом «regno» — «царствовать», его синонимами «rego» — «править, управлять, направлять» и «guberno» — «править рулем, стоять у корабельного руля», т.е. «править кораблем». Употребление «regno» в будущем времени («regnabit») противопоставляет земное время вечности и напоминает о Втором Пришествии, когда, согласно Св. Писанию, Христос придет как Царь и Судия, «и Царству Его не будет конца». Далее различие во времени выражается не грамматически, а лексическими средствами. Христос Царь «regnat... in praesenti vita» — «царствует... и в настоящей жизни», но «regnat in futuro» — «царствует и в будущей жизни» (букв, «в будущем»). Правление Его совершается в сердцах избранных, в каждом в отдельности, в которых Он «regit» — «правит», и во всей Церкви как совокупности Ее членов, которых Он «gubernat» — «направляет, «как добрый Кормчий»». Здесь возникает образ Церкви-Корабля, характерный для раннехристианской системы образов. Путь Церкви-Корабля в земном измерении это — «temporale exsilium», «временное изгнание», оканчивающееся в «жилище Небесной Радости», что позволяет вспомнить мысли блаж. Августина о земном странствии христиан и о Вечном Граде, которые разделял и Беда.
