Это необычайное развитие королевских судов в Англии происходит параллельно с развитием законодательства и права. В какие-нибудь пятьдесят лет оказывается законченным один из самых быстрых переворотов, какой только знал Запад в средние века, в смысле централизации и установления монархического единообразия. В то время как раньше королевские судьи знали почти только та тяжбы, которые касались их господина, или общественного порядка, или людей, непосредственно зависящих от короны, новое законодательство привлекает к ним множество дел. Победа тем более важная, что она является окончательной. В ХIII в., несмотря на слабый отлив, отмеченный Великой хартией, подымающаяся волна королевской юстиции будет продолжать затоплять сеньориальную юрисдикцию. От этой последней останется лишь несколько островков[303].

Король в конце концов, считает, что иммунитеты («franchises») существуют только на основании его пожалования, что суд производится лишь по его уполномочию и что он имеет право отнять отчужденную им функцию. Но в то же время, учреждением присяжных Генрих II укрепляет в стране, и на долгие века, дух децентрализации и self government'а (самоуправления).

Благодаря Генриху II, который, как говорят, был способен к юридическому творчеству[304], и его советникам, высоко ценившим принципы римского права и знакомым с его техникой[305], английская монархия была единственной на Западе светской державой, которая создает общее право. Во Франции и Германии все еще преобладает местное обычное право. Для королевского суда в Англии характерно, что он мало считается с местными кутюмами и что своими ассизами и «приказами» (breve) он создает судопроизводство и право, доступные общему пониманию, в конечном счете благоприятные свободному среднему классу и враждебные сеньориальному духу[306].

Можно было бы прибавить: враждебные клерикальному духу, так как Генрих II хотел ограничить церковный суд и обеспечить наказание преступных клириков. Кларендонские постановления составляют значительную и характерную часть его законодательства. Но в этом он потерпел частичное поражение, и, с другой стороны, вопрос этот так тесно связан с конфликтом между ним и примасом Фомой Венетом, что лучше пока не говорить о нем. За исключением Кларендонских постановлений все законодательные документы царствования Генриха II называются ассизами. Словом этим обозначаются кроме того и заседания курии, а также присяжные, производящие расследования и устанавливающие фактическую сторону дела, и даже дело, при ведении которого применяется процедура ассизы[307]. До нас дошел текст Кларендонсхих ассиз (1166 г.), Нортгемптонских ассиз (1176 г.), Ассизы о вооружении (1181 г.) и Ассизы о лесе (1184 г.)[308]. Подобно каролингским капитуляриям, большей частью бывшим своего рода циркулярами, вручаемыми missi, чтобы помочь им разобраться в трудных случаях, ассизы, в большинстве своих постановлений, являлись скорее правилами для практического применения, чем законами. В таком же роде должны были быть и Ассиза о новом захвате (1166 г.?), Великая ассиза (1179 г.), Ассиза о смерти предшественника (1176 г.?), Ассиза о последнем представлении на приход, которые нам известны только по комментариям Гланвиля.

Мы еще будем иметь случай говорить об Ассизе о вооружении и Ассизе о лесе. Ассизы Кларендонские и ассизы Нортгемптонские были прежде всего обширными указами полицейского характера об устройстве облав на разбойников, которых в 1166 г. было еще великое множество и которых вновь породила гражданская война 1173 г. Впредь никакая привилегия не могла гарантировать безнаказанности преступников. Еще более важными в истории права являются ассизы, которые нам известны благодаря Гланвилю; они имели прецеденты и были основаны на процедуре, применявшейся ужа во времена Генриха I и Стефана; но эти ассизы систематически заменяют царство насилия царством закона, и они дают истцам возможность избегнуть волокиты феодального суда и варварских приемов судопроизводства. Они, однако, на ставят себе непосредственной целью уничтожение феодального суда. Они предоставляют всем скорую и рациональную процедуру, которой при случае может воспользоваться и сама знать. Они стремятся оградить владение, как нечто отдельное от собственности. То, чем человек владеет, нельзя у него отнять без вмешательства суда, даже если владение является в данном случае сомнительным. Например, после «смерти предшественника» его наследника нельзя насильственно лишить того, чем владел покойный. Предположим, что сеньор считает свои права превосходящими права покойника и захватывает оставшееся после него наследство; присяжные из соседей должны сказать, умер ли покойный, находясь в обладании данного держания, и является ли держатель, у которого оно отнято, его наследником; и если это окажется именно так, то он будет восстановлен в праве владения до решения суда.

Великой ассизой (1179 г.) баронам был нанесен еще более сильный удар, и они его стерпели, несмотря на та, что было затронуто самое право их творить суд: никакое постановление об отнятии владения, если дело идет о свободном держании, уже не могло быть вынесено без королевского «приказа», разрешающего возбудить судебное дело; с другой стороны, ответчик мог отказаться от судебного поединка (нормандский обычай, введенный после завоевания и очень непопулярный) и даже, если он был подсуден феодальному: суду, требовать, чтобы его судили королевские судьи[309].

Присяжные, к которым разрешалось прибегнуть, чтобы избежать поединка, представляли собой группу соседей, вызванных правительственным чиновником для того, чтобы ответить под присягой на какой-нибудь вопрос и вынести вердикт (le «vrai dit»)[310]. Это было учреждение франкского происхождения: франкские короли пользовались присяжными, чтобы обнаружить преступников и чиновников-лихоимцев; Вильгельм Завоеватель ввел присяжных в Англию и воспользовался ими, чтобы составить Domesday Book[311]. Но до Генриха II к ним прибегали чаще в порядке административном, чем судебном[312]. Генрих II не переставал пользоваться присяжными для получения нужных сведений, но ему принадлежит честь превращения их в судебное учреждение, скоро ставшее обычным. В делах о «новом захвате» присяжные отвечали на вопросы, устанавливающие факт, но тяжущиеся имели право объявить их вердикт для себя обязательным. Наконец, в каждом графстве двенадцать человек от каждой сотни и четверо от каждой деревни должны были делать перед разъездными судьями заявления об убийцах и ворах; шерифам было дано распоряжение пользоваться обвинительными присяжными для обнаружения преступлений.

Такие «обвинительные присяжные» сотни, во времена Генриха II намечавшиеся шерифом, с конца XII в. стали выбираться. Способ производства выборов, внушенный одним церковным обычаем (la voie de compromis — выборы через посредников), был сложный: в средние века к простым избирательным системам относились вообще с недоверием. Нотабли графства, вероятно те, которые заседали в курии, избирали четырех рыцарей, а эти четыре рыцаря от графства избирали двух «полноправных рыцарей» на каждую сотню (hundred); эти два «полноправных рыцаря» (legales milites) вместе с десятью другими, которых они избирали сами, и составляли коллегию присяжных сотни. За недостатком рыцарей могли быть избраны простые свободные[313].