И все же снадобья, которые принесли с собой кикиморы, оказали на бедного пленника благотворное действие. Раны его перестали кровоточить и начали затягиваться, через какое-то время он заворочался, пытаясь повернуться набок, и слабо застонал, по привычке кусая и без того опухшую губу, к которой заботливая рука уже подносила чашку хотелось надеяться, что с лекарством, а не дурманом или ядом.

— Выпей тебе станет легче!

Если бы Ева не видела преображение Карины, она бы точно решила, что сходит с ума или путешествует по волнам сна вне своего тела. Настолько похожим выглядел ее двойник.

Карина провела по волосам пленника, вынимая оттуда не сказочный гребень, но тот самый осколок. Филипп сразу же открыл глаза, и лицо его озарила счастливая улыбка.

— Ева, откуда ты здесь?

— Я пришла, чтобы вытащить тебя! — Евиным голосом проговорила Карина.

«Нет, не верь ей! Она обманывает тебя!»» — Ева хотела закричать, но не могла проронить ни звука, словно из горла вырвали связки и зашили рот.

— Сейчас тебе станет легче, и я выведу тебя отсюда, — напоив Филиппа неведомым зельем, участливо проговорила Карина. — А потом ты отдашь мне наковальню, и я ее спрячу так надежно, что никто не отыщет.

Поскольку на измученном лице Филиппа промелькнула тень недоверия, Карина, видимо, осознав, что слишком круто завернула и сморозила лишнее, поспешила исправить ситуацию, припав к искусанным губам бедного сокола поцелуем, и тот, ничего не заподозрив, ответил.

Ева почувствовала, что теперь ее свежуют заживо, растягивают на дыбе и жгут на железной решетке. Почему она и в самом деле не обрела лебединых крыльев, чтобы долететь до постылого терема в один миг. Неужели сейчас все рухнет, и восторжествует ложь? Папа рассказывал, что, сменив кнут на пряник, ломали даже бывалых разведчиков, а Филипп не имел соответствующей подготовки. И все-таки он пытался происходящее как-то осмыслить.

— Так что ты говорила про наковальню? — переспросил он, приподнявшись на постели и перебирая волосы лже-Евы.

— Это, конечно, очень важно, но может подождать, — играя голосом, отозвалась Карина. — Сейчас нам главное выбраться.

Впрочем, уходить она никуда не торопилась, продолжив ласкать совершенно сбитого с толку Филиппа. Бедняга, конечно, не ожидал такого напора и не имел сил, чтобы рассуждать достаточно здраво, распознав подвох. Его даже не смутило то, что избранница явно одета не в дорогу, а для спальни. Под кружевной пеньюар она не надела даже белья.

И в тот момент, когда Карина, по-хозяйски оседлав бедра пленника, снова завела разговор про наковальню, у изголовья мелькнула черная тень. Ева почти без удивления признала Нелюба. Нос Филиппа обмахнул пушистый наглый хвост, а через миг когтистая кошачья лапа впилась в плечо Карины.

От неожиданности ведьма вскрикнула, вновь становясь сама собой, а Филипп чихнул, стряхивая морок, и брезгливо утираясь. Сбросив «наездницу» и скатившись как был нагишом с постели, он рванулся было к двери, вслед за испарившимся, словно тень Нелюбом, но путь ему преградили Скипер и Никита. Бычара в момент скрутил ослабленного пытками пленника, а водитель и по совместительству любовник хозяйки мстительно ударил под дых. Карина, подоспела, вонзая прямо в темя осколок зеркала, после чего Филипп безвольно обмяк.

— Кто пустил в терем эту наглую тварь? — бушевала она, приподнимая покрывало и заглядывая под кровать, так ничего и не обнаружив. — Найти, изловить и утопить! А этого ощипанного воробья бросить обратно в темницу и не давать ни пищи, ни воды до особого распоряжения.

Глава 18. Переярка

Ева проснулась в растрепанных чувствах. С одной стороны, Нелюб помог ее любимому противостоять чарам коварной злодейки. С другой, мстительная Карина ведь придумает новые мытарства. И почему в самом деле нельзя перенестись одним махом в ее терем?

— Если не останется иного выхода, мы так и поступим, — заверил Еву Лева. — Но пока Филипп держится, попробуем следовать намеченному плану, поскольку открытое противостояние может стоить ему жизни.

— Дочь Хозяина Нави хитра и жалости не знает, и вызволить ее пленника будет непросто. Тут надо действовать не силой, а хитростью, — поддержал Леву Водяной, наблюдая, как его дочери собирают для гостей на берегу озера завтрак.

В свой подводный терем он приглашать не стал, позволив поставить палатку на берегу, и Ева была этому, пожалуй, рада. Ей вполне хватило впечатлений и от пляски над озерной гладью.

— Мне бы только в темницу пробраться и осколок этот проклятый вытащить, — всхлипнула она, вспоминая безвольно обмякшее под влиянием злого колдовства тело Филиппа.

— В этом перо заветное поможет, — кивнул Водяной. — Как доберешься до терема, в служанки к Ведьме наймешься. Знакомая тебе Елань и другие кикиморы девки ленивые да неряшливые. Лишний раз за тряпку и метлу не возьмутся, поэтому помощнице обрадуются. Но ты уж не чинись, и от работы не отлынивай. Вечером, как закончишь, достанешь прялку, а если не поможет, то и пяльцы, которые тебе Таисия и твоя бабушка дали. Будут приставать сменяться, никаких их даров не бери, требуй разрешения провести ночь с Филиппом. Если с первого и второго раза способ вытащить осколок не отыщешь, пустишь в дело мой дар, — добавил он, протягивая небольшое зеркальце в серебряной раме, в котором вместо похожего на огромную лягушку старичка отражался добрый молодец. — Самое то, чтобы тщеславие кикимор тешить.

— Но ведь для окружающих они все равно останутся уродливыми, — засомневалась в ценности этого архаичного волшебного аналога фотошопа Ева.

— А им это не важно, — улыбнулся Водяной. — Они и сами в наведении морока горазды. Елань, сцыкушка, вон у вас, помнится, ходила в первых красавицах класса. Но для этого им требуется человеческая кровь.

А как же Карина? — забеспокоилась Ева. — Она же сразу меня признает. Да и Танечка, в смысле, Елань тоже.

— А для чего, спрашивается, мы с Таисией ворожили, чары накладывали? — с легкой обидой напомнил Еве Водяной. — К тому же когда ты придешь, Карины в тереме не будет.

— Да куда же она денется? — по-простому удивилась Ева.

— А вот это уже дело Кудесника, Горыныча и двух моих зятьев, — улыбнулся Водяной. — Они уж постараются, что дочери Хозяина Нави на тот момент будет не до пленника. Особенно если жених переярки со товарищи подключатся.

Ева принялась благодарить Хозяина вод за подарок, но тот ее остановил:

— За тебя, детонька, Кудесник и дочь моя, Даждьроса, просили, — проникновенно глянул на нее он. — Но я бы и без их ходатайств тебе отплатил бы добром за то, что ты Лане помогла вернуться, — указал он на гуляющую по берегу Василисину мать. — Об остальном бабка твоей подруги расскажет, — улыбнулся он на прощание, с громким плеском бултыхнувшись в озеро.

Хотя при разговоре он вроде бы дышал воздухом, на шее возле ушей виднелись жаберные щели.

— Если все гладко пойдет, после Петрова дня увидимся, — сердечно обняла Еву Василиса.

— Нам бы самим к этому времени вернуться, — озабоченно проговорила себе под нос Ксюша. — Когда луна обновится, от меня уже будет мало толка!

Интересно, у нее когда-нибудь совесть проснется рассказать подруге, кто она такая, или так и будет хитро щуриться, погладывая с превосходством? А что если она ждет встречного вопроса? Может быть, все-таки стоит попробовать?

— А почему и Водяной и Таисия называют тебя переяркой? — собравшись с духом, задала Ева вопрос, который сочла наименее бестактным.

Ксюша глянула на нее с интересом, провела по волосам, поправляя дреды, почесала нос, а потом спокойно изрекла.

— Так потому, что мы с Кириллом еще не поженились, я же, если ты помнишь, как и ты, с родителями живу, как годовалая волчица, помогающая матери присматривать за малыми.

И больше никаких пояснений: кто она, откуда, как попала в средний мир, только ли род ведет от волков или обращается, и, если так, то, когда и насколько сильно влияет на нее полнолуние? Ева понимала, что обижаться глупо: и Ксюша, и Лева с Машей отправились в этот непростой путь ради нее, вернее, для спасения Филиппа. Если Ксюша идет с ними, значит, в этом есть какой-то смысл, в свое время Ева узнает.