— Ерунда. Уверяю тебя, больше вести дневник я не намерен, а там осталось немало чистых листов. Кстати, можешь почитать на досуге, почерпнешь множество мудростей. Ещё бы хорошо было сходить на мою квартиру, забрать кое-какие конспекты лекций. Было бы полезно. Да, пожалуй, так и сделаешь.

— А вы сами не можете? — спросила я. Не очень-то хотелось рыться в вещах покойного.

— Нет, я не покидаю библиотеку.

— Почему, не можете?

— Не хочу. Хватит разговоров. Открывай учебник на странице триста девяносто четыре и выполняй задания.

Я нашла нужное место и присвистнула. Вопросов было не меньше сотни, и половину из них я даже прочитать не могла, вернее, перевести.

— Но я не могу, я не знаю всего этого.

— Это тест, — снисходительно пояснил призрак. — Я определю уровень твоих начальных знаний и составлю план учёбы.

— Хорошо, — кивнула я и принялась за вопросы.

Ответы так и пришлось писать в ежедневнике профессора. Первые задания были разобрать слова по составу, вставить пропущенные буквы, подобрать однокоренные. Что-то я знала, а что-то отвечала наугад. Потом пошло что-то по теории: про предмет науки словесности, разделы, виды текстов. Я пыталась что-то писать, проводя аналогии с земными знаниями, потому что в основном до этого на такие темы даже не задумывалась. По счастью, призрак отлетел в сторону и не пытался заглядывать в то, что я пишу. Иногда вдалеке мелькала в проходах голова кого-нибудь из библиотекарей или Верта. Увидев, что я прилежно корплю над учебником, они быстро уходили.

Просидела я часа два, не меньше. Когда всё сделала, поднялась из-за стола и с удовольствием потянулась.

— Всё? — призрак подлетел к столу и принялся изучать ответы. По мере чтения его лицо всё больше и больше вытягивалось, под конец он смерил меня жалостливым взглядом. — Как ты до своих лет-то дожила со своим уровнем знаний? Ты уверена, что хочешь в Академии учиться? Ещё не поздно пойти в прачки.

— Ну, знаете ли! — возмутилась я. — У меня нормальный уровень знаний! Я говорила, что я иностранка!

— Коли так, из какой страны ты приехала?

— Я? С севера! Да не важно.

— Действительно, не важно. Это всё тлен… Что ж, можешь идти, жду тебя завтра к… так, с утра у тебя лекции, значит, к двум часам. А пока я проанализирую твои ответы и составлю план занятий. Индивидуальных, между прочим! До репетиторства я ещё никогда не опускался, цени!

— Да, спасибо!

Я пошла было к выходу, не веря, что он меня действительно отпускает, и спохватилась.

— Профессор, а вы поможете навести порядок?

— Я?

— Ну…

— Не нукай! Отвратительная манера! — мгновенно разъярился он. Хорошо, что у него нет розг.

— Я хотела сказать, вы же устроили этот кавардак — было бы неплохо вернуть всё по местам.

— Хорошо. Иди приберись, только не копайся долго, библиотека скоро закрывается.

— Я? — Я ахнула от такой наглости. — Я должна прибираться?

— Ну а кто же? К сожалению, местный персонал отвратительный, посмотри в каком запустении мой отдел! Пыль, паутина, кристаллы не горят. Возмутительно!

— Да вы с ума сошли! Одной мне всё не прибрать, я шкаф сдвинуть с места не смогу. А книги! Я же не знаю, в каком порядке они стояли. Да меня эта лердейса Герзотта просто прибьёт!

— Вот и я о чём! Был бы я ректором, давно разогнал этих бездельников и лентяев. Ладно, студентка, иди, свободна! Не опаздывай завтра!

И он с крайне занятым видом пролетел куда-то через шкаф. А мне предстояло идти к злой библиотекарше и признаваться, что призрак уборкой заниматься не желает.

Медленно я поплелась назад.

В читальном зале было на порядок оживлённее, чем у меня в разделе словестности. Неожиданно так оказалось множество студентов. Несколько старшекурсников под руководством профессора Селдевана с помощью левитации и телекинеза расставляли по местам мебель. Лерейд Мелк подсказывал, как всё было. Лердейса Герзотта контролировала другую группу студентов, которые вручную разбирали книжные завалы. Среди них был и Верт.

— Что тут происходит? — негромко спросила я у него.

— Уборка. Сняли несколько групп с лекций, тем, кто мебель двигают, сказали, что это вместо зачёта, в полевых условиях, так сказать. А книги уже добровольцы разбирают, но им тоже пообещали баллы репутации за участие в общественной жизни.

— Ну и где Воклеоншип? — спросила библиотекарша. — Вы не привели его?

— Я хотела, — ответила я, готовясь к её негодованию. — Я ему сказала, что его ждут на уборке, но он не пришёл. Сказал, что будет готовится к лекции.

— Признаюсь, я была бы удивлена, если бы он стал убираться, — спокойно ответила библиотекарша.

— Я вам тоже помогу!

— Нет, сначала идите к ректору, он вас ждёт.

С неохотой я пошла в ректорат, чувствовала, что разговор мне не понравиться. Казалось бы, я не сделала ничего плохого, а такой получился результат.

Глава 46

Секретаря в предбаннике уже не было. Я робко постучалась в двустворчатую деревянную дверь, и она резко распахнулась, я еле успела отскочить.

— А, это вы? — спросил ректор и, дождавшись, пока я войду, взмахнув рукой, магически заставил дверь закрыться. — Ну как, позанимались?

Он встал из-за стола и подошёл ко мне.

— Да.

— Садитесь, — указал на кресло.

Я скромно села, расправила юбку на коленях, смахнула клочок паутины, прицепившейся к подолу. Наверное, где-то в библиотеке собрала, пока по баррикадам лазила.

— Как к вам относиться профессор Воклеоншип?

Я вздернула голову.

— Не могу сказать, чтобы я была довольна его отношением. Он меня обзывал, он гонял меня по всей библиотеке, пугал! — Я заводилась всё больше и больше. — Высмеивал меня, обзывал словами, которые я не понимаю, командовал, грубил! Это неслыханно! Это непрофессионально так вести себя преподавателю по отношению к студенту!

Ректор выслушал меня, кивая.

— Вы правы в своём возмущении, но и в защиту профессора у меня есть несколько слов. Он очень хороший специалист в своей области, но в силу своего характера много конфликтовал с коллегами и не смог продвинуться в научной карьере. Это ещё больше портило его характер. Замкнутый круг. Он был человеком старой закалки и подход к студентам имел соответствующий: за людей не считал. Сейчас мы уже используем другие приёмы в обучении, можно сказать, пряник, а раньше это был преимущественно кнут. С годами профессор Воклеоншип становился всё склочнее и раздражительнее, что уже начало сказываться на учебном процессе. К своему стыду, признаю, что я допускал это и на многое закрывал глаза, но делал это исключительно потому, что предмет словесности не относится к основным учебным дисциплинам, а само противостояние с профессором, оно, скажем так, обучало студентов преодолевать трудности, закаляло стресоустойчивость, подготавливало студентов ко встрече со злом, так сказать. После лекций по словесности бороться с чудовищами было уже не так страшно.

Я быстро взглянула на него: шутит или говорит серьёзно? Но лицу ректора было непонятно.

— Опять же, повторюсь, профессор был прекрасный специалист по словесности. Писал научные работы, то, что он здесь работал, было честью для нас. Но внезапно он скончался.

— Простите, что перебиваю, а каковы причины смерти профессора?

— Остановка сердца.

— Он болел?

— Он ни на что конкретно не жаловался, но любил кричать, что эти безмозглые студенты его до могилы доведут. Он был человеком шестидесяти четырёх лет с очень раздражительным складом характера. И у него не было супруги, которая следила бы за его здоровьем, направляла бы его вовремя к лекарям. То есть смерть его, хоть и была внезапна, но не необычна. Так, о чем я говорил? Мы предприняли, все что положено в таких случаях, проводили его со всеми полагающимися почестями. У профессора не было семьи, только очень дальние родственники на юге, и все печальные обязанности Академия взяла на себя. Каково же было наше удивление, когда лердейса Герзотта спустя неделю обнаружила профессора, работающего на своём обычном месте. Только бесплотным духом. А профессор ей ещё и нагрубил, когда она начала кричать. В общем, я чудом уговорил лердейсу Герзотту не увольняться. Но мы не представляли, что с ним делать. Опять же, вся эта ситуация со срывом лекций, с тем, что он никого не пускает в свою секцию, мешает студентам заниматься… Со всем этим надо что-то делать, надо помочь профессору. Если его душа осталась с нами, значит, у него есть какое-то незавершённое дело, и надо помочь его решить.