Его присутствие не слишком обнадеживает. Он уже несколько раз убивал меня.

— Простите, — говорю я. — Со мной что-то не так?

— Не знаю, — говорит Берк. — Никаких физических повреждений нет, и ваша ЭЭГ на данный момент выглядит нормально. Однако, судя по словам Чен, вы ни с того ни с сего завалились, как куль с мукой, без всякой видимой причины. С медицинской точки зрения это не лучший знак.

— Почему мы не погибли? На нас собирались напасть ползуны, разве нет?

— Собирались, — говорит Кошка. — Но так и не напали. Я не знаю почему.

— Вышки, — вспоминаю я. — С них стреляли огнеметы, да?

— Ага, — кивает Кошка. — Стационарные огнеметы на вышках намного мощнее портативных. Когда рассеялся пар, вокруг не было ни одного мертвого ползуна, но, может, выстрелы вынудили их зарыться в землю?

— Может, и так, — соглашаюсь я, но почему-то мне не верится.

— А может, — говорит Кошка, — я завалила их главного босса.

Я вырываюсь из захвата рук Берка и резко сажусь.

— Что?

— Когда активировались огнеметы на вышках, я почти не видела, что происходит прямо перед нами. Все застлало паром, помнишь? Тогда я взглянула наверх и увидела, что немного выше по склону холма из сугроба торчит гигантский ползун.

Я настораживаюсь.

— Что значит — гигантский?

Она пожимает плечами:

— Сложно сказать. До него было не меньше ста метров. Может, вдвое крупнее других? Или еще больше. Как бы то ни было, он оказался единственной целью, в которую я действительно могла попасть, поэтому я выстрелила. Через несколько секунд огнеметы отключились, а ползуны исчезли.

Я свешиваю ноги со смотрового стола.

— Сколько у него было жевательных челюстей?

Брови Кошки сходятся на переносице.

— После моего выстрела? Нисколько. А до выстрела не было времени сосчитать.

Я встаю. Перед глазами все плывет, но потом взгляд снова фокусируется.

— Вам нельзя уходить, вы должны какое-то время побыть под наблюдением, — пытается надавить Берк. — Подобные неврологические симптомы — не шутка, Барнс. Я хочу сделать снимки. Это может быть опухоль.

Я смотрю на него, отрицательно мотая головой, и подбираю с вращающегося стула рубашку, которую, видно, кинули туда, когда принесли меня на осмотр.

— Нет у меня никакой опухоли, — бурчу я.

— Откуда вам знать, — возражает Берк.

— У нас однажды уже был такой разговор, — говорю я. — Помните? Опухоли растут долго, а мне всего полтора дня от роду.

Он морщится. Видимо, вспомнил.

— Ладно, — уступает врач. — Пусть не опухоль. Но позвольте мне проверить кое-что еще.

Он поворачивается, роется в ящике стола и достает тонкую палочку с чем-то вроде присоски на одном конце и считывающим устройством на другом. Берк подходит, пока я надеваю рубашку через голову, и кладет руку мне на плечо.

— Постойте смирно, — велит он, — и посмотрите на потолок.

Я тяжело вздыхаю и закатываю глаза до упора. Берк одной рукой обхватывает мне затылок, а другой прижимает кончик палочки к левому глазу.

— Ой! — вскрикиваю я.

— Ну что вы как маленький. Это займет всего секунду.

Палочка пищит, и врач отнимает ее от моего глазного яблока.

— Хм! — мычит он.

Кошка подходит ближе и, заглядывая Берку через плечо, смотрит на считывающее устройство.

— И что это означает?

Он поворачивается к ней:

— Похоже, в течение последнего часа в окулярах произошел скачок напряжения. Вам стоит проверить их, Барнс. В конце концов, окуляры напрямую подключаются к мозгу. Пользоваться неисправным оборудованием опасно.

— Хорошо, — говорю я. — А вы можете их проверить?

Он качает головой.

— Нет, я разбираюсь только в устройствах, созданных природой. Вам нужен специалист из отдела биоэлектроники.

Конечно.

— Спасибо, — говорю я. — Займусь этим немедленно.

— Признавайся, — требует Кошка. — Что на самом деле с тобой случилось, Микки?

Мы находимся в главном коридоре первого уровня, возле рециклера. Я понимаю, почему рециклер и медицинский центр расположены рядом, но по коже все равно пробегает озноб, когда мы проходим мимо двери.

— Понятия не имею, — отвечаю я. — Просто потерял сознание.

Так ли просто? Воспоминания о мультяшных образах — моем и Кошки — все больше напоминают остаточные видения, проносящиеся в мозгу после удара током непосредственно перед отключкой, и все же…

— Я бы сказала, что тебе следует показаться врачу, — замечает Кошка, — но ты только что у него был. Как насчет воспользоваться советом Берка и проверить, что у тебя с окулярами?

— Посмотрим, — говорю я. — Сегодня днем я занят, но попробую завтра записаться к кому-нибудь на консультацию, если будет такая возможность.

— Я бы не стала откладывать на потом, а впрочем, дело твое.

— Спасибо, — говорю я. — Я подумаю.

Ложь. Все, что мог, я уже обдумал. Как и сказал Берк, глазные импланты напрямую подсоединены к зрительным нервам, а те взаимодействуют еще с полудюжиной участков мозга. Нельзя просто взять и вытащить один имплант, после чего вставить другой. Любому, у кого глючат окуляры, предстоит долгая и сложная микрохирургическая операция по их замене.

Почему-то мне не кажется, что на меня станут тратить столько усилий. Проще подарить расходнику еще одну поездку в бак.

Мы дошли до центральной лестницы. Я ставлю ногу на первую ступеньку и оглядываюсь. Кошка не идет за мной.

— У меня смена заканчивается только через три часа, — объясняет она. — Амундсен разрешил убедиться, что с тобой все в порядке, но теперь я должна вернуться.

— Вот как, — говорю я. — А я им еще нужен?

Кошка одаривает меня полуулыбкой.

— После всего, что произошло? Нет. Не сейчас. И, вероятно, снова тебя вызовут не скоро. Служба безопасности не в восторге от парней, которые лишаются чувств во время перестрелки.

Ох ты.

— Я не лишился чувств, — возражаю я. — Произошел какой-то сбой. Я поймал чужую передачу…

Она приподнимает одну бровь:

— Что поймал?

— Чужую проекцию, — бормочу я. — Я увидел…

И тут в голову закрадывается мысль: возможно, не стоит рассказывать Кошке, что именно я увидел, когда упал. Не хочу, чтобы она решила, будто у меня нервный срыв.

И не хочу искать настоящую причину, если никакого нервного срыва у меня нет.

— Сам не знаю, что я видел, — говорю я наконец. — Со мной произошло что-то странное, но это точно был не обморок.

Видно, что Кошке делается неловко.

— Ничего страшного, Микки. Ты не первый, кто запаниковал под огнем.

— Думаешь, я просто испугался?

Она отводит взгляд.

— Неважно, что я думаю. Увидимся позже, Микки.

Расставшись с Кошкой, я захожу в кафе и съедаю еще одну порцию протеиновой пасты, а потом возвращаюсь к себе. Чем мне еще заняться? Когда я вхожу в отсек, Восьмой сидит на кровати с планшетом на коленях.

— Привет, — говорит он. — Ты рано освободился.

Я падаю на стул и начинаю расшнуровывать ботинки.

— На меня снова напали. И снова я чуть не умер. На этот раз загремел в лазарет. Мне велели пойти домой и передать, что с этого момента пора и тебе приступить к выполнению наших дурацких обязанностей.

Восьмой откладывает планшет в сторону, потягивается и встает.

— Ага. Что ж, раз ты вернулся, тогда пойду поем. Сколько от нашего пайка ты мне оставил?

— Не знаю, — говорю я. — Около девятисот килокалорий? Но это не точно.

— Прекрасно, — отвечает он. — Тогда я доем все.

Я собираюсь возразить, но он уже выходит за дверь.

— Даже не начинай, — роняет он, не оборачиваясь. — Я только из бака.

— Эй, — говорю я ему в спину, — запястье забинтуй, а?

Он поддергивает рукав, чтобы показать кисть. Повязка на месте, но она сползла. Я собираюсь высказать все, что я думаю, но Восьмой перебивает меня, закатив глаза:

— Не волнуйся. Если кто-нибудь спросит, отвечу, что на мне все заживает как на собаке.