Мы видели, что Вильгельм Завоеватель, чтобы установить свою власть, в частности свою военную силу, использовал и англо-саксонские, и датские, и каролингские, и нормандские традиции. Он сохранил английское национальное войско fyrd и ввел нормандскую феодальную военную повинность. Нормандские короли пользовались также и наемниками. Эти принципы и эти обычаи подверглись в значительной степени вырождению в царствование Стефана и произвели беспорядок и анархию. Генрих II постепенно восстановил королевское войско.

Его предшественники сговорились с графами Фландрии, чтобы получать от них рыцарей и воинов (sergents). Многосемейное мелкое фламандское дворянство поставляло прекрасных солдат, сильных и храбрых, но страшных грабителей. Генрих О при вступлении своем на престол очистил от них королевство. Но вынужденный иметь наемников для своих войн во Франции, он заключил, начиная с 1163 г., ряд договоров с фландрскими баронами и роздал им денежные лены под условием оммажа; военная повинность, исполнять которую они при этом обязывались, равнялась одному рыцарю за каждые три марки ежегодной ренты. Такой же договор о поставке воинов он заключил и с графом Геннегау, который сделался его вассалом за ренту в 100 марок[325]. Ричард нанял для своего крестового похода в Святую Землю рыцарей и сержантов со всех стран Запада, и этих уэльсцев, брабантцев, фламандцев, наваррцев можно было потом видеть рядом с ним в его войнах во Франции. Иоанну Безземельному также пришлось пользоваться наемниками и даже злоупотреблять ими[326].

Генрих II для поддержания и восстановления порядка и Англии имел благоразумие довольствоваться своими рыцарями и fyrd'ом. В результате больших обследований, которые он произвел в 1166 г. в Англии и в 1172 г. в Нормандии, он заново установил число рыцарей, которых ему должен поставлять каждый главный держатель; при этом определялся и размер щитового налога, в случае если он потребует таковой с кого-нибудь из своих баронов[327]. Наконец, в 1181 г. он реорганизует и fyrd своей знаменитой Ассизой о вооружении. Этот любопытный указ имеет очень большое сходство с капитуляриями Карла Великого о военной повинности свободных людей. Все подданные, и знатные и просто свободные, должны иметь вооружение и присягнуть хранить его для службы королю. Тот, который держит рыцарские лены, кто бы он ни был, должен иметь столько кольчуг, шлемов, щитов и копий, сколько у него ленов; свободный мирянин, имеющий 16 марок дохода, должен иметь такое же вооружение, как и рыцарь; имеющий 10 марок дохода должен иметь панцирь, железную шапку и копье; остальные свободные — подбитый шерстью кожаный камзол, железную шапку и копье. Вывозить оружие за границу воспрещается. Разъездным судьям поручается составить на основании обследований при содействии присяжных списки свободных, распределенных по этим категориям, и принимать присягу относительно вооружения[328].

Та же ассиза запрещает экспорт кораблей и строевого леса» Это один из самых древних текстов, касающихся английского морского законодательства, происхождение которого затемнено легендой. Первые Плантагенеты, конечно, должны были заботиться о том, чтобы иметь средства быстрого и надежного сообщения с Нормандией, a Ричард Львиное Сердце собрал внушительный флот для своего крестового похода[329]. Начиная со времен Генриха II, конфедерация Пяти Портов, (первоначально Гастингс, Сандвич, Дувр, Ромни и Хайт) должна была, в уплату за свои привилегии, поставлять корабли во время войны[330].

Как реагировали англичане на наступательное движение этой могущественной монархии, хорошо обслуживаемой и богатой, которая стремилась восстановить общественное спокойствие и порядок и прерогативы нормандской королевской власти, исчезнувшие во время анархического царствования Стефана, и даже создать новое право и заставить всех подданных признать королевскую юстицию? Происходили ли между ними столкновения?

Происходили, и даже очень серьезные, в особенности в царствование Генриха II, но конфликты и реакция чередовались и оставили почти нетронутым дело, которое мы сейчас резюмировали. Объединение обиженных групп привилегированных произойдет лишь в эпоху Великой хартии. При Генрихе II было столкновение между королем и архиепископом Кентерберийским, потом восстание феодалов, которое было менее опасным в, Англии, чем на материке. Города, в частности Лондон, стали вызывать в королевской власти тревогу лишь в конце изучаемого периода.

Здесь не место излагать историю Фомы Бекета. Для нас важно лишь то, что мы узнаем из этой великой драмы об отношениях между церковью и государством в Англии в эту эпоху. Мы увидим, что Бекет не олицетворял собой церкви, ни даже английского духовенства. Этот прелат, страстный и озлобленный, не выносивший никакого принуждения, столкнулся с королем, ревнивым к своей власти, который не Сумел остаться благоразумным и проницательным до конца. На почве, на которой мир мог бы быть достигнут исключительно при помощи гибкой и осторожной дипломатии, с большим шумом наскочили друг на друга два гордеца. И тот, и другой плохо защищали свое дело; но для того, что служит предметом изучения в этой книге, интересно установить, в чем была суть вызвавшего это столкновение вопроса и как он разрешился.

Фома Бекет был сначала канцлером и другом короля, и Генрих II, думая, что может рассчитывать на него, заставил избрать его архиепископом кентерберийским (в 1162 г). Безупречный священнослужитель, Фома был надменным прелатом, сварливым и задорным крупным землевладельцем, несговорчивым подданным. Он уже оттолкнул от себя часть епископов и баронов, и Генрих II уже был раздражен занятым им положением, когда обнародование Кларендонских постановлений окончательно побудило их схватиться друге другом[331].

Имеющийся у нас протокол, без сомнения официальный, собрания, происходившего в Кларендоне (в январе 1164 г.), а также текст постановлений ясно указывают на то, как был поставлен вопрос[332]. Королевские советники, Ричард де Люси и Жоселин де Байёль, изготовившие этот текст, вовсе не намеревались вводить какое-нибудь новшество. Вот его начало:

«В присутствии короля была зачитана и утверждена некоторая часть кутюмов и вольностей и прерогатив предков короля, а именно короля Генриха, I и других, которые должны соблюдаться и поддерживаться в королевстве. И ввиду разногласий и споров, которые поднялись между духовенством, с одной стороны, и судьями сень ер а короля и баронами королевства по поводу этих кутюмов и прерогатив, этот просмотр был произведен в присутствии архиепископов и епископов, и духовенства, и графов, и баронов, и знатных людей королевства».

И действительно, дело в общем шло о том, чтобы произвести реставрацию, чтобы приостановить и свести на-нет успехи, сделанные в ущерб государству церковью и святым престолом или благодаря анархии времен Стефана, или в связи с григорианской реформой и новым каноническим правом. Английская церковь во времена Вильгельма Завоевателя, Вильгельма Рыжего и Генриха I в конце концов находилась в, подчинении; и дело шло о том, чтобы вернуть ее в это положение. Король находил, что некоторые прелаты стремились теперь к политической независимости; они забывали, что на них, как на баронах, лежат известные обязанности, не являлись в курию, отправлялись на материк заводить там интриги с разными подозрительными людьми. Право регалии оспаривалось, выборы епископов и аббатов не всегда производились согласно с волей короля, и избранный получал посвящение[333] раньше, чем приносил королю ленную присягу (оммаж). Король учитывал также и личные обиды своих баронов; отлучение производилось слишком поспешно и несправедливо; церковь отнимала у сеньора его крестьян, посвящая их в духовный сан без его согласия; она оспаривала права патронов церквей, которые должны были назначать бенефициариев. Но особенно захваты церковного суда неосторожно учрежденного Вильгельмом Завоевателем, угрожали светскому обществу и мешали восстановлению общественной безопасности. Церковные суды притязали на то, чтобы им одним судить виновных клириков, и убийцы отделывались лишением сана; эти суды оставляли за собой дела о долговых обязательствах под тем предлогом, что должник клялся заимодавцу; архидиаконы, алчность которых вошла в поговорку, всякими правдами и неправдами притягивали мирян к своему суду, чтобы несправедливо вымогать у них штрафы. Конфликты между светскими и церковными судами были тем более многочисленны, что происхождение и характер держаний часто являлись спорными; на какую-нибудь тяжбу, касающуюся светского держания, церковный суд заявлял притязания под тем предлогом, что оно было держанием «de franche aumône», а за королевскими судами не признавали права на установление, факта относительно этого пункта.