— Я с первого дня плена мечтал за все хорошее поквитаться, — сурово сверкнув глазами, решительно проговорил Филипп.

— Но сначала находился под заклятьем, а потом не знал, как обрести крылья, — ободряюще кивнул ему Лева.

— Все будет хорошо, — пообещал Филипп, с ласковым поцелуем осторожно отстранив судорожно вцепившуюся в него Еву.

Еще не истаял на губах вкус его поцелуя, еще кожа не забыла тепло его рук, а над пустошью в сиянии огненных крыл, разгоняющем остатки сумрака и затмевающем лучи восходящего солнца, поднялись две дивные птицы. Филипп предстал в образе Финиста-Рарога — птицы огня.

Соколиные очи метали молнии, а белое пламя, срывавшееся с крыл, напоминало даже не экзосферные протуберанцы, а взрыв сверхновой. Впрочем, осознавший свою сущность и впервые принявший истинную форму Филипп и в самом деле уподобился взошедшей на обновленном небосклоне утренней звезде. А пламя Верхнего мира, которое он призвал для защиты тех, кого любил, оказалось оружием не менее грозным, нежели реактивная артиллерия, где служил его отец, и программное обеспечение к которой разрабатывал на военной кафедре он сам.

Даже Еве и Ксюше с Левой пришлось заслониться, прищурив слезящиеся глаза. Порождениям тьмы повезло куда меньше, ибо на открытом пространстве гари они просто не могли отыскать место, чтобы спрятаться и исчезали, подобно полуденным теням. Тех, кто пытался добраться до леса, настигало пускай не такое разрушительное, но не менее безжалостное пламя жар-птицы. Дольше всех продержался Скипер, но и он не сумел устоять против карающей мощи небесного огня, как тьма не может устоять перед светом.

Солнце не успело подняться над горизонтом, а от выходцев из Нави остались лишь пепел и прах, которые уносил ветер. Финист-Рарог сделал над пустошью круг, дабы убедиться, что никто из порождений проклятого зеркала не избежал его гнева и растворился в небесах, слившись с лучами восходящего светила. Маша приземлилась на спину мамонта одна.

Глава 27. Пепел и лед

— А где Филипп?

Ева не сразу решилась задать этот вопрос, до рези в глазах вглядываясь в солнечный диск и надеясь, что лучи расступятся, выпуская ее любимого. Вот только в груди разрастался, ощерившись острыми краями, похожий на морского ежа ледяной кристалл тревоги. Словно часть осколка зеркала Кощеевны, отлетев, ужалила ее в сердце.

— Он должен соединиться со своим телом, — осторожно взяв Евину руку, пояснил Лева. — И сейчас самый лучший момент.

Ева только потрясла головой, еще раз бросив взгляд на разгоравшийся румяной и совсем не осенней зарею восход, в надежде увидеть там сокола-Филиппа. Она действительно в какой-то момент просто забыла о том, что тело возлюбленного все это время оставалось в клинике, а все мытарства и жуткие испытания проходила его душа. Хотя телу тоже доставалось. Сейчас в это просто не хотелось верить. Ведь Филипп только что ее обнимал, сидел рядом, теплый, дышащий, живой. А теперь на мохнатой спине мамонта словно образовалась жуткая лакуна, из которой, грозя унести последнюю надежду на счастье, дул ветер иных миров.

А что, если Филипп заблудится и просто не отыщет дорогу? Почувствовав силу и мощь Верхнего мира, не захочет ее терять. Уйдет в небеса, оставив ее одну в темноте, в жестком льде и хитине. Без надежды согреться, без желания сбросить корку проклятого льда. Ведь у нее не осталось даже пера.

Ева чувствовала себя едва ли не обманутой. Она проделала такой долгий, тяжелый путь, прошла через все препоны и преграды, обрела уверенность и снова сумела зажечь свет своей любви и лишь для того, чтобы все потерять?

— Он вернется к тебе, вот увидишь! — попыталась успокоить ее Маша. –Ведь перо — это свет вашей любви.

Ева только тихонечко всхлипнула, от всей души желая поверить. Как они проделали обратный путь, она запомнила смутно. Добравшись до впадающего в Заветное Озеро ручья, мамонт внезапно нырнул, а потом продолжил путь по каким-то невообразимым темным коридорам или тоннелям, похожим то ли на забытые пещеры, то ли на червоточины подпространства, как их описывали фантасты.

Ева остекленевшим взором смотрела по сторонам, не удивляясь тому, что они продолжают дышать, да и одежда на них во время погружения не намокла. Это сейчас не имело никакого значения, хотя само по себе путешествие выглядело необычным. Даже Ксюша притихла и только помогала Маше придерживать совершенно выбившегося из сил, но упрямо выводившего наигрыш Леву.

На какое-то время Ева просто отключилась, впав в странное оцепенение, на грани бреда, не дающее отдыха и покоя. Она видела дивные сады Ирия, где под сенью цветущих яблонь и раскидистых смокв Финист и его потомки общались с Филиппом. Потом ее возлюбленный плыл на ладье по подземной реке, сражался с чудовищами, рубил головы и щупальца унаследованным от предков огненным мечом. А в это время в клинике врачи, собрав консилиум, суетились возле его тела, и с надеждой смотрели на приборы две матери.

В какой-то момент видение показало Карину. С обожженными руками и обезображенным шрамом лицом, она, не скрывая ненависти, смотрела в зеркало, расставаясь с мечтой сделаться владычицей морской. Отделенный от дочери магической преградой Константин Щаславович насмешливо улыбался, а выглядывавшая из-за его плеча Елена Ищеева озабоченно качала головой.

На этом сон оборвался. Коридор междумирья уступил место вполне осязаемому сырому полутемному тоннелю, по дну которого бежала вода. Приглядевшись к старинной кирпичной кладке стен, Ева поняла, что они находятся в городе, и даже не удивилась, когда Лева назвал один из центральных районов Москвы, в котором располагалась клиника Даждьросы.

— Слезайте, приехали! — улыбнулся он, спускаясь со спины мамонта и помогая спутницам сойти.

Ева обратила внимание, что, хотя их проводник бодрился, он ощутимо прихрамывал и временами хватался за живот.

— А туда мы почему на самолете летели? — безжалостно спросила Ксюша.

— Так Баська не обладает способностями эхеле, а других духов у меня тогда не было, — пояснил Лева, отпуская мамонта, который растворился где-то во тьме тоннелей.

Ева в это время судорожно доставала смартфон. Увы, связь под землей отсутствовала.

— Чертолье, где мы сейчас находимся, вообще аномальная зона, — поддерживая мужа пояснила Маша. — Фактически граница миров.

— А еще тут всяких глушилок понатыкано! — с видом знатока добавила Ксюша, освещая фонариком тоннель.

Впрочем, на выходе, который Лева отыскал настолько уверенно, будто диггерством занимался, их ждал с машиной Велибор Яшин.

— Он очнулся, — предвидя вопросы улыбнулся Еве муж целительницы, отчего его помеченное шрамом лицо смягчилось и приобрело даже добродушное выражение. — И уже спрашивал о тебе.

Ева разрыдалась, не зная, как отблагодарить за добрые вести. Она запрещала себе об этом думать, но страх того, что Филипп просто потеряет память и не узнает ее, преследовал с самого начала мытарств.

Путь до клиники, занявший не более десяти минут, показался вечностью. Ева хотела сразу бежать в палату. Встретившая их внизу Даждьроса едва убедила ее в необходимости принять душ и переодеться, хотя бы из уважения к правилам санитарии и гигиены. Да и легенду о путешествии в Наукоград не стоило разоблачать.

— Я сказала вашим с Филиппом родным, что лекарство, сделанное из твоих стволовых клеток, привезли накануне курьером, и сегодня оно подействовало, — предупредила Даждьроса. — Впрочем, отец твой все равно знает правду, а что до остальных, то пускай верят, во что хотят. Но ты их все-таки лучше сразу не пугай.

Ева глянула на себя в зеркало и едва сумела узнать, точно мороки, которые на нее наложили Таисия, Водяной и Белая Волчица продолжали действовать и в этом мире. Как же хорошо, что путь до клиники они проделали на машине. В противном случае их бы задержала милиция как бомжей. Впрочем, стоило ли удивляться. Конечно, в волчьей пещере она искупалась в горячей купели. Но после этого пробиралась мимо застав, пластаясь по земле и чавкая в болотной жиже. Да и в тереме с утра до ночи возилась с грязью и пылью, едва успевая толком умыться.