Ева похолодела, вспоминая сообщение Ксюши об исчезновении «важных свидетелей» по делу Фонда.

— Я об этом и говорю, — кивнула Ефросинья.

— Но зачем ей все это? Что она хочет от Филиппа, и зачем ей нужна наковальня?

Ефросинья только вздохнула. Он еще раз глянула на монитор, куда передавались основные жизненные показатели пациента, потом повернулась к собеседнице.

— Ты действительно хочешь все узнать?

— Я выслушаю любую правду, — горячо заверила ее Ева.

— Вопрос не в том, чтобы выслушать и принять к сведению. — Серые глаза целительницы потемнели, словно воды озера, когда на него набегает тень. — Готова ли ты пройти по тому пути, куда ведет тебя заветное перо?

— В Тридевятое царство? — опять догадалась Ева. — Для того, чтобы извлечь осколок, надо попасть туда?

— Можно этот мир и так назвать, — мягко усмехнулась Ефросинья. — Ты все правильно поняла. Карина, к счастью, не обладает могуществом своего отца, хотя, судя по ее поискам, к нему стремится. Все-таки в роду ее матери хватало черных шаманов, и магия смерти в ней сильна. Наковальня, о которой ты задала вопрос, объединила в себе силы Верхнего мира и Нави. На ней когда-то Кощей выковал из слезы Жар-птицы иглу, на конце которой спрятал свою смерть. Потом наковальню нашел Финист, создавший меч-кладенец, и она стала достоянием его рода.

Ефросинья ненадолго замолчала, допивая отвар, потом еще раз глянула на приборы и покачала головой.

— Карина считает, что Филипп способен с помощью наковальни либо освободить изначального владельца из плена, либо создать некий артефакт, который даст ей власть над отцом и возможность завладеть его силой. Сначала она стремилась добраться до заветного пера, но ее замысел не удался, поскольку ты проявила твердость.

— Поэтому она пошла другим путем, — кивнула Ева.

— Да, она выбрала удобный момент, чтобы утащить Филиппа в предел, который вы называете Тридевятым царством, а мы кличем Славью. Впрочем, над темными чертогами Кощея она власти не имеет даже со своим проклятым зеркалом. Ее терем находится неподалеку от хором Трех цариц на берегу реки Смородины.

Ева невольно вспомнила виденный во сне путь через сумрачный, враждебный лес и бревенчатую высокую хоромину, в глубине которой клубилось темное зеркало. Неужели ей каким-то образом придется пройти там наяву?

— Но ведь вы не сможете показать мне туда дорогу? — уточнила она.

— Я не смогу, а близкие моей племянницы и твоей подруги детства покажут. Велибор, в смысле Борис, с ними разговаривал. Уже завтра они будут здесь. Только даже со способностями шамана и силой верхнего мира им с этим колдовством не справиться. Вытащить осколок и спасти Филиппа по силам одной тебе.

Почти ультимативное требование целительницы лечь спать Ева встретила с изрядной долей скепсиса. Однако, едва добравшись до подушки, погрузилась в сон, перенесший ее в пышные хоромы под сияющим сусальным золотом расписным сводчатым потолком. За тяжелым дубовым столом с резными ножками, выполненными в виде птичьих лап, сидел удивленно озиравшийся Филипп. Напротив него в выжидательной позе змеи перед броском замерла Карина.

Если в прежних видениях дочь олигарха представала или в модных дизайнерских нарядах, или в шаманском плаще куму, то нынче она, словно сойдя с картин Маковского и Васнецова, красовалась усыпанным каменьями кокошником и парчовым сарафаном. Черная коса змеилась по груди, перерезая узор, составленный из алых маков, белены и волчьих ягод. В орнаменте нагрудника и форме головного убора угадывались очертания перевернутой пентаграммы и других сигилов.

Филипп тоже оказался облачен в нарядный кумачовый кафтан с драгоценными застежками и стоячим воротником из жесткой золотой парчи. Тонкий стан перетягивал кушак с жемчужными кистями.

— Ну здравствуй, Филипп, здравствуй, мой соколик! — радушно улыбнулась гостю или пленнику Карина. — Извини, что не спросила позволения, но другим путем отчаялась я тебя в гости зазвать.

— Это что за маскарад? — возмутился Филипп, разглядывая свой наряд и недоуменно косясь на собеседницу.

— Ах, ну да! — явно наслаждаясь ситуацией, рассмеялась Карина. — Я и забыла, что ты предпочитаешь тяжелые ритмы и мрачную эстетику. Мне она тоже по душе. Поэтому и думала поначалу, что мы с тобой без труда поладим.

Она сделала неуловимое движение, и помещение мигом преобразилось. Своды стали тяжелей и мрачней, сусальное золото уступило место паутине. Колонны оплели змеи и обвили колючие стебли сухого терна. Парчовый сарафан и кокошник Карины преобразились в черный дизайнерский комплект, состоящий из корсета, короткой кожаной куртки с шипами, обтягивающих штанов и высоких сапог на платформе. Перевернутая звезда, черное зеркало и другие ведьмовские амулеты заняли места готических аксессуаров на руках и на шее. Кумачовый кафтан Филиппа сменился более привычными черными кожаными штанами и косухой. Вот только сокол на майке оказался летающей навью с покрытыми слизью перьями, прорастающими из пустого скелета.

— Я готику и блэк-металл не слушаю, — хмуро бросил Филипп.

— Извини, я в таких вещах не разбираюсь, — наклонившись через стол, игриво поправила его воротник Карина.

— Что это за место? — продолжил расспросы Филипп. — Где Ева и что с Кулешовым и Рябовым?

— Кулешов и Рябов — это, я так понимаю, те двое сопляков, которых ты так рьяно рванулся спасать, что даже штаны по дороге потерял? — уточнила Карина, снова заливаясь смехом, рассыпавшимся по хоромине звоном битого стекла. — Если честно, не имею понятия, и знать не хочу. А Ева, я так полагаю, хранит, как верная соколица, проклятое перо и рыдает над твоим хотя не бездыханным, но бесчувственным телом. Да, мой касатик, — продолжила Карина, явно наслаждаясь выражением недоумения на лице Филиппа. — Ты сейчас лежишь в коме. Из-за упрямства этой девчонки и интриг одной несносной русалки и ее мужа-предателя ты застрял между мирами. Твое тело осталось там, а то, что вы зовете душой, полностью в моей власти. И только от тебя зависит, сумеют ли они соединиться.

— Почему я должен вам верить? — нахмурился Филипп.

Он попытался подняться из-за стола, но это у него почему-то не получилось.

— А какой у тебя выбор? — торжествующе опираясь на стол, нависла над ним Карина. — К тому же не надо так переживать. Я не предлагаю тебе ничего противозаконного. Ты просто должен забрать у двух бессовестных братьев-ящеров наковальню своих предков, принадлежащую тебе по праву.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сложил руки на груди Филипп, заслоняя дохлую птицу. — Я не знаю никаких братьев-ящеров.

— Про братьев и русалку — отдельный разговор, — теряя терпение, принялась нервно постукивать ногтями по столешнице Карина. — А насчет наковальни не отпирайся, я знаю, что ты наводил справки.

— Почему вы считаете, что я стану вам помогать? — нахмурился Филипп.

— Ты из комы выйти хочешь?

— Да пошли вы все!

Филипп только начал расшифровывать, по какому именно адресу он собирается послать Карину и ее приближенных, но появившийся невесть откуда Скипер прервал тираду, ударив его наотмашь по лицу, так что тяжелый стул, к которому Филипп, оказывается, был прикован, отлетел к противоположной стене, впечатывая Балобанова в заросли терновника на колонне. Скипер не собирался останавливаться на достигнутом. Подскочил к пленнику с проворством, удивительным для его могучего тела. За первым ударом последовал десяток пускай менее сокрушительных, но тоже достаточно болезненных. Филипп едва сдерживал крик, пытаясь заслониться, его голова моталась, как у тряпичной куклы.

— Это тебе, баклан тухлый, за то, что глаза меня чуть своими когтищами не лишил! — приговаривал телохранитель.

Досмотреть экзекуцию Еве не дали. Из липких объятий кошмара ее вырвал крик, который раздавался уже в реальности со стороны реанимации. Ева узнала голос Филиппа и, на ходу накидывая медицинский халат, помчалась туда. Дежурный врач и медсестра испуганно хлопотали над пациентом, который, так и не выходя из комы, выгибался на кровати в приступе жестокой боли.