— Как самочувствие? — осторожно поинтересовался Лева, освобождая место на топчане.

— Выспалась? — уточнила Маша, протягивая миску с похлебкой.

Ева вздохнула и, утолив первый голод, пересказала события, которые видела во сне.

— Во Балобанов дает, — восторженно покачала головой Ксюша. — Не выходя из комы, взломать систему безопасности Фонда экологических исследований!

— Жалко, что за свою храбрость и смекалку ему приходится так жестоко расплачиваться, — сочувственно глянула на Еву Маша.

— Карина догадывается о том, что я попытаюсь спасти Филиппа, — призналась Ева. — И велела слугам смотреть в оба.

— И ты, ведая о том, что враги готовят тебе западню, чтобы захватить в плен, держать взаперти, запугивать и даже мучить, намереваешься одна и без оружия продолжать путь? Ты, надеюсь, помнишь о том, что твоим спутникам идти с тобой дальше нельзя?

Ева вздрогнула, ибо вопрос задала белая волчица. Поскольку ее речевой аппарат не предназначался для воспроизведения звуков человеческой речи, она общалась мысленно. Почему, интересно, Нелюб так не умел? Хотя от напоминания в ней пробудились все страхи, а горячая похлебка встала посреди пищевода, застыв ледяным комом, Ева постаралась взять себя в руки.

— Ну я же уже почти дошла, — умоляюще глянула она на прародительницу, опасаясь, что та велит ей поворачивать обратно. — Как-нибудь выпутаюсь. Кроме меня ведь никто не может вызволить Филиппа. Хотя оружие мне бы, наверное, не помешало.

— У тебя оно есть, — величаво кивнула, видимо, удовлетворенная ее ответом волчица. — Когда дойдешь до бездны отчаяния, перо в твоих руках превратится в огненный меч. А что до застав, то их миновать тебе поможет моя правнучка.

— Ну что, внученька! Помнишь еще, чему я тебя учил, или, живя среди людей, все ведовство мое растеряла?

В человеческом облике Серый Волк оказался кряжистым мужчиной средних лет с пепельными, умело скрывавшими седину волосами, достаточно крупным, чутким, как у волка, носом и зелеными глазами, смотревшими с доброй хитрецой.

— Да как я забуду, дедушка? Обижаешь! — слегка стушевалась Ксюша. — Твои уроки — это не лекции по органике, их разве забудешь? При полной луне мне и в людском мире твою науку проверить нетрудно, а здесь, думаю, даже в новолуние на что-то сгожусь.

— Ну, до новолуния пока еще далеко, — легонько стукнув ее указательным пальцем по носу, улыбнулся Серый Волк. — Но и полнолуние миновало. Поэтому прими мои амулеты.

Он принес три золотые фигурки, что-то над ними пошептал, а потом снова обернулся хищником, на прощание благословляя внучку и передавая приветы сыну и невестке. Пара экологов, родители Ксюши, живя среди людей, днем работали в лаборатории, а ночью несли дозор на улицах столицы и Подмосковья, выслеживая выползней из Нави и прочую нечисть. Об этом, как и о том, как дед нашел в людском мире избранницу и ушел из стаи, дав начало новой ветви дозорных, Ксюша рассказала между последними приготовлениями и наставлениями, пообещав подробности раскрыть по возвращении.

Ева уже знала, что остаток пути ей предстоит проделать практически одной, но под наблюдением Ксюши, и это вселяло хоть какую-то надежду.

«На пути до терема тебе встретятся три заставы, — объясняла Белая волчица. — Мимо них не проходи, пока не убедишься, что дозорных на посту нет».

— Да куда ж они денутся? — всполошилась Ева. — Разве охране можно оставлять службу?

«Конечно, нельзя, — согласилась волчица. — Но душегубы и лиходеи, которых Карина вызволила из Нави в обмен на верную службу, на золото уж очень падки, а когда его много, просто могут голову потерять».

— А где ж я возьму золото? — не поняла Ева.

«Оно всегда с тобой, — по-собачьи улыбнулась Волчица, и в ее янтарных глазах заплясали веселые искры. — Это твои друзья и любимый, а еще — горячее сердце, которое никаким ведьмам не отнять. Что же до коварного металла, то моей правнучке его дядька Полоз одолжит на время. Для отвода глаз много и не требуется. Нам же не купола золотить, а только шкурку покрасить».

О какой шкурке она вела речь, Ева спросить постеснялась, хорошо, Ксюша, необычно разговорчивая в последнее время, изменив своему правилу держать все в секрете, пояснила:

— Я трижды обращусь: сначала свинкой-золотой щетинкой, потом златорунной овцой, затем златорогой коровой.

— Тебе, я думаю, пойдет, — не утерпел, съехидничал Лева.

Они с Машей оставались в волчьей пещере ждать новостей, и очень переживали из-за того, что дальше им идти не велено.

— Ну, может быть, я хотя бы медведем буду рядом бродить? — сомневался Лева.

— Мы и так уже из-за всадников засветились до того, что Карина нас всех в гости ждет! — строго глянула на него Ксюша.

— Ну это мы ей, если что, обеспечим, — перебирая амулеты пообещал Лева.

— Лучше Баську с нами отправь, чтобы связь держать было удобно, — посоветовала ему Ксюша, проверяя заметно полегчавший рюкзак подруги.

Спальник, палатку и часть мелочей Ева оставляла на попечение Левы и Маши в волчьем логове, поскольку, если все пойдет по плану, уже вечером ей предстояла ночевка где-то под кровом Карины, рядом с Филиппом или нет, как уж получится. Да и котелок она не брала, оставив только алюминиевую кружку, ложку и небольшой запас воды и сухарей.

Помимо смены белья, дежурного свитера, запасных джинсов и пары обуви в рюкзаке оставались только подаренное Таисией серебряное донце-золотое веретенце, бабушкины пяльцы и зеркальце Водяного. Осторожно проложенные берестой высушенные стебли разрыв-травы и прыг-травы лежали на дне вместе с водой из одолень-ключа, замаскированной под аптечку. Телефон Ева отдала Леве и Маше, а заветный кулон-флешку унес куда-то Нелюб, и о нынешнем местонахождении подарка, как и о судьбе бедового кота, она ничего не знала.

Прародительница навела еще один слой морока, чтобы кикиморы не учуяли теплую человеческую кровь.

«Когда придешь к терему, скажешь, что жила в Чертогах предков, где-нибудь в Красной слободе, но злая мачеха послала тебя принести огоньку», — продолжала наставления Волчица.

— А ничего, что она одета иначе? — критически оглядев Еву, засомневалась Маша. — В Красной слободе носят костюм начала, в крайнем случае середины двадцатого века.

Хотя Ева в тех краях не бывала, она знала от спутников, что в Чертогах предков люди придерживаются уклада, к которому привыкли во время земной жизни. Та же Красная слобода там соседствует с барочной Аркадской волостью и древнерусским Ярилиным городищем, а где-то в Золотом царстве находятся Туонела и легендарный Аркаим.

— Думаешь, кикиморы приглядываться будут? — нахмурилась Ксюша.

— Ну, ваша Елань, насколько я поняла, девица модная, не говоря уже о самой Карине.

Ева опустила пониже исцельницу, чтобы та закрыла джинсы, сменила ветровку на нейтральный растянутый свитер и повязала волосы платком, как будто спасалась от гнуса или собиралась в паломничество. Маша удовлетворенно кивнула. Ева глянула на себя в зеркало и тоже осталась удовлетворена результатом маскировки. Для колхозницы из середины шестидесятых вроде бы сойдет. Не хотелось в таком непрезентабельном виде перед Филиппом представать, но светиться перед Кариной и ее служанками не стоило. Если сокол будет смотреть сердцем, наверняка узнает. Только бы его увидеть и проклятый осколок отыскать.

Об этом же говорили и Маша с Левой.

— Ты его, бедного, только вызволи, а выбраться из терема мы уж как-нибудь поможем. Не впервой, — обещала ей Маша, все еще сожалевшая, что не захватила завалящего сарафана из числа списанных из гардероба ансамбля.

— На рожон не лезь, но и не позволяй кикиморам себя одурачить, — напутствовал Лева, в чьих устах после медвежьего обличья слова про рогатину звучали не совсем метафорично.

«Голосов леса не слушай, морокам не верь! — напоследок напутствовала ее Волчица. — Иди вперед, не оглядывайся, какие бы ужасы тебе ни мерещились».