— Это хорошо, — улыбнулась Карина, и ее зеленые глаза в свете факелов торжествующе сверкнули. — На этом и попробуем сыграть. Сними его со стены, перенеси в комнату для гостей и вели Елани и другим служанкам привести его в порядок и залечить раны. Хотя полностью исцелять необязательно, и кровью слегка полакомиться можно. Но немного. Чтобы к моему приходу парень был в состоянии хоть на что-то реагировать.

Она поднялась в спальню, где ее ожидал одетый в банный халат Никита.

— Опять видео будем снимать? — спросил он услужливо, спуская халат с плеч и нарочито поигрывая бицепсами.

— Кое-что получше, — плотоядно улыбнулась Карина. — И, пожалуй, ты мне на сегодня не нужен.

Когда не допущенный до тела охранник, обиженно сопя, удалился, она села перед зеркалом и провела над его поверхностью рукой. Сначала гладь пошла рябью, как экран телевизора, у которого появились помехи. Потом поверхность снова разгладилась, отражая обстановку комнаты и ее хозяйку. Вот только вместо Карины из зазеркалья на Еву смотрел ее зеленоглазый двойник.

Застрявший в горле комок, так и не ставший криком, заставил закашляться и прервал наваждение. Сквозь откинутый полог палатки внутрь лился солнечный свет и вместе с утренней свежестью проникал запах грибной похлебки с дымком. Маша, Лева и Ксюша, одетые и прибранные, весело кашеварили у костра.

— Ну и кто тут говорил что-то про дичь? — возвращаясь к давешнему обсуждению, ехидно спрашивал Лева, помешивая ароматное варево, щедро сдобренное луком и травами.

— Так какой смысл было охотиться, когда вчера грибов три кузова набрали, — напористо отбрехивалась Ксюша. — Да и подругу будить не хотелось. Она опять, кажется, по терему Карины бродила.

Ева завозилась, выбираясь из мешка и отыскивая в палатке одежду. Исцельница, чистая и сухая, лежала рядом с бельем, верхней фланелевой рубахой и штанами, которые вчера вместе с хозяйкой купались в Молочной реке. Похоже, подруги, уложив ее отдыхать, все выстирали и за ночь просушили. А она проспала даже свое дежурство, хотя при этом чувствовала себя разбитой и усталой, а сердце учащенно билось от тревожных мыслей.

В намерениях Карины сомневаться не приходилось. Не просто так недовольно сопел Никита, который, похоже, испытывал к своей начальнице какие-то чувства. Бедный Филипп! Удастся ли ему избежать новой ловушки? Распознать злое наваждение, когда разум затуманен болью и находится под властью проклятого осколка. Как ему еще хватило сил не сломаться под пыткой? Елена признала, что у него, как и у его отца, есть стержень. Но одно дело противостоять жестоким палачам, а совсем другое — узнать ведьму под чужой личиной. В любом случае надо торопиться, пока не случилось большой беды.

Когда Ева вышла к костру, Маша и Ксюша приветствовали ее удовлетворенными улыбками. Ева принялась их благодарить за помощь со стиркой, но они ее уверили, что услуга того не стоит.

— Мы же сами вовремя не предупредили тебя о коварстве Молочной реки, — добавила Маша, разливая по кружкам ароматный чай, пока Лева накладывал в миски густое грибное варево, с которого уже успел снять пробу.

Ева без лишних разговоров последовала примеру спутников, у которых аж за ушами трещало. Тем более что после вчерашнего купания аппетит она чувствовала зверский.

— Ну что там, совсем проклятая ведьма бедного сокола замучила? — испытующе глянул Лева, когда они все, покончив с едой и сполоснув в ручье посуду, сворачивали лагерь.

Ева рассказала все без утайки, едва сдерживая слезы.

— И что она собирается этим добиться? — задумчиво проговорил Лева, проводя пальцем по щеке, на которой только начали появляться первые точечки-шпеньки золотистой щетины.

Из бани Таисии на сеновал он вчера отправился гладковыбритым.

— Надеется, что Ева от жениха отречется? — предположила Ксюша.

— Или Филипп, не распознав подвох, сдастся уговорам, — покачала головой Маша.

— Если бы в прошлом году на пустошь вместо тебя ко мне слетела какая-нибудь ведьма, не знаю, как бы я себя повел, — задумчиво глянул на жену Лева.

— Я бы глаза тебе выцарапала, — ревниво призналась Маша. — Хорошо, что ты ничего не мог рассказать про иглу.

При упоминании об игле Ева вспомнила про разговор Карины с матерью и решила предупредить о возможной слежке.

Однако, едва она упомянула о шпионах, которых собиралась послать по ее следу ведьма, в воздухе заметно похолодало и потянуло чем-то затхлым, прогнившим. В лесу сделалось совсем тихо. Ветви замерли, словно подернутые инеем, и даже ручей, кажется, застыл. Потом деревья застонали, будто под гнетом жестокой непогоды, и на противоположный берег ручья из лесу выехал огромный всадник на красном, точно кровью облитом, циклопических размеров коне.

Глава 17. Лебединые крылья

— Ну вот, легки на помине, — со спокойным задором констатировал Лева, делая своим спутницам знак замереть и берясь за дудочку.

— Кто это? — шепотом спросила Ева.

— Утро Нави, — пояснила Маша, поднося к губам вторую свирель и подтягивая мужу

«Что они делают? — в ужасе подумала Ева. — Нас же сейчас обнаружат!»

Сама она едва удерживалась от непреодолимого желания бежать куда глаза глядят, не разбирая дороги, или пасть под копыта коня, ибо вид пришельцев вселял иррациональный ужас.

Говоря о крови, Ева, кажется, не ошиблась. Она густо покрывала запавшие бока чудовищного создания, имеющего лишь отдаленное сходство с лошадью и совсем непохожего на сказочных коней-птиц с миниатюр Палеха. Багровые потоки, застывая сгустками, стекали на копыта, с которых свешивались ошметки чьей-то плоти, превращали гриву и хвост в две слипшиеся метелки. Из ноздрей и с оскаленной жуткой морды на траву капала слизь. Алый плащ и доспехи всадника, лица которого Ева, к счастью, не разглядела, тоже отливали кровавым багрянцем, а шею украшало ожерелье из человеческих черепов. Такой рассвет мог освещать только руины. Неужели Карина вслед за ее отцом хотела бы жить в мире постапокалипсиса? Или ведьма надеялась всех перехитрить?

— Не смотри на тот берег и замри, — предостерегающе обнимая подругу, прошептала Ксюша, — Он нас не видит, авось пронесет.

Только сейчас Ева осознала, что всадник и конь слепо озираются по сторонам, принюхиваясь и прислушиваясь. Видимо, для созданий темной изнанки мира даже блеклый и, по сути, отраженный свет солнца Слави нетерпим, но тогда почему Лева и Маша продолжают играть?

— Это покосный наигрыш, — по-прежнему шепотом пояснила Ксюша. — Само воплощение солнца. Навь от него коробит. Для всадника и коня наш лагерь — продолжение ручья, поверхности которого отражает солнечные блики.

Мелодия и в самом деле отличалась от той, под звуки которой Лева вел их мимо печки и яблони к Реке. Сейчас наигрыш звучал не просто задорно. В нем слышалось экстатическое победное прославление света и жизни, как в песне жаворонка или щегла. И, конечно, порождения тьмы, такая музыка раздражала не хуже звона колоколов.

Немного постояв на берегу ручья, всадник передернул плечами и потянул за поводья, разворачивая коня. Вскоре о его пребывании на берегу напоминал лишь след черной липкой слизи, напоминающей разившийся мазут или битум. Хорошо, что в Слави не водилось птиц и мелких животных.

— Кажется, отбились, — выдохнул Лева, опуская свирель и тяжело переводя дух.

На его облитом потом лбу вздулись жилы, будто он не играл, а ворочал тяжелые валуны. Маша на несколько минут, прикрыв глаза, опустилась на еще не запакованный спальник. Не просто так якутские ойуны говорили о том, что шаманить тяжелее, нежели землю пахать.

Ксюша деловито рассовывала по рюкзакам оставшиеся вещи. Ева ей помогала. Когда они выступили, палатку подруга навьючила на себя, и Лева не подумал возразить, сменив ее только ближе к полудню. Ева несла Ксюшин рюкзак. Поскольку по пути им по-прежнему в больших количествах попадались подберезовики и сыроежки, Ева принялась их собирать, полагая, что восполнить силы хотя бы растительным белком для ее спутников будет нелишним. Однако Ксюша ее остановила.