Тихий стук в двери помешал её дальнейшему осмотру.

— Войдите, - распорядилась Солана, и в комнату вошли две молоденькие служанки. Они поклонились и принялись шустро наполнять ванну горячей водой, которую доставили из кухни. Вскоре горячий пар от воды заполнил комнату, а Солана, сбросив с себя платье, в котором проделала весь путь, осталась нагой.

— Добавьте в воду ароматных масел, да не жалейте, - властным голосом приказала она, - от меня должно благоухать, как от королевы.

Служанки тут же исполнили её приказ, и Солана опустилась в горячую воду, издав довольный возглас. Девицы принялись мыть ей золотистые волосы и тереть нежную кожу рук и спины.

— Бестолковые! – Прикрикнула на них Солана, когда мыльная вода попала ей в лицо. Она злобно сощурила свои серые глаза и поглядела на одну из служанок: – Ты ведь знаешь, что я вскоре стану хозяйкой в этом доме? Знаешь?

— Да, миледи, - заикаясь, ответила та.

— Если ещё раз оплошаешь, хорошего не жди, - отчитала её Солана, прикрывая глаза, в которых всё ещё плескалась злость.

Девицы долго тёрли и мыли её, но впредь были осторожными. Когда Солана вдоволь помылась и уже собиралась вылезти из воды, двери бесшумно отворились, и в комнату вошёл Клаус. Солана заметила, что он успел сменить свой дорожный костюм на пурпурный камзол, а его каштановые волосы всё ещё были слегка мокрыми.

— Оставьте нас одних, – приказала она девицам, а затем схватила одну из них за руку: - Если вы хоть слово скажите о том, что видели здесь, я вам повырываю языки калёными щипцами и скормлю их собакам, ясно?

Испуганные девицы закивали и выскочили прочь, а Клаус прикрыл дверь.

— Что ты творишь, Клаус? – зашипела на него Солана. – Мы больше не в Коулдрэдже, и ты не можешь врываться ко мне в покои! А если Мариус что-нибудь заметит? Или Кейла?

«А моя мать? - ужаснулась Солана. - В последнее время она и так не спускает с меня глаз, словно подозревает о чём-то».

— Прости, не смог удержаться, - он приблизился к ней, и опустил руку в тёплую воду. – Я так долго не прикасался к тебе.

Она поднялась из воды, и выбралась из ванной, оставляя на полу мокрые брызги.

— Оставь, Клаус! Нас ждут на приветственном пиру, - говорила она, пока он вытирал её досуха. – Мы не должны опаздывать, - её голос слегка дрогнул, когда он задел пальцами её розовый сосок; он сразу же стал твёрдым. – Клаус, прекрати!

Но протест её был слаб, и она не сильно сопротивлялась, когда он сжал её налитую грудь рукой. Тихий стон сорвался с её губ, и Клаус тут же заглушил его страстным поцелуем, и жадные влажные звуки наполнили собой всю комнату. Как она скучала по его губам и рукам!

Через время он отстранился от неё.

— Ты права, Солана, - он взял в руки гребень и принялся расчёсывать её длинные золотистые волосы, - нас будут ждать. А мы ведь не хотим заставлять ждать твоего жениха, правда?

— И как он тебе? – спросила Солана, наслаждаясь его прикосновениями.

— Боги, Солана, - Клаус нервно усмехнулся, - это твой жених, а не мой.

Она уловила сердитые нотки в его голосе, и улыбнулась. Клаус ревновал, и ей это нравилось. Он всегда её ревновал. Ко всем.

— Чему ты улыбаешься? – его рука застыла над её волосами.

— Ты ревнуешь.

— Скажешь тоже, - он снова принялся расчёсывать её волосы.

— А девчонка Боллардов? - нахмурилась она. - Как она тебе? Она хороша собой? Ты уже видел её?

— Нет, поскольку Мариус заключил её под стражу.

— Он держит её в темнице? - Глаза Соланы изумлённо расширились.

— Насколько я понял, нет, - рассмеялся Клаус, - всего лишь сидит под стражей в своих покоях. Кажется, она собиралась бежать из замка. А что тебе до неё?

— Не будь глупцом, Клаус! - шикнула на него Солана. Порой она поражалась его недальновидности. - Неужели ты думаешь, что я и впрямь проделала такой путь лишь из-за того, что умер Грай Вэлдон?

— Боги, нет конечно! - он снова рассмеялся. - Я слишком хорошо тебя знаю, Солана. Уверен, для того был серьёзный повод.

Расчесав её волосы до золотистого блеска, Клаус положил гребень на стол.

— Вот именно, - промурлыкала она. Всё ещё оставаясь обнажённой, Солана повернулась к нему лицом и нежно коснулась его губ своими губами. – Когда все уснут, я буду ждать тебя, - она слегка прикусила его нижнюю губу.

Он последний раз впился в её губы, и резко отстранившись, пошёл в сторону двери.

— Будь добр, позови тех дур, что в страхе выскочили отсюда. Пусть помогут мне одеться, - сказала Солана. – Сегодня я должна выглядеть как королева.

— Ты всегда так выглядишь, Солана.

Просторный зал Риверсайса едва ли мог вобрать в себя столько народу, сколько разместилось сегодня под его сводами. Столы, ломившиеся от всевозможных яств, тесно жались друг к другу; отовсюду доносились разговоры, слышался гомон, раздавался стук оловянных тарелок и чаш; в воздухе повис запах жареного бекона и рыбы, а вино лилось багровой рекой. Серые каменные стены были украшены белыми знамёнами – так Мариус решил воздать честь благородному дому Танистри, из которого происходила его невеста Солана.

Минул четвёртый час, как хозяева Риверсайса вместе с гостями восседали внизу за столом. За это время мимо Рована дюжину раз успела пройти молоденькая служанка, наполняя его чашу красным вином с привкусом сладких летних ягод; закатное солнце медленно спряталось за высокими каменными стенами, что раскинулись вокруг замка, а сам Рован, сидевший на скамье рядом с Мариусом, всласть насмотрелся на гостей, прибывших сегодня днём.

За дальними столами расселись с полсотни рыцарей лорда Креспина Танистри, что сопровождали отряд из Коулдрэджа. Они ели и пили, пили и ели, а, перебрав, выходили справлять малую нужду прямо во двор.

По правую руку от матери сидела Джорли, а по левую - Лисия Танистри, леди Коулдрэджа. Она была хороша собой, ещё свежа и на взгляд Рована, который к своему возрасту хорошо разбирался в женщинах, уж больно хитра. Она улыбалась, но что таилось за её слащавыми улыбками? Знала, должно быть, только Летха [Летха - богиня правды].

Её сын Хадвин, молодец двадцати одного года, со светлыми волосами и яркими голубыми глазами сидел чуть левее Рована, их отделяли друг от друга лишь сир Вистан и сир Мирлз, временный кастелян. Он был весел, словоохотлив и задорен; казалось, долгая дорога, о которой он с таким восторгом рассказывал вот уже битый час, ничуть не поубавила в нём оптимизма.

Рядом с ним сидел Клаус Брант, высокий юноша лет двадцати, с копной каштановых волос, спадавших на высокий лоб, прямым носом и чувственной линией губ; голубые глаза его в обрамлении пушистых ресниц смотрели прямо, их острый взгляд словно пронизывал насквозь. Как выяснилось, это двоюродный племянник Лисии Танистри. Мать и отец его скончались, когда Клаусу было десять, и Лисия взяла мальчишку к себе на воспитание. Молоденькие служанки так и вились подле него, но он даже не смотрел в их сторону.

Солана сидела рядом с Мариусом, видимо с порога вживаясь в роль хозяйки Риверсайса. О, Рован сполна налюбовался на красавицу-невесту брата. Она была чудо как хороша в своём изумрудном платье с россыпью серебристого стекляруса. Тонкая талия, высокая полная грудь, нежная кожа, большие серые глаза, так схожие с глазами Лисии, длинные золотистые волосы, пухлые розовые губки. Оставалось узнать, есть ли за всем этим великолепием хоть толика ума.

Сразу за Клаусом разместился Бриам, а справа от него сидела Тами в платье из насыщенного тёмно-синего шёлка. К удивлению Рована, Мариус позволил ей покинуть свои покои, в которые заточил на целых две недели. Видимо, его злость прошла, и он пожалел девчонку.

«Тем лучше, - подумал Рован, разглядывая её гибкий стан, - ведь гораздо проще сблизиться с ней сидя за столом, нежели когда она находится под стражей».

Но всё же для Рована было гораздо удивительнее, что даже сидя рядом с Соланой, Мариус не сводил пристального взгляда с Тами, отмечая каждое плавное движение, наклон головы, робкую улыбку, что она даровала Бриаму. Неужели боялся, что девчонка броситься бежать прямо из-за стола? Или тут дело было в другом?