Что мы знаем о финансовом управлении Капетингов за период с 1152 по 1201 г.? Самым древним счетом, который у нас сохранился, является общий счет доходов и расходов за время от дня всех святых 1202 г. до вознесения 1203 г. Было бы опасно принять его за бюджет, типичный для царствования Людовика VII и первые двадцать лет царствования Филиппа. Были, невидимому, важные финансовые peep о р мы в самом конце XII в., с другой стороны, в 1202–1203 гг. уже появляются некоторые доходы, собранные в завоеванных нормандских землях. Лучше нам использовать этот счет в одной из последующих глав. Для того периода, который нас сейчас занимает, мы располагаем лишь очень немногими документами[486]. Мы знаем, что прево вычитали из доходов, деньги, нужные для содержания крепостей и выплаты рент, пожалованных королем. Один из них, Жеро де Пуасси, за преступления по своей должности принужден был в 1186 г. заплатить огромный штраф (Ритор говорит, 11 000 марок серебра)[487] и был смещен. Именно в это время Филипп учредил бальи. В своем завещании он поручил шести горожанам Парижа и своему верному Петру Маршалу инкассировать его доходы, которые должны быть доставляемы в Париж в три срока: 1 октября, 2 февраля и в день Вознесения. Существовали также кассы для хранения наличных денег, которые Филипп устраивал для большей безопасности в разных местах[488]; одна такая касса была при нем в Фретевале в 1194 г., и он ее там лишился. Но настоящее казначейство) было в Тампле, в сундуках, ключи от которых были у тамплиера и у семи казначеев, у каждого по одному. Филипп выразил в Своем завещании желание, чтобы, если он умрет во время крестового похода, половина его казны была отложена «для нужд его сына», а другая роздана церквам и бедным для возмещения убытков, причиненных его войнами и взысканием налога. Отсюда мы видим, что он все еще смотрел на казну, как на свою личную собственность[489].
А между тем он хотел быть богатым только, для того, чтобы защищать корону. Он, без сомнения, жил просто, расходовал мало и широко пользовался правом постоя. К деньгам он был жаден только для того, чтобы на них строить замки на границах, сооружать военные машины, действие которых он очень ценил, и содержать солдат.
Феодальная военная повинность была ненадежной. Филипп предпочитал систему более верную[490]. Уже у Людовика VII были отряды наемников. Его сын в начале своего царствования пользовался брабантскими бродягами — наводившими страх грабителями, но храбрыми и стойкими воинами. Он учреждал также военные лены или денежные ренты, чтобы всегда иметь арбалетчиков и лучников. Но эти способы были недостаточны. Филипп, по-видимому, прибег к новшеству и возымел мысль систематически применять каролингский принцип военной повинности, которую обязаны нести разночинцы. И этим он также приближался к английским понятиям. Один английский хронист уверяет, что он издал указ, составленный по образцу «Ассизы о вооружении» 1181 г.[491] До нас этот указ не дошел, но мы можем составить о нем понятие, Филипп, конечно, никогда не претендовал на то, чтобы скопировать «Ассизу о вооружении». Генрих II был достаточно могуществен, чтобы принудить к военной повинности всех свободных своего королевства и чтобы восстановить — одновременно и каролингскую традицию и англо-саксонскую. Но король Франции мог обратиться и обращался только к зависящим от него аббатствам, к своим коммунам и в превотства своих доменов. Это и подтверждается «Prisée des sergeants» 1194 г. Каждый раз, когда это было необходимо, Филипп требовал от общин разночинцев и от церковных, список которых приводится в этой «prisée», или известный контингент «сержантов», которым они должны были платить жалованье, или взамен этого налог; отряды были (как в Нормандии и в Англии) кратные десяти или пяти; военную единицу составляли десять человек. Служба продолжалась три месяца. Пеший сержант получал каждый месяц один ливр жалованья, а, следовательно, налог равнялся трем ливрам, если предпочитали взамен выполнения повинности платить налог. Эта система позволяла Филиппу иметь в своем распоряжении в течение целого года две тысячи сержантов. Мы, таким образом, очень далеки от фантастических цифр, имеющихся в хрониках. Но в средние века войска и гарнизоны были очень невелики.
II
Союзники и противники
Мы неоднократно вскользь касались вопроса о том, в какой мере Людовик VII и его сын могли рассчитывать на поддержку духовенства, низших классов народа и знати как в пределах домена, так и вне его. Теперь следует основательно заняться этим вопросом.
Столкновения между королевской властью и духовенством, иногда очень острые в первые годы царствования Людовика VII[492], стали очень редки во второй половине XII в. Обычно между ними царило доброе согласие. Людовик VII — святой человек; он укрывает у себя обоих беглецов, Фому Бекета и Александра III, рискуя вызвать неудовольствие Генриха II и Фридриха Барбароссы. Филипп, правда, не без страха, решается идти сражаться в Святую Землю, а в начале своего царствования он допускает гонения на евреев и их сожжение[493]. Реформа церкви закончилась; принцип канонических выборов восторжествовал, однако право усмотрения осталось за королем и не оспаривалось[494]. Это очень ясно выражено в следующем пункте «Завещания» Филиппа:
«Если случится какой-нибудь кафедре королевского епископства или аббатства стать вакантной, мы желаем, чтобы каноники вакантной церкви и монахи вакантного монастыря предстали перед королевой и архиепископом (Вильгельмом Шампанским), как они предстали бы перед нами, и попросили у них свободных выборов, и мы хотим, чтобы те предоставили им их без возражений. Мы предупреждаем каноников и монахов, чтобы они выбирали такого человека, который был бы угоден богу и полезен для королевства»[495].
Сборники актов Людовика VII и Филиппа-Августа состоят большей частью из грамот, которыми король старается восстановить мир и порядок в церквах и аббатствах и в особенности защитить их от светских феодалов. Людовик VII и его преемник предпринимали серьезные военные экспедиции, в частности в Овернь, в Бургундию и в, Берри, чтобы наказать обидчиков церкви[496]. Благодаря дарованию грамот об особом покровительстве и заключению договоров о совладении (для совместного управления церковными землями) они становились патронами церквей, расположенных вне пределов домена. Епископы Лангра и Турнэ дошли в, этом отношении до конца: Людовик VII присоединил Лангр к короне в 1179 г.[497], а епископ Турнэ, выведенный из себя буйством горожан, отдал этот город вместе с сорока окружающими его деревнями Филиппу в 1187 г.[498] Это были очень пенные приобретения. Турнэ должен был в течение более чем трех столетий оставаться в составе королевского домена. Наконец, в курии духовенство было покорно и услужливо при условии, чтобы уважали его привилегии и его владения; оно поставляло монархии советников, администраторов, историографов, которые рассказывали о чудесах, совершенных в знак благоволения к королю. Когда Филипп развелся со своей второй женой без достаточных оснований, епископы и аббаты, собравшиеся на собор, проявили возмутительную снисходительность. Они были, писал сам Ригор, как собаки, отвыкшие лаять[499].
