В обоих житиях, рассказывающих о св. Катберте, отражаются общехристианские представления о том, куда попадает душа праведника после смерти и как она попадает в предназначенное для нее место. Читатель жития может узнать это из видений, явленных Катберту. Описание видений трудно отнести к той или иной традиции. У анонима Катберт видит некую душу, возносимую на небо «как если бы в огненном шаре» (анон. житие, кн. 1, гл. 4). Беда об этом же видении пишет, что Катберт во время ночной молитвы «увидел столб света, который шел с неба, разрывая тьму долгой ночи. В этом световом столбе хоры небесного воинства сошли на землю и, взяв с собой душу, сияющую необыкновенным блеском, без промедления возвратились в свое небесное отечество» (гл. 5). В 34 главе жития, написанного Бедой, говорится о том, что Катберт «видел душу некого святого мужа, которую ангелы несли на руках к радостям Царства Небесного» (гл. 34). Там же Беда пишет и о самом Катберте, и его верном ученике Хереберте: «...души их покинули их тела в одно и то же мгновение и в блаженном видении немедленно соединились, и вместе были отнесены в Царство Небесное служащими им ангелами» (гл. 28). Подобные описания можно встретить и в египетских патериках[332], и в «Собеседованиях»[333] св. Григория Великого, и в «Жизни галльских отцов» Григория Турского[334], что еще раз свидетельствует о единстве представлений о месте праведников в загробном мире как в кельтской, так и в римской традициях, так как эти представления носят общехристианский характер.

Итак, можно заключить, что представления Беды о болезни и смерти имеют общехристианский характер. Они сложились под влиянием Св. Писания и 4-й книги «Собеседований о жизни италийских отцов и о бессмертии души» св. Григория Великого.

Славные «деяния»[335] являются основным доказательством незаурядности героя похвальной речи. В средневековой агиографии чудеса, совершенные по молитвам святых, заняли место воинских подвигов и других необыкновенных поступков, однако в понимании авторов и читателей житий они были столь же реальны. Чудеса как «деяния» святых воспринимались как неожиданные и в то же время закономерные происшествия, как проявления действия божественной силы в земной жизни людей.

Факт реальности чудес ни у анонима, ни у Беды не вызывает сомнения, но восприятие их различно. Для анонима важно не мистическое значение событий, а то, как они выделяют его героя из среды окружающих его людей. Поэтому в анонимном житии речь идет о «деяниях» (анон. житие, кн. гл. 2) Катберта. Аноним рассматривает жизнь героя на фоне других человеческих жизней. Этот несколько приземленный взгляд характерен для кельтского религиозного мировоззрения.

У Беды более глубокое, богословское восприятие чуда. Называя свой труд «рассказом о жизни и чудесах блаженного отца Катберта» (гл. 1), он соотносит два плана повествования — земной и небесный, которые не сливаются в одно целое, но и не могут существовать один без другого. В личности героя эти два плана встречаются: чудотворец принадлежит иному бытию; посредством чудес, происходящих по его молитве, вечность сообщается с временной жизнью. Это представление Беды можно считать общехристианским.

Чудеса являются знаками избранничества Катберта, которое отмечается обоими агиографами. Однако аноним сосредоточивается на личности святого. Беда, напротив, привлекает внимание читателя к истинному источнику чудес — Богу, говоря, что через чудеса «небесная благодать побуждала Катберта мало-помалу вступить на путь истины с самых ранних лет его отрочества» (гл. 1). Это свидетельствует о более правильном понимании предмета с точки зрения развитого церковного сознания, которое было в то время характерно именно для Рима.

К области чудесного относятся взаимосвязь и взаимопонимание двух миров — видимого и невидимого. В анонимном житии несколько раз встречается упоминание о том, что ангелы служили Катберту, например, принося ему пищу (анон. житие, кн. 2, гл. 2) или утешая его беседой (анон. житие, кн. 4, гл. 11). Эта отличительная черта кельтской агиографии восходит к традиции египетских патериков, изобилующих рассказами о пустынниках, которым служили ангелы[336].

В отличие от анонима, ставящего Катберта выше ангелов и нарушающего этим иерархию всей Церкви — Земной и Небесной, Беда упоминает не о служении ангелов святому, а о «защите ангельским предстательством» (гл. 3). В одной из двух глав жития, посвященных общению Катберта с ангелами, Беда изображает своего героя принимающим помощь от всадника, «благородного видом, в белых одеждах» (гл. 2). В другой главе получение пищи от ангела — обычный мотив бриттской и ирландской агиографии[337] — трактуется не как служение святому, а как вознаграждение его за «верность принесенным обетам» (гл. 7). В этих эпизодах ангелы могущественнее человека, они выступают посредниками между Богом и святым. В этом обнаруживаются черты более развитого церковно-канонического сознания, присущие римской традиции.

Из жития, написанного Бедой, следует, что, по мнению автора, роль святого в мироздании состоит в том, что он соединяет в себе мир невидимый и мир видимый. Святой стоит на границе этих двух миров. Его взору равно открыто земное и небесное. Душа его находится в постоянном соприкосновении с горним миром, созерцает небесные видения. При этом выражение лица святого изменяется, становится для окружающих знаком того, что ему открываются некие тайны. Со слов некоего пресвитера Беда описывает состояние Катберта следующим образом: «...досточтимый отец Катберт внезапно обратился умом от плотской трапезы к созерцанию духовных вещей. Члены тела его пришли в расслабление и перестали служить ему, цвет лица изменился, глаза, против своего обыкновения, остановились, как бы в изумлении, и Катберт уронил на стол нож, который держал в руке» (гл. 34). Это и подобные описания подготавливают тех, кто не имеет духовного зрения, к встрече с горним миром в земной жизни; они часто являются поворотными пунктами сюжета.

Беда подчеркивает всеведение Катберта, противопоставляя ему духовную слепоту слушателей святого, которым дано понять пророчество тогда, когда предвещенное уже сбылось. Братия некого монастыря в городе Лугубалия рассказали Беде следующее. Однажды, когда Катберт произносил проповедь после воскресной службы, он не отпустил собравшихся, но, едва окончив, стал говорить снова: «Возлюбленные, я умоляю вас пребывать в бдительности, согласно предупреждениям Апостола “стойте твердо в вере” (1Кор 16:13), ...чтобы некое внезапно случившееся искушение не нашло бы вас неготовыми; но всегда помните заповедь Господню: “Бдите и молитесь, да не внидете в напасть” (Мф 26:41)» (гл. 27). Произнесение проповеди второй раз в один и тот же день было значимо. Слушавшие поняли, что им предстоит какое-то испытание, но думали, что святой говорит о возвращении эпидемии чумы. Только тогда, когда стало известно о поражении нортумбрийцев в битве и о смерти короля, присутствующим на проповеди стало ясно, что именно предсказывал им Катберт.

Беда иногда изображает Катберта дающим непрямые, иносказательные ответы. Это приводит на память суждение св. Григория Великого о людях, получивших дар пророчества: они «не знают судеб, о которых умалчивает сам Бог, а возвещенное Богом знают»[338]. Именно таким образом, согласно устной монастырской традиции, Катберт у Беды беседует со своей духовной дочерью Аэльфлед, настоятельницей одного из женских монастырей. Она была сестрой Эгфрида, короля Нортумбрии. Ее интересовало, сколько лет ее брат будет править страной и кто наследует ему, «ибо у него не было ни сыновей, ни братьев» (гл. 24). На вопрос о наследниках Катберт ответил, не называя имен: «Не говори, что у него нет наследников, ибо у него будет такой преемник, которого ты обнимешь с такой же сестринской любовью, как если бы это был сам Эгфрид» (гл. 24). Аэльфлед пришлось спросить, где находится этот человек. Катберт снова ответил ей загадочно: «Ты видишь, что это великое и обширное море изобилует островами? Господу возможно восставить с любого из них некого мужа, которого он поставит над королевством англов» (гл. 24). Из этого непрямого ответа Аэльфлед поняла, кто будет преемником и наследником Эгфрида.