И вообще, где мой фамильяр? У всех приличных героинь, стоило им только перешагнуть порог магического мира, сразу же появлялся чудесный магический помощник: говорящий кот, стеклянный дракон или призрак в зеркале. Я тут уже, наверное, третий час хожу, даже проголодаться успела, а всё никаких драконов. Что это за мир-то такой?

Размышляя обо всём этом, я шла вперёд. Лес становился всё гуще, темнее и непроходимей. Наверное, я изначально выбрала неверное направление: идти становилось всё сложнее, иногда приходилось продираться сквозь кустарники, перелезать через упавшие бревна. Я надеялась, что в этом мире нет энцефалитных клещей. Когда услышала звериный вой, поняла, что лучше надеяться, чтобы волки, обитающие здесь, оказались травоядными.

Я резко повернула в противоположную от воя сторону и прибавила шагу. Какое-то время спустя, впереди стали слышаться непонятные размеренные стуки. Я остановилась, прислушиваясь, становилось страшно. Там что-то определённо происходило, но я никак не могла понять, что именно. Решила всё равно идти туда, вдруг там люди. Стук становился громче, кажется, даже раздавались человеческие голоса. Впереди показался просвет между деревьями, и я в нетерпении побежала вперёд, выскочила на поляну, услышала треск, скрип, крики, и на меня упало дерево. Вернее, тяжелый ствол буквально завис в воздухе в метре надо мной. Я завизжала. Ствол отлетел в сторону и упал в паре шагов от меня, накрыв листвой.

Тут ко мне подбежали мужчины, все здоровые, высокие, что называется, косая сажень в плечах, с ярко-синими и зелёными волосами. Ещё у некоторых из них были бороды в цвет волосам.

Эти цветные волосы меня и добили, я остолбенела и потеряла дар речи. Мужчины принялись вытаскивать меня из листвы, что-то кричали, спрашивали, дергали за руки и ноги, видимо, проверяя, цела ли я. Я в ответ могла только стоять, уставившись на них, и мычать. Они озадаченно посмотрели на меня.

— Ку мазо лавака? Но гиторо но липаго? Като порэ медока? — спросил один. Я вытаращила на него глаза. Он продолжил, но уже ласковее: — Ту бадиро? Ку то тавако?

— Бажина! Тало та дорико, му ни чава? — воскликнул другой, и они переглянулись. А я застонала от огорчения. Похоже, при переходе в этот магический мир мне не достался скил понимания местной речи.

Услышав мой стон, мужчина подошёл ко мне и подхватил на руки словно пушинку. Здорово, значит врут весы, диета мне пока не нужна.

— Шакоре. Ду по идона.

Он усадил меня на край повозки, наполовину груженной поленьями, что стояла неподалёку. Похоже, мужики были дровосеками. Я молча сидела и смотрела на них, они на меня. Их было пятеро, лет тридцати-сорока на вид, только один гораздо моложе остальных, лет двадцати. Трое с изумрудно-зелеными волосами и бородами, а двое с кобальтово-синими. Я на их фоне со своими темно-русыми выглядела, скажем честно, невзрачно, хотя была девушкой довольно-таки симпатичной.

— Га дарикона? — спросили меня. Я пожала плечами. Мужчина вздохнул. Тут в животе у меня заурчало, я смущенно прикрыла его руками.

— Го рудука, па тукчи моле, — один из мужчин отошёл и быстро вернулся с холщовым мешочком и флягой, расстелил на повозке рядом со мной полотенце и выложил на него бледно-зелёную булку, что-то похожее на сыр, только нежно-сиреневый, протянул мне флягу. В ней оказалась густая розовая жидкость, похожая на кисель. Свежим хлебом пахло так аппетитно, что я не выдержала, рискнула попробовать. Сыр действительно был сыром, мужчина нарезал его здоровенным ножом на ломтики. Я с аппетитом ела, а они разглядывали на меня, особенно внимательно смотрели на мои ноги в носках, и переговаривались. Потом один из них посмотрел на небо:

— Гота дира.

Они вздохнули. Потом один хлопнул себя по лбу.

— Стёфа тужи радо могле.

— Ба! Стёфа, Стёфа! — подхватили остальные.

И самому молодому сказали, показывая куда-то в сторону леса.

— Ку тирока. Тан мазове галдорин бока Стёфа.

Тот кивнул. Мужики отошли от меня на другой край поляны, принялись рубить другое дерево, нервно на меня оборачивались. Видать, боялись, что я снова брошусь под падающее дерево. Молодой парень остался рядом и с интересом разглядывал мои штаны. Когда всё я доела, взял меня за локоть и помог слезть.

— Томик, — сказал он, указывая на себя. Это его так зовут, понятно.

— Мария, — ответила, указывая пальцем на себя.

Он удивился и крикнул мужикам:

— Та но дорико, та Мария!

— Ба! Маришка! — они помахали ей. — Мазове бокан Стёфа эт ду домега, гота дира!

Томик потащил меня за локоть в сторону леса, пришлось идти за ним, а что мне оставалось делать?

Шли с полчаса, я уже, если честно, начала уставать, и носки то и дело прокалывали какие-то острые веточки, больно было наступать.

Вскоре мы вышли на симпатичную цветочную полянку, в центре которой стояла небольшая избушка. Рядом с нею были сооружены навесы, под которыми висели пучки трав.

— Стёфа, Стёфа, ду тирэ!

Одно из окон распахнулась, и из него выглянула приятной наружности пожилая женщина. С волосами персиково-розового цвета.

— Томик! Тото мирэ!

— Тото мирэ, Стёфа! — Томик выпустил руку и подбежал к окошку, принялся что-то шептать женщине, указывая пальцем на меня. Женщина нахмурилась, отошла от окна.

Минуту спустя она вышла из дома, подошла ко мне, принялась разглядывать со всех сторон.

— Ку то тавако?

Что-то такое я уже слышала. На самом деле, у меня отличные способности к иностранным языкам, я учила английский и немного итальянский, одно время даже хотела поступать в иняз, но меня больше привлёк маркетинг.

— Та Мария. Маришка, — представил меня Томик.

— Стёфа, — сказала женщина, указывая на себя.

— Здравствуйте, очень приятно, — вежливо ответила я.

Томик так забавно вытаращил глаза, что я чуть было не рассмеялась, а Стёфа очень задумчиво посмотрела.

— Па, Томик, та мина бокан, — наконец, сказала она. — Ко валеда бора, мана дока волету би нока дора.

— Дада рока, Стёфа. Па ду домега, кода радово.

— Мирэ тото!

— Мирэ тото! — воскликнул Томик и побежал назад в лес, помахав на прощанье ручкой.

А я что, здесь остаюсь? Блин, а в каких-нибудь фэнтези такое было, чтобы героиню из рук в руки передавали, как овцу на верёвочке? Я покопалась в памяти. Вроде и такое было. Иногда даже на невольничьих рынках продают, но это уже немного другой жанр.

— Маришка, — позвала меня женщина. Она ласково посмотрела на меня, взяла за локоток и куда-то повела за дом. Вроде бы не злая, но всё равно я почувствовала свою беспомощность в этой ситуации. Мне пришлось положиться на добропорядочность совершенно незнакомых людей.

За домом она показала небольшой огород с растениями всех цветов радуги, кустарники с ягодами, прибитый к стволу дерева рукомойник, сарай, в котором также висели пучки трав, другой домик, используемый, похоже для мытья и стирки и заветный третий домик с дыркой в полу. Одним словом, у неё оказалась не просто избушка, а целое хозяйство. Стёфа попутно указывала мне на разные предметы и называла их. «Медока» — это дерево, «гарито»- плоды на нем, похожие по форме на груши, только синие. «Бокан» — дом, «нето» — дверь, «ироно»- окно. Мы обошли так всё, а потом она велела вымыть мне руки. Мыло было совсем другим, не пенилось как наше, но руки после него скрипели от чистоты.

Зашли в дом, Стёфа усадила меня на лавку за стол, налила в глубокую тарелку из котла, видящего в камине, густую похлебку, дала ещё зеленоватого хлеба. Надеюсь, такой цвет ему придавала не плесень.

— «Бора», «моле», «галуха», — произносила она, указывая то на один, то на другой предмет.

Я покивала в знак того, что запомнила, и принялась за кушанье, попутно осматривая домик. Мы расположились в небольшой кухоньке. Здесь так же, как и везде у Стёфы висели веники из трав, делая воздух невероятно ароматным. В одной стене красной занавесочкой был прикрыт проход в комнату. Сама Стёфа возилась у плиты, которую явно нужно было топить дровами. Она подогревала большой чайник, мешала травки в маленьком и заваривала их. Когда я доела похлебку, она поставила передо мной чашку и тарелочку с маленькими салатовыми баранками.