Ксюша стояла чуть в стороне, так и не решаясь протянуть руку, хотя сокол вел себя более чем дружелюбно, как не каждый волнистый попугай. Однако, едва подруга собралась с духом, он нахохлился, замахав крыльями и предостерегающе заклекотал. Впрочем, недовольство пернатого хищника оказалось направлено вовсе не на Ксюшу.

Со стороны костровой площадки к ним приближалась Карина Ищеева. Фисташкового цвета широкие брюки с завышенной талией и короткий безупречно сидевший жакет, несмотря на кажущуюся обыденность, выглядели качественно и дорого. Да и идеально сочетавшийся с босоножками ремень явно был из последней коллекции Меркьюри или Виттона. Сдержанный дневной макияж дополнял строгую прическу. Только зеленые миндалевидные глаза смотрели на сокола с жадностью голодного хищника. И алчно трепетали тонкие ноздри.

Чуть поодаль, похожий на одетого в строгий черный костюм быка, маячил телохранитель.

— Какая красивая птица, — елейным голосом проговорила дочь олигарха.

— Случайно не ваша? — насупилась Ксюша.

— А если скажу, что моя?

Карина Ищеева улыбнулась, обнажая ровные белые зубы с отчетливо обозначенными клыками.

Впрочем, у одного одноклассника, который в детстве забил на ортодонта, клыки вообще выпирали вперед, налезая на другие зубы вторым рядом.

— Тогда нам придется сообщить в природоохранное ведомство. Балобаны занесены в красную книгу! — сердито отозвалась Ксюша, пока Ева успокаивала предостерегающе клекочущего и бьющего крыльями, но не пытающегося улететь сокола.

— Разве вы не слышали о программе по возрождению популяции и возвращению балобанов в дикую природу? — демонстрируя неплохую осведомленность в последних новостях экологии, невозмутимо отозвалась Карина.

— В таком случае сокол точно ничей, — пожала плечами Ксюша.

— Мы его не ловили. Он сам прилетел, — добавила Ева.

— Тогда лучше отпустите, — посоветовала Карина, и в ее голосе прозвучала угроза. — Будет очень жалко, если с такой прекрасной птицей что-нибудь случится.

— У балобанов в Средней полосе естественных врагов нет, — напомнила Ксюша.

— Только браконьеры, — вспомнив о странных силках возле биологического стационара, добавила Ева.

Карина смерила ее оценивающим взглядом. Видимо, решала, стоит ли принимать всерьез. Потом развернулась на каблуках и, не прощаясь, удалилась. Телохранитель хмуро глянул на подруг исподлобья и пружинящей походкой хищника, удивительной для его могучей комплекции, направился следом.

— Ну вот, только этой чики тут не хватало, — проводив Карину хмурым взглядом, выдохнула Ксюша.

— Небось к Татьяне Ивановне приезжала. Ультиматумы ставила, — кивнула Ева, оглаживая немного успокоившегося после ухода дочери олигарха сокола.

— Чем же ее так заинтересовала наша богадельня, что она лично сюда пожаловала? — задала риторический вопрос Ксюша.

Еве тоже визит наследницы аффинажного короля в Богом забытый лагерь даже в случае интересов в области коттеджного строительства показался странным. Похоже, то, что она тут искала, не лежало на поверхности. Но тогда где? Она хотела поделиться соображениями с подругой, но в это время сокол расправил крылья, с явной нежностью проведя маховыми перьями по щеке и шее Евы, слетел с ее руки, сделал над головами девушек круг, взмыл в небо и скрылся из виду.

Еве и Ксюше оставалось только продолжить путь в медблок, где их встретила тетя Зина.

— Нельзя к нему, спит соколик, — приложив палец к губам прошептала фельдшер, поправляя очки. — Примерно с час как угомонился, — добавила она с такой нежностью, словно речь шла о маленьком ребенке.

Впрочем, Филипп, как и Ева с Ксюшей, годился ей во внуки.

— Ну я же говорила, — чуть громче, чем надо, начала Ксюша.

Ева удовлетворенно кивнула, вспоминая ласковое прикосновение соколиного крыла и нежные пощипывания острого клюва. Напрягало лишь то, что Карина тоже знала, что за сокол сидел на Евиной руке.

Когда они с Ксюшей после ужина вернулись в комнату, то застали страшный кавардак. По Евиной постели словно пронесся ураган. На полу лежал развороченный кофр с косметикой. Даже чемодан оказался раскрыт. Причем и документы, и небольшая сумма наличными остались на месте.

Повсюду валялись птичьи перья и пух, хотя Ева и Ксюша спали на подушках с искусственным наполнителем. Кое-где виднелись следы помета и даже кровь. Причем, знакомые уже пестрые перья сокола-балобана перемежались с переливчато-черными и грязновато-белыми.

— Только сороки нам не хватало! — наводя порядок и стирая помет, пока не застыл, брезгливо проговорила Ксюша. — Придется закрывать в наше отсутствие окно!

Ева кивнула, проверяя заветное перо, которое днем спрятала в потайной кармашек поближе к сердцу. Пока Карина обрабатывала Татьяну Ивановну, кто-то из ее подручных рылся в Евиной комнате. Интересно, кто? Уж не Танечка ли Еланьина, которая и внешне-то чем-то напоминала сороку?

Хотя заветное перышко вроде бы попало к ней случайно, Ева не собиралась никому его отдавать. Какие бы каверзы ни измышляла Карина Ищеева.

Прибравшись вместе с Ксюшей в комнате, Ева набрала номер Михаила Шатунова. Но абонент оказался недоступен, а отец чуть позже написал, что его старого друга сейчас нет в Москве. По словам коллег, он по каким-то делам уехал в Наукоград и предупреждал, что эту неделю проведет на биологическом стационаре и в тайге. Подавив вздох разочарования, Ева еще раз перезвонила маме, уверила, что у нее все порядке и иначе быть не может, и легла.

После предыдущих нескольких почти бессонных ночей заснула она сразу и спала до самого утра без сновидений. И Ксюша, кажется, тоже. Проснувшись от привычного звука пионерского горна, подруги поспешили в медпункт, чтобы успеть до планерки если не увидеться с Филиппом, то хотя бы узнать о его состоянии. Но на полдороге лазарета их встретил он сам, бодрый и оживленный. Видно, что крепкий сон и полеты на соколиных крыльях пошли ему на пользу.

— Ты что, сбежал от тети Зины? — с подозрением глянула на него Ксюша.

— Почему сбежал? — пожал плечами Филипп. — Она меня сама отпустила. Сказала, что здоров и могу вернуться к работе.

— А как же ожог? — удивилась Ева, помнившая, как еще вчера выглядел след от электрического разряда.

— Все зажило, — просиял Филипп.

Видя на лицах подруг недоверие, он повернулся и задрал майку, обнажая спину. Под загорелой кожей красиво бугрились мышцы, в местах, где крепилась повязка, виднелись следы от пластыря. Ожог исчез, не оставив даже воспоминания.

— Вот этот номер! — присвистнула Ксюша. — Зажило быстрее, чем на собаке.

«Или на птице», — с теплотой подумала Ева, вспомнив проплешину на спине сокола.

— Это потому что я опять летал во сне, — бесшабашно по-мальчишески улыбнулся Филипп, обжигая Еву взглядом жарче солнечных лучей.

Он протянул руку, якобы чтобы снять с ее платья принесенный ветром липовый цвет, и прикосновение его пальцев напомнило исполненный нежности взмах крыла сокола. Ей показалось, что заветное перо, которое она по-прежнему держала у сердца, тоже затрепетало, приятно щекоча кожу.

— Хорошо поохотился? — решила подыграть, а заодно проверить, совпадут ли их воспоминания, Ева.

— Неплохо, — посерьезнев, кивнул Филипп. — Сначала видел двух интересных девушек и одну ведьму, затем нагнал обнаглевшую сороку, но воровка от меня ушла. Потом, пока совсем не стемнело, мышковал, а когда солнце село, видимо, заснул где-то на ветке, — добавил он, беззаботно улыбаясь Ксюше, которая на всякий случай проверила его лоб, а потом слегка покрутила у виска.

Ева не выдержала и, прикрыв рот ладошкой, прыснула.

— Да ну вас обоих, — сделала вид, что обиделась, Ксюша. — Идемте. На планерку опоздаем.

Когда они в прекрасном расположении духа переступили дверь директорского кабинета, на них словно повеяло не охлажденным сплит-системой воздухом, а дохнуло ледяным дыханием могилы. В кресле руководителя на председательском месте сидела Карина Ищеева. Татьяна Ивановна суетилась рядом, предлагая важной гостье сваренный секретаршей кофе и бутерброды с добытой явно из личной заначки икрой. Похожий на быка телохранитель о чем-то беседовал с подобострастно заискивающим Николаем Федоровичем.