В южных доменах, присоединенных в результате крестового похода против альбигойцев, и в землях, которые Альфонс де Пуатье унаследовал от своего тестя, графа Тулузского, злоупотребления были, конечно, гораздо значительнее. В графстве Тулузском уже существовали сенешалы во время независимости графов, и эти могущественные сеньоры дозволяли своим чиновникам грабить, сколько им вздумается: такова уж была традиция. Сенешалы и их наместники, вигье, назначенные. Людовиком VIII и Людовиком IX, были знатные люди или советники, явившиеся с севера. Им платили мало, и они находились слишком далеко от Парижа, чтобы за ними можно было наблюдать. Они усвоили себе дурные привычки. Их прево, которых называли «bailes», большей частью местные люди, были не лучше их. Прежние злоупотребления, от которых страдало население, теперь усугублялись преследованием еретиков, придававшим видимость законности захватам, а также яростью, с которой люди короля стремились уничтожить сеньориальные и городские привилегии, даже вне пределов домена и даже королевства. Под предлогом восстановления порядка и защиты прав короля сенешалы Людовика Святого разрушили большое количество замков, мешали действовать другим юрисдикциям, кроме королевской, применяли в барониях указы, имевшие силу только в королевском домене, забирали в свои руки дорожную полицию в них, старались расширить собственные земли короля до пределов своего сенешальства. После альбигойских крестовых походов, разоривших столько семейств южан, в Жеводане и в Веле осталась знать из мелких бедных баронов, полу разбойников, группировавшихся вокруг двух могущественных домов, отступивших от альбигойства, — Пела и сеньоров д'Андюз. Бокэрские сенешалы вели жестокую войну с этой севеннской знатью, подорвали престиж Пелэ, лишили сеньора д'Андюз части его владений. Они проникли даже в Виварэ, имперскую землю, произвели там несколько аннексий, привлекли к суду епископа города Вивье. В Каркассонском сенешальстве одной знатной даме, не желавшей отказаться от своего права высшего суда, угрожали заключением в оковы, а епископ Лодевский оказался лишенным права принимать оммаж за короля и права высшего суда. В Бокэре было отменено консульство.

Злоупотребления, в которых обвиняли королевских чиновников на севере и западе, умножались на юге благодаря отдалению от короля и отсутствию контроля. Сенешалы взимали налоги, не оправдываемые обычаем, требовали выкуп со всего населения города в случае происшедшего в нем убийства, захватывали частную собственность, производили реквизиции, не уплачивая за них. Некоторые из них отличались нравами турецкого паши и не выносили ни малейшего сопротивления. Тот, кто позволял себе сказать, — что «сенешалы покровительствуют ворам» или «сенешал будет смещен», платили большой штраф. Вигье и «bailes» были еще менее популярны, потому что они были местные люди и было известно их происхождение, часто очень скромное[794]. Вигье следовали примеру, который показывали сенешалы, или отказывались повиноваться им; один из них, которого обвиняли в произвольном аресте, отвечал, что должен же он извлекать деньги из тех, у кого они имеются, так как он дорого заплатил за свою должность вигье. «Bailes» похищали съестные припасы, заставляли отрабатывать в свою пользу барщину, которой по закону не полагалось, замучивали мелкий люд всякими придирками, обидами и ужасными унижениями, так что их жертвы иногда предпочитали убегать из своей страны.

Королевская курия время от времени осведомлялась обо воем этом и искренно желала принять строгие меры. Но ее не всегда слушали и уважали. Сенешал Вильгельм дез Орм, взявший слишком большой налог с жителей Ружана, получил от них извещение о подаче жалобы королю: в ответ на это он посадил протестантов в тюрьму. Петр д'Ати, правивший при помощи террора Бокэрским сенешальством (с 1239 по 1241 г.), говорил: «Я охотно дал бы сто марок серебра, чтобы больше не слышать о короле и о королеве». Одной из своих жертв, взывавшей к королю, он отвечал: «Иди к…». Он преследовал Владелицу Алэ: ей удалось получить королевскую грамоту, а он заявил, что не станет этой грамоте подчиняться.

При этих-то условиях король в 1247 г. решил учредить институт ревизоров.

Людовик Святой, думая о совершенных несправедливостях, действительно мучился угрызениями совести. Неужели накануне своего отъезда в крестовый поход он не примет мер, чтобы их загладить? Неужели он оставит своих подданных в жертву произвола людей, которым, казалось, сам обычай обеспечивал безопасность? Он был из тех, которые способны и сами принять решение, но можно думать, что в данном случае его поощряли к этому церковные люди, у которых часто бывали поводы жаловаться на его чиновников, и даже его советники, которые должны были быть сердиты на сенешалов за их непокорность. К тому же у Капетингов было в обычае посылать своих дворцовых людей в объезды. Но принятая Людовиком IX мера имела совсем новый характер. Дело шло уже не о том, чтобы промышлять, как прежде, о выгоде короля, а, наоборот, о том, чтобы собрать все жалобы, накопившиеся против монархии, и удовлетворить их. Назначение ревизоров, заявил король в своей грамоте, написанной в январе 1247 г. будет заключаться в том, чтобы «принимать и разбирать письменные жалобы, которые можно принести на нас и на наших предков, а также устные заявления относительно несправедливостей и лихоимства, в которых провинились наши бальи, прево, лесничие, сержанты и их подчиненные». Кроме того, одного объезда не могло быть достаточно; и по возвращении из Палестины Людовик Святой приказывал устраивать их каждый год. Наконец, так как ревизия имела благочестивую цель, а именно загладить совершенные грехи, ревизорами являлись почти всегда духовные люди, в частности францисканцы, особенно вначале. Мало-помалу в их среду вошли и советники курии, которые председательствовали в комиссиях, так как выяснилось, что монахам недоставало опыта, и часто они давали себя обманывать. Но до самого конца царствования в народе держалось убеждение, что объезды ревизоров предназначены были для того, чтобы «оказать справедливость каждому, как бедному, так и богатому». После смерти Людовика Святого эти миссии совершенно изменили свой характер и имели своей целью, главным образом, вымогать деньги из подданных[795].

Альфонс де Пуатье, который управлял своим уделом таким же образом, как и король своим доменом, также распорядился устраивать ревизии для обследования злоупотреблений своих чиновников, но так как он отличался характером властным и менее доверчивым, он предоставлял меньше свободы своим ревизорам, и заявления, зарегистрированные миссией, обычно разбирались в его курии[796], которая пребывала в Париже, как и королевская курия. Королевские же ревизоры имели, наоборот, самые обширные полномочия самостоятельно устранять констатированное ими зло. Они терпеливо выслушивали жалобщиков, с серьезным видом записывали самые пустячные сетования какой-нибудь старушки, расспрашивали местных сведущих людей и, если нужно было, делали распоряжение о возврате неправильно взятого[797]. Короля, далеко не склонного противиться этому, одолевали, однако, сомнения. Он беспокоился о том, что в некоторых случаях при возвращении незаконно отобранного имущества, в частности имущества евреев, не всегда можно установить, кто имеет право на его получение; и он просил у церкви разрешения употреблять в таких случаях деньги на дела благочестия[798].

Результатом ревизий в области администрации явилось обнародование указов, 1254 и 1256 гг. об обязанностях бальи, сенешалов и прево[799]. Альфонс де Пуатье, поступавший всегда согласно со своим братом, издал подобные же указы для своих доменов[800] Бальи или сенешал, вступающий в исполнение своей должности, должен был поклясться на площади, что он будет судить правильно, уважать местные кутюмы, охранять права короля, не принимать никаких подарков, ни сам давать их советникам королевской курии. За этим следуют предписания, которые часто кажутся внушенными римскими законами о правителях провинции[801], например, в случае перемещения бальи обязан оставаться в течении пятидесяти дней на своем прежнем посту, для того чтобы те, кому он причинил какой-нибудь вред, могли взыскать с него убытки. Бальи и сенешалы не имели права без разрешения жениться, ни приобретать земли в своем округе. Им запрещалось взимать налоги, непредусмотренные кутюмом, употреблять хитрости или устрашение для того, чтобы вымогать деньги в, виде отступного, прибегать к пыткам в тех случаях, когда обвинителем выступает только один человек. Они должны были не допускать разврата и игры и сами должны показывать в этом пример. Наконец, как мы уже упоминали, они обязаны были устраивать собрания прюдомов, чтобы советоваться с ними о допустимости вывоза вина и хлеба. Это, впрочем, не было новшеством. По крайней мере, на юге система совещаний была в обычае. Дело шло, конечно, вовсе не о том, чтобы создавать парламент в миниатюре. В том случае, который нас сейчас интересует, король хотел воспрепятствовать своим чиновникам несвоевременно воспрещать вывоз, чтобы продавать затем купцам лицензии[802]. Такие собрания существовали не везде; но от некоторых из них, вероятно, ведут свое начало провинциальные штаты[803].