Аня прижалась к нему всем телом и, став на носочки, обхватила ладонями его лицо. В следующий миг ее губы соприкоснулись с его устами. Их губы сливались воедино, и счет во времени был потерян, будто бы здесь, в этом коридоре, не было никого, кроме них. Они теряли себя, и Николай ощутил, как горит в огне собственных чувств. Пламя любви становилось все обширнее и обширнее. Он горел до тех пор, пока пепел не рассыпался, точнее, пока Аня не прервала поцелуй.

— Это значит «да»? — первоочередно сорвалось с его уст, расплывшихся в улыбке.

Переживания о тендере отошли на задний план, когда ее тонкие пальцы пробежались по скуле и нарисовали полумесяц. Так нежно она касалась его тонкой кожи и так искренне смотрела ему в глаза, будто в этой синеве восходило ее солнце.

— Спрашивай меня хоть бесконечное количество раз, ответ всегда будет «да», — ответила Аня и обняла Колю за спину, прижавшись головой в его груди.

Николай ощутил, как его душа обрела покой. Все, что ему было нужно, — это Аня. А она была рядом. Он склонил над ней голову, будучи выше ее, и носом зарылся в ее волосы. Губы оставили легкий поцелуй на макушке. Ему не хотелось ничего говорить, да и не нужно было более задавать вопросы: ее ответ его устроил.

Тем временем оскал Морозова стерся, а на лице повисла гримаса ревности и негодования. Громко постукивая лакированными туфлями, он подошел к ним и задел Колю плечом. Николай перевел на него непонимающий взор.

— Не стоит посягать на то, что принадлежит только мне, — выпалил Морозов, искоса поглядывая на Аню. Он не позволил задать лишних вопросов и, оставив Николая в недоумении, удалился вместе со своим помощником.

— Как тендер? — с некоторой надеждой в голосе спросила Аня. Она старалась сохранить спокойствие, но все ее существо дрожало от испуга после слов Морозова.

— Отец проиграл его.

— И что это значит?

— Боюсь, тебе придется переехать ко мне, чтобы я мог тебя защитить. Для отца проигрыш означает начало войны с Морозовым. Оба способны на что угодно.

Последняя капля веры в лучшее испарилась в тот миг, когда Николай сообщил о фиаско отца. Значит, Вадим будет в городе до момента завершения проекта.

— Но… — попыталась возразить она.

— Не волнуйся, ты поживешь в гостевой комнате. Наш дом под постоянным наблюдением, поэтому тебе ничего не будет грозить. На лед будем ездить вместе. Отныне куда ты, туда и я, — не выпуская ее из объятий, твердил Николай.

— Как же я сообщу об этом Феде? Боюсь, он придет в ярость.

— Я сам с ним поговорю и все объясню. Тебе не стоит волноваться на этот счет.

— А отец? — Аня подняла на него глаза.

— Ему придется смириться с моим выбором. Теперь ты под моей защитой, — Коля провел рукой по ее волосам, переходя на шею. Прислонившись к уху, он прошептал: — Наша любовь — до луны и обратно.

Мне не нужен мир, где нет тебя.

Там, где ты, мой дом.

— Может, стоит отложить разговор? — с ноткой беспокойства в голосе спросила Аня, когда черная мазерати притормозила у подъезда.

Николай повернул голову в ее сторону и, отстегнув ремень безопасности, накрыл ее ладонь. В ее глазах читался страх, и он не мог взять в толк, почему эта дружба сопровождается такими жесткими запретами. Он мог бы поставить себя на место Феди, чтобы понять его позицию, однако его собственничество и чрезмерная опека с запретами на общение не укладывались в его голове. Возможно, это была особая забота, ведь Николай так и не узнал, что именно их связывало, потому он спросил:

— Боишься его реакции?

— Немного. Ты не подумай, что он тиран. Просто в силу некоторых обстоятельств он сильно печется о моей безопасности, — оправдывалась Аня, не сбрасывая его ладонь.

Николай смолчал и одарил ее понимающим взглядом. Поцеловав ее руку, он открыл дверцу автомобиля.

— Пойдем.

Минуты в лифте тянулись мучительно долго. Кабина плавно поднималась вверх, на двенадцатый этаж, а тишина сдавливала виски подобно тискам. В воздухе витала тревога, и им не хотелось ею упиваться. Коля уставился на треугольную стрелку, подсвечиваемую красным цветом, и с облегчением выдохнул, когда загорелась цифра «12» и лифтовая кабина притормозила. Двери с писком открылись, и он огляделся по сторонам в поисках нужного направления: ему еще не доводилось бывать здесь.

— Направо, — подсказала Аня. — А затем прямо, до упора.

Прикоснувшись к звонку, Николай ощутил, как Аня, стоя у него за спиной, сжала его руку. Она знала, что Федя видит их через видеозвонок, и побаивалась его реакции. Хоть у нее в сумочке и валялась связка ключей от квартиры, заходить спонтанно с Николаем она не решалась.

— Все будет хорошо, — Коля постарался ее успокоить и в ответ сжал ее пальцы, ощутив тепло.

Входная дверь распахнулась — и на пороге вырос Федя в свободной футболке и спортивных штанах. Глаза опустились вниз и пристально посмотрели на переплетенные пальцы Ани и Коли. На его лице заиграли желваки, а мускулы напряглись. Он изо всех сил пытался сохранить самообладание и не наброситься на Литвинова на лестничной клетке, боясь изречений соседей. Прочистив горло, он вымолвил:

— Заходите.

Коля переступил порог первым, Аня шагнула за ним, прикрывая за собой входную дверь. Не прошло и минуты, как Федя схватил Николая за ворот куртки и прижал к стене. Стиснутые челюсти заскрипели, курчавая челка упала на лоб, а в зелено-голубых глазах застыло огненное пламя. Ярость, с которой он втискивал Колю в стену, напугала Аню. Подойдя к Феде, она положила руку на его плечо и жалобно, едва слышно, сказала:

— Отпусти, пожалуйста.

Но ее слова пролетели мимо его ушей. Он дернул плечом, чтобы сбросить ее руку. Аня сглотнула и сделала шаг назад. Нервы щекотали кожу, и она прикрыла рот ладонью, чтобы не расплакаться. Она не знала, как скоропалительно выйти из этой ситуации, и чувство безысходности давило на нее с невиданной силой. Взглянув на Николая, Аня увидела его спокойствие и улыбку на устах, хотя ворот куртки теснил его горло, перекрывая поток кислорода.

— Понимаю твой гнев. Он вполне оправдан, но думаю, нам стоит спокойно все обсудить, — даже не пытаясь вырваться из хватки, произнес Коля и перевел взор на Аню. — Наедине.

Федя закатил глаза и отпустил Колю.

— Побудь в своей комнате, пожалуйста, — сказал Ане Федя, указав рукой на дверь ее спальни. Сам же прошел в гостиную вслед за Литвиновым.

Хоть гостиная оказалась светлой и не очень просторной, в ней чувствовался комфорт, созданный умелой женской рукой. Белые стены были увешаны картинами разных размеров в стиле авангардизма, на журнальном столике стояли ваза с розами и пару подсвечников, рядом с которым лежал роман Джейн Эйр. Николай подошел к серому дивану, накрытому молочным пушистым пледом и усыпанному декоративными подушками, и остановился. Взор пал на куст монстеры, за которым пряталась граненая рамка с любительскими фотографиями, которую, как ему показалось в тот момент, не успели повесить на стену. Он хотел взглянуть, однако грубый бас Феди заставил его обернуться.

— Я же предупреждал тебя.

Коля не ступил шагу с места и провел пальцами по листьям монстеры. Срываться на вратаря команды не входило в его планы, хотя тон был непозволительно резким.

— Она сама сделала этот выбор. Ты не вправе решать судьбу другого человека.

— Она мне как сестра. Ты прекрасно это знаешь.

— Знаю, — бросил Коля и повернулся к Феде лицом. — Именно поэтому сейчас я здесь. Я не прячу голову в песок, как трусливый страус. Я умею брать ответственность за свои поступки.

Любимов ухмыльнулся.

— Ты считаешь, что совершил хороший поступок?

— Уж точно не согрешил. Я больше не сделаю ничего, что может ее огорчить. Можешь быть в этом уверен. Я хочу предоставить ей полную защиту, в которой она особенно нуждается сейчас.